Люди Дромоса
Шрифт:
В тот период, в который предлагаю вмешаться я, наши оппоненты ещё не владеют неслыханными технологиями. Они лишь стоят на пороге открытия. И пассивное поведение непростительно.
Самоубийство в их обществе находится на первом месте среди других причин смертности! Четверть всех госпитализированных - пациенты психиатрических больниц, а население планеты и ее правители беспомощно взирают на продолжающийся распад культуры, "лучшей и самой яркой надежды" их мира.
В любой из наших реальностей убийство одного человека - чрезвычайное происшествие со всеми вытекающими последствиями,
– Закончил он и, глядя на мою скептическую улыбку, обеспокоено спросил.
– Я вас не убедил?
Не, ну что за люди а? Я, может, и так весь из себя совершенно согласный. Так нет же, ему ещё ростки фанатизма требуются. Наверное, проникнувшись торжественностью момента, я должен прижать руки к сердцу и произнести что нибудь высокопарное. Если не ошибаюсь, то именно Вольтеру приписывается изречение: "Я не согласен с вашим мнением, но готов отдать жизнь за то, чтобы вы могли его высказать". Должно быть, подошло бы. Но, как вы понимаете, пришлось Господину Аббату обойтись без моей моральной поддержки.
И, вместо этого, я лишь улыбнулся.
– Да с вами я, с вами.
Но он поджал губы.
– В том, что я сказал, есть что-то смешное?
Нет, это был высший кайф, поменяться с Гроссмейстером ролями. Не всё ж ему, прозорливому, скалить зубы.
– Да так… - Неопределённо промычал я.
– Анекдот вот вспомнил. И, под его вопросительным взглядом выдал.
– "Суслики - весьма осмотрительные зверьки. Они встают на задние лапки и внимательно смотрят вокруг. Не спешит ли к ним росомаха? Не летит ли коршун? Не бежит ли злая собака? И самые смекалистые и наблюдательные получают бампером в лоб".
Как видно, слишком долго оставаться серьёзным не в его правилах, так как он тут же заржал.
– Что ж, оптимизм очень радует.
И, тронув меня за плечё и кивнув на прощание, вышел.
М-да… Всё же начальство - оно везде начальство. И без накачки ни одно большое дело не начинается…
Мать вашу, да что же это такое, а? Знал бы, так лучше б с семьёй побыл…
На этот раз стучать не стали и, на правах давнего друга, Лёнька ворвался как к себе домой.
– Привет!
– Здорово.
– Я не скрывал недовольства и проворчал.
– Кто-то умер?
– Да нет… Просто, зашёл поговорить…
Блин, ну заладили. Будто последний день живу. Мне ж, по крайней мере ещё несколько дней вариться в этой гадости. Да ещё парафин в морду закачивать. Да ждать пока заживёт…
Но Лёнька, торопясь вывалить всё что накопилось и стараясь убедить уже понёс…
– Самая главная отличительная черта нашего времени это то, что мы живём в веке информации. А в будущем - почти вся она станет цифровой…
В таком духе Лёнька может говорить часами, и я поспешил прервать словоизлияния.
– Да будут тебе ихние компы, будут.
– Успокоил я нашего программиста. Можешь спать спокойно.
Улыбка, расцветшая на Лёнькиной репе могла осветить комнату не хуже стоваттной лампочки.
–
И, не желая больше надоедать, а так же портить настроение, нарываясь на отказ, он выскочил за порог.
39
С самого утра у меня было препаршивейшее расположение духа. А каким оно должно быть, скажите на милость? Это, уж поверьте на слово, похуже, чем визит к зубному врачу. И, в преддверии "смены имиджа" я чувствовал себя очень даже не в своей тарелке.
Спустившись к завтраку, то и дело ловил заинтригованные взгляды, что ещё больше заставляло нервничать. И, дабы не оттягивать мучения, по быстрому проглотил всё, что лежало на передо мной и поскакал к Ритке в лабораторию.
Та уже ждала… И, должен вам сказать, это просто какой-то ужас. Меня радели догола и, уложив на стол, занялись вивисекцией. Ибо никак иначе назвать то, что сделали со мной, не могу. Подстригли, но это ерунда. Дальше - больше. Выщипали всю скудную растительность на лице, заменявшую бороду и усы. Сказали, что иначе - никак нельзя, ибо у "этих" на фэйсах волосы не растут. Затем закачали под кожу лица малёк парафина, отчего моя морда стала похожа на… а, лучше не расстраиваться понапрасну. По крайней мере, мне твёрдо обещали, что когда всё кончится, путём небольшого хирургического вмешательства мне вернут прежнюю мою харю.
Дальше же начался вообще мрак беспросветный. Вас когда ничудь варили живьём? Что? Не пробовали? Советую и не начинать. Меня, приедварительно подвергнув полной депиляции, уложили в чан с краской и вымачивали в нём довольно долгое время. Кожу жгло, щипало, и всё тело чесалось так, что не приведи Господь. Кое-где проступили красные болячки, и я готов был выть от отчаяния. Право, не знаю, что удержало меня от искушения "отменить" весь этот кошмар. Наверное, любопытство.
– Со временем это пройдёт.
– Утешила Ритка, и снова принялась за старое, доводя моё бедное тело до кондиции трупа, лежащего на соседнем столе.
Трупа пришельца, разумеется, один из которых Генерал распорядился доставить в лабораторию. Впрочем, если позволите, я опущу подробности, так как даже вспоминать об этом… Б-р-р… Одна радость, что Ритуся сжалилась и, дабы облегчить страдания подопечного, разрешила в качестве обезболивающего впотреблять… Ну, сами понимаете что… Так что, эти несколько дней я провёл в полувменяемом состоянии, время от времени, поглядывая на всё, что могло отражать изображение и заливаясь безудержным хохотом. За что удостоился молчаливого укора её ассистентов, который, ничтоже сумяшеся, игнорировал. Тоже мне, моралисты хреновы выискались. Вот побывали бы в моей шкуре…
Дня через три, когда, по словам компрачикосов, краска высохла и обрела "устойчивость к внешним воздействиям", за меня принялись татуировщики. Как видно, радикально зелёный цвет моей морды, и качество контрабандного красителя, сделанного на Малой Арнаутской, не отвечали всем высоко эстетическим требованиям мучителей. Всё бы ничего, если бы её хоть было видно. Так нет же, практически неотличимая, она покрывала тело какими-то непонятными узорами в самых интимных местах. В смысле, спрятанных под одеждой.