Люций: Безупречный клинок
Шрифт:
— Где же Рипакс? — он услышал как Кадарн зарычал по воксу. Пыль немного улеглась, позволив Люцию разглядеть неуклюжего товарища сквозь суматоху. Пурпурно-синий лак был содран, повредив наплечник воина до праведного золота — символа двойного топора, который выдавал прежнюю геральдику его легиона.
— Где «Когтистая Королева»?
И, словно в ответ, само небо закричало, дабы приковать взгляды к тому, что приближалось.
Её воинственная, птичья форма расколола небеса в яростном крике прямоточного двигателя. Корпус из кораллов и блестящей платины мерцал в свете варпа, сверкая подобно рыбе, чья чешуя отблескивает при прыжках
«Когтистая Королева»
Основное орудие звездолёта взревело. Часть воинов XII легиона испарились, вместо них остался только тлеющий кратер, усеянный обломками брони и обугленной плотью. Осколки меди и багрового керамита падали на поле битвы вперемешку с кровью, подобно редкому дождю. Потрескивающие энергетические заряды вырвались из кончиков её крыльев, расплавляя демоническую почву в радужные пятна, которые кристаллизовались над умирающими воинами, делая их похожими на насекомых в янтаре.
После того, как корабль пронзил небосвод демонического мира, оставив позади последние горящие остатки входа в атмосферу в виде тянущихся лент бледного огня, экипаж «Когтистой Королевы» выполз из отсека, чтобы повиснуть на продуваемых ветром крыльях. Они хотели ощутить, как ветер терзает их, услышать его хлещущий крик, прежде чем броситься вниз и присоединиться к кровопролитию.
Под драконий рёв двигателей, выходящих за пределы допустимых норм, «Когтистая Королева» резко развернулась и взмыла ввысь, скрывшись во тьме. Сила маневра корабля, казалось, встряхнула его крылья и, подобно хищной птице, он сбросил с себя перья. Скопление тёмных размытых фигур веером рассыпалось по небу. Они приобретали четкость, приближаясь к земле.
Крики пронзили воздух и Люций рассмеялся.
I.V
Пока воины Когорты Назики сражались с Пожирателями Миров в тени трупа «Бойцовой псины», Чезаре вёл свою собственную битву.
Битву, в которой он проигрывал еще со времён Скалатракса, со времён Гармонии, вполне возможно, что и со времён Терры. Священный акт даже в сияющие дни возвышения легиона, ныне он стал самой сакральной обязанностью апотекария в отношении его павших братьев и превратился из благоговейного ритуала в сущий ад. Еще один бесполезный гвоздь, забитый в крышку гроба Детей Императора.
Перчатка-нартеций на руке Чезаре задрожала, издавая чирикающее потрескивание насекомого из встроенного ауспекса. Уже давно перчатка перестала быть вещью чисто механической, чем вызывала раздражение у апотекария. Он слышал крики, доносящиеся из обломков и принадлежащие мертвым душам в доспехах. Вопли братьев, ставших не более чем урожаем для апотекария.
Чезаре присел на корточки рядом с трупом легионера. Доспехи мертвого были выжжены до черноты, но сохранили большую часть своей первоначальной зазубренной формы вместе с небольшими вставками яркого цвета, что позволяло опознать воина Когорты Назики. Апотекарий одним движением перевернул труп
Вытянув пальцы, Чезаре принялся за сбор геносемени. Пилы и виброскальпели его нартециума жужжали, разрезая обугленный керамит. Под шлемом апотекарий стиснул зубы, раздвигая бронепластины, сплавленные вместе жаром падения сквозь атмосферу. Приложив достаточно сил, ему удалось расколоть броню как почерневшую яичную скорлупу. Сунув пальцы внутрь, Чезаре раздвинул горжет павшего.
От обугленного бледного тела несло гарью и гниющим жареным мясом. Эта вонь была столь же привычна для Чезаре, что и чистый воздух. Возможно, даже более привычна. Он откинул голову умершего брата назад, прижав кончик редуктора к челюсти. На него упала тень, и апотекарий отпрянул в сторону.
Искалеченный и бормочущий что–то себе под нос в мучительном бреду Пожиратель Миров, словно пьяный, прыгнул на Чезаре. У воина XII легиона отсутствовала половина левой руки до локтя, и он подумал, что вставить в рану зазубренный кусок разбитой обшивки корпуса «Бойцовой псины», используя его как импровизированный клинок, будет весьма недурно. Кровь всё еще стекала по почерневшему от огня железу, прерывисто капая, пока рука дрожала от болезненной ярости.
Чезаре уклонился от горизонтального удара, нацеленного ему в горло, развернулся и, сделав пируэт, выполнил диагональный ответный удар. Корона из кабелей с дредами, вшитых в череп Пожирателя Миров, искрилась от неисправности, гроздья оборванных соединений свободно свисали с его висков, а из разорванных проводов капала отвратительная тёмная жидкость. Чезаре отскочил назад после очередной атаки одурманенного болью легионера и поднял свой нартеций. Противник снова атаковал.
Пожирателя Миров окутал розовый туман, и он остановился на полпути. Сын Ангрона замер на мгновение, его зрачки сокращались, а веки беспорядочно смыкались. Чезаре дал ему распыленную разновидность наркотика-амброзии, приготовленного для битвы. Несмотря на то, что чаще всего вещество использовали для кратковременного лечения, улучшения здоровья собратьев на поле боя, или, в совсем разбавленных дозах, для усмирения и опьянения рабов, облако, которое распылил Чезаре из перчатки, являлось чистым наркотиком. Для непривыкших к его действию он вполне мог оказаться смертельным.
Апотекарий смотрел, как Гвозди Мясника в голове Пожирателя Миров дымятся и извиваются, и как параллельно с этим противоречивые волны агонии и блаженства сотрясают мозг легионера.
Сломанные болевые имплантаты проигрывали всепоглощающему экстазу, созданному Чезаре. Психопатический слюнявый хохот заклокотал на губах Пожирателя Миров. Он вцепился уцелевшей рукой себе в лицо, запуская пальцы всё глубже и глубже в плоть и отдирая куски кожи толстыми полосками. Потом он провёл рукой с эрзац-клинком по доспехам, наслаждаясь диссонирующим визгом металла по ржавому керамиту. Воин упал на колени и выгнул спину дугой, дрожа от неконтролируемого ликования, граничащего с истерикой.
Смех резко оборвался — Чезаре выстрелил ему в голову, разнеся затылок с влажным хрустом расколовшейся кости. Холодное безразличие не сходило с лица апотекария. Кровь, бьющая фонтаном из Пожирателя Миров, покрывала землю мира демонов, приковав к себе взгляд Чезаре. Почва стала ярко-красной. Даже нечеловечески ярко-красной. Невероятный, ослепительно красный цвет, даже более красный, чем все то, что апотекарию приходилось видеть до этого момента.
Легионер фыркнул, вытряхнул из шлема остатки амброзии и снова склонился над своим поверженным братом. Долю секунды он не мог опознать тело — останки практически сгорели дотла, — но быстро понял, кому они принадлежат.