Любви все роботы покорны (сборник)
Шрифт:
Этого стерпеть Яр не мог – ударил хлестко, резко выбросив руку вперед. Заур этого ждал, легко увернулся и попытался по-самбистски провести захват. Но Яромир уже танцевал.
Плавное движение, удар в корпус, присяд, подсечка. Противник летит в снег, ловя ртом воздух.
– Ансамбль песни и пляски, – сплюнул Заур и снова бросился на Яра.
Зря с таким пренебрежением. Боевой пляс на основе древних методик и современной биомеханики. Красиво и безотказно: ритуальная борьба за женщину на Ирии – элемент управления неизбежной агрессивностью.
Заур не успевает нигде, ладони и ступни Яра сами находят уязвимые места, и спас падает, упрямо поднимается, снова падет, но снова поднимается, плюясь уже кровью.
Яр повысил интенсивность, еще немного, и его удары бы начали реально калечить – и спас, похоже, сломился. Заур замер, скорчившись на снегу, подобрав под себя руки-ноги и тяжело дыша.
Обязательный ритуал примирения. Яромир приблизился, наклонился, протягивая руку… но на лодыжке молниеносно защелкнулся карабин.
Держать веревку спас умел – даже под градом ударов сбросить его не получилось. Яр не понял, как оказался спутанным хитроумными узлами, а Заур уже тянул петлю на его шее.
– Знаешь, ты, «человек сверху», – горячо дыша, зашипел он в самое ухо, – отшельник Вадим очень мало с кем разговаривает. Только со мной. Он – умкхера… безумный…
Яр попытался как-то вырваться, тщетно. Багровые круги вспыхнули перед глазами.
– …но кое-что рассказал. Вы, эмпаты, умеете вещать свою радость. А с Вадимом на Ирии испытывали другой метод. Там, где радость будет бессильна, вы станете вещать свой страх, голод, боль. Не хочешь попробовать?..
Что несет этот псих? На Ирии практикуются разные игры – боль тоже бывает сладостной.
– …б’ги мастуун – настоящую боль, не ваши забавы…
Легкие сейчас взорвутся без воздуха.
– …Ирий – не только пряник…
Похлопывание ладонью, признание поражения, обозначение конца схватки. Бесполезно?
– …а еще кнут…
Голос доносится издалека-издалека. Есть еще какие-то голоса, но они еще дальше, их не разобрать.
– …он просил меня больше никому не рассказывать, но тебе уже можно…
Судороги. Это как единение, только – с болью.
– …тут много свидетелей, но они признают мой цхэор…
А потом все заканчивается.
Данка кричала, пыталась оттащить, молотила кулаками в широкую спину. Остальные просто стояли, молчали и ничего не делали. А Заур медленно и неотвратимо душил небесного, что-то нашептывая на ухо.
Она выхватила у кого-то из рук ледоруб и с размаха несколько раз плашмя ударила спаса по шлему – только тогда объятия разжались. Яр с хрипом сполз на снег, Заур, наоборот, поднялся, недоуменно тряся головой.
– Заур, прости. Бочус деш хаццхуоэли… не вернешь этим Бочу. А Яр просил пощады – все видели. И он – мушгури. А там еще – французы, такие же гости.
Заур снял каску, осмотрел следы от ударов, грустно цокнул языком:
– Бешеная ты,
Теперь можно было немного расслабиться. Она присела на корточки возле Яромира:
– Живой?
Горло болело, голова кружилась: говорить было трудно – он кивнул. Движение отдалось в висках.
– Что ему сделается? – буркнул Заур. – Им столько воздуха не надо, сколько нормальным людям.
Яр дышал полной грудью – ничего подобного, оказывается, воздуха много не бывает.
– Ты его отпустишь? – снова повернулась к спасу Данка.
– Пусть идет. Сам. Слышишь, сверхчеловек? Скажи ей спасибо. Тебе туда, вверх, – показал Заур на север, в сторону частокола горных пиков. – Через полкилометра – Федерация. Погранцы, подогретая арака и портативная «скакалка». Или вон, вниз, – и указал на запад, на ледопад, – день пути – Мазери, до Местиа автобус ходит.
Яромир распутал веревки, поднялся, что-то хотел, видимо, сказать, потом безнадежно махнул рукой и пошел на север, проваливаясь в снег, кашляя и шатаясь.
Данка вздохнула – похоже, небесных все-таки тянет исключительно вверх. Вон и тот отшельник поселился не где-нибудь, а в Ушгули – самом высокогорном поселке в Европе.
Отсюда до границы и в самом деле не больше километра, только проходит она через гребень Большого Кавказского хребта. Шансы преодолеть его, а потом спуститься, без навыков, без снаряжения – никакие.
Даже направься Яр в единственно разумном направлении, вниз через Ушбинский ледопад, по Шельдинскому леднику, километров пятнадцать горными тропами до ближайшего поселка – расклады получались скептические.
Девушка выразительно посмотрела на Заура.
– Гкхэрбету йусгюуни, – не моргнув, выдержал ее взгляд спас.
– Это неправильно. Извини, Заур.
Спросив у владельца, можно ли забрать с собой его ледоруб – ей разрешили, – Данка точно так же прихватила моток веревки, окликнула Яромира и показала, чтобы шел за ней, на ледопад.
– Маэрью-диво, – пробормотал спас себе под нос.
«Огонь-девка». Данка эти его слова как-то услышала, обернулась и с улыбкой помахала рукой.
Девчонка догнала Яра и, хоть он отнекивался, обмотала веревкой, соорудив импровизированную обвязку. Отмерила двенадцать метров, посередине затянула три узла-петли, потом обвязалась сама, остатки бухты закрепила за спиной.
Проинструктировала Яромира:
– Пойду первой. Вы идете точно за мной. Веревка внатяг. Если я проваливаюсь – падаете на бок, тормозите ногами и этой штукой, – вручила ему ледоруб. – Узлы тоже о край трещины будут подтормаживать. Главное – ничего больше не делаете, только держите. Сама вылезу.
– Как?
– Как Мюнхаузен. И вот еще: если от меня пять минут никаких вестей не будет, распускаете вот эту петлю, освобождаетесь от обвязки. И тогда дальше сами. Под ноги внимательно смотрите, чтобы в трещину не упасть. Может, повезет.