Люди долга и отваги. Книга вторая
Шрифт:
— Вы курите? — спросил он, разглядывая содержимое сумочки.
— Когда как… — Женщина смешалась.
Следователь открыл пачку. Вместо сигарет она была набита денежными купюрами крупного достоинства. Сосчитал. Оказалось 520 рублей.
— Откуда у вас деньги?
— Странный вопрос. Накопила. Разве это деньги? Подумаешь…
Майор отложил в сторону пачку и занялся телеграфным бланком. Он был весь исписан цифрами, буквами, названиями городов: Магнитогорск, Донецк, Одесса, Курск… «Код», — догадался он.
— А это тоже накопили? Интересно, как и зачем?
Женщина заплакала. Слезы, размывая краску на веках, оставляли на щеках темные грязные подтеки. Лицо сразу стало
— Что теперь со мной будет… Муж бросит, а у меня ребенок.
— Раньше нужно было думать, голубушка. Придется отвечать. Могу только сказать, что чистосердечное признание может облегчить вашу участь.
9.
…Все началось с мелочи. Той самой мелочи, которую она присваивала в отделении связи на вокзале. Нечистую на руку телеграфистку наказали — перевели в почтальоны. Молодой женщине дали возможность одуматься, сделать выводы. И она сделала выводы, только совсем не те, что от нее ожидали. Вместо осознания своей вины — озлобление «несправедливостью»: ее, телеграфистку высокой квалификации, — и вдруг простой разносчицей почты, как какую-то девчонку. Она еще докажет всем, на что способна, и докажет это не как-нибудь, а с помощью телеграфного аппарата, от которого ее отстранили. Легкомыслие, бездумное стремление к «красивой» жизни, уверенность в безнаказанности, помноженные на весьма шаткие нравственные устои, — вот истоки ее преступления. То, что казалось мелочью, стало крупным нарушением закона.
Паспорт, забытый рассеянной получательницей почты до востребования, она не сдала в милицию, а хранила у себя. Переправила первую букву в фамилии, серию, и родилась на свет «гражданка Шуфлынина». Без особого труда удалось узнать служебный реквизит, которым сопровождаются телеграфные переводы. Вскоре подвернулся удобный случай. Вечером 25 апреля она осталась в отделении вдвоем с телеграфисткой Людмилой В., своей приятельницей. Людмила торопилась домой. Предложила подежурить вместо нее у телеграфного аппарата. Доверчивая Люда оставила ключи и ушла. Этого-то момента только и ожидала «Шуфлынина». Опытная телеграфистка, она сумела отключить автоматическое устройство аппарата, которое в начале передачи печатает на ленте «КШН-38» («Кишинев, 38-е отделение связи»), и вручную отстукала «Одесса, 10», изменив время передачи. В двенадцать районов Молдавии пошли фиктивные переводы. Получив их, поддельный паспорт — важную улику — сожгла.
Прошло несколько лет. Однажды Вержбицкий задержался на службе и собрался домой, когда уже смеркалось. Стоял погожий сентябрьский вечер, и майор решил немного пройтись. Он не спеша шел по главной улице, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Его обгоняли торопившиеся по своим делам люди. Вдруг в толпе мелькнуло женское лицо, показавшееся знакомым. Вержбицкий невольно замедлил шаг. Остановилась и женщина. Майор вгляделся в постаревшее, осунувшееся лицо и с трудом узнал «Шуфлынину». Она тихо сказала:
— Не удивляйтесь, Владимир Николаевич, это я. Очень, наверное, изменилась?.. — Помолчала. — Досрочно меня освободили… за хорошую работу. Да что толку-то. Муж все равно оставил, и ребенок с ним. Но я никого не виню, сама виновата. И к вам зла не имею…
Она хотела сказать еще что-то, но махнула рукой и пошла своей дорогой.
Вячеслав Варфоломеев
И В МИРНЫЙ ЧАС…
В безлюдных чистых коридорах областного Управления
За дверью застрекотала пишущая машинка. Машинистка печатала приказ. Последние его строки отлить бы в металле:
«…начальника тыла штаба пожаротушения капитана внутренней службы Афонича Владимира Федоровича навечно зачислить в списки личного состава Управления пожарной охраны…»
Я не был знаком с Владимиром Афоничем. Видел его один только раз. Гроб стоял в клубе Управления внутренних дел облисполкома. Менялись люди в почетном карауле. Откуда-то лилась едва слышная печальная музыка. Было много венков и цветов. На бархатной подушечке, мерцая в приглушенном свете, лежала медаль. Мимо гроба шли молчаливые люди. Чей-то ребенок, мальчишка лет четырех, потрогал медаль тоненьким пальчиком и неожиданно громко спросил:
— Пап, а что он сделал? Этот дядя что сделал? А?
Отец, стоявший неподалеку старший лейтенант милиции, остановил его, шепнув:
— Тихо, Дениска!
Он взял сына за руку и повел к выходу. Тот засеменил ножками, то и дело оглядываясь.
— Ну скажи, что он сделал? — спросил Дениска уже не так громко.
— Совершил подвиг.
— А как?
— Потом расскажу. Помолчи.
На улице ярко светило солнце, электронные часы на здании управления отсчитывали и отсчитывали минуты. Под строгими и торжественными голубыми елями, расхаживая по газону, ворковали голуби. По широкому проспекту бесконечным потоком мчались машины. Было по-августовски тепло.
Через несколько дней в этом же здании на проспекте Ленина, в одной из тихих прохладных комнат, я листал «Личное дело» капитана Афонича. Страницы его жизни. Вся она — 31 год, 6 месяцев и 21 день — уместилась в этой тоненькой серой папке. Впрочем, это, наверное, не так. Она вдруг как бы спрессовалась, уложилась в те скоротечные минуты и секунды, которые отвело ему его главное дело там, на пожаре, в горящем складе, и последний ее ярчайший миг озарил эту жизнь негаснущим светом подвига. Все, что было до этого, — годы, месяцы, дни — все шаг за шагом приближало его к той пылающей черте, которую он переступил и геройски преодолел, как солдат в решающую минуту атаки. Он и был солдатом. Бойцом огненного фронта.
После гибели капитана Афонича в его рабочем столе нашли среди разных бумаг листок с выписанной из «Боевого устава пожарной охраны» статьей. Может быть, понадобилась ему для занятий с бойцами. Может быть, положил, чтобы всегда была под рукой. Как-то на дежурстве он сказал своему товарищу:
— Можно много говорить о нашей службе — боевая, героическая, трудная, опасная, романтическая. И все будет правильно! А весь смысл ее — в этой третьей статье!
Вот она, третья статья:
«Работники советской пожарной охраны должны быть беззаветно преданными своей социалистической Родине, делу Коммунистической партии и Советскому правительству, вести боевые действия по тушению пожаров с полным напряжением моральных и физических сил, проявлять при этом мужество, смелость, инициативу, находчивость, стойкость и, невзирая ни на какие трудности и даже угрозу самой жизни, стремиться выполнить боевую задачу во что бы то ни стало».