Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
– Может, дать тебе моего человека в помощь. Чтобы тебя никто не трогал? Он отрицательно покачал головой:
– Меня и так никто не тронет… Поверь мне – сегодня ни одна мамка не выпустит на улицу свое дитя. Ади в городе!!!
Обед с Хайдером
После ухода Ади, я недолго оставался одни. Реннер поел быстро, и закончил, когда моя трапеза едва перевалила за половину. Когда он ушел, служанка убрала за ним приборы, смахнула крошки со стола и мило мне улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, но, вероятно, получилось у меня это не весьма, потому что девушка тут же задумалась и упорхнула. После вчерашнего еда просто не лезла в меня. Я буквально запихивал каждую ложку, но все же занятие это не бросал. Особых дел сегодня не предвиделось, и я мог себе позволить немного побездельничать. По крыльцу загрохотали подбитые железом сапоги. Я узнал по звуку – идет Хайдер. И действительно, дверь с грохотом отворилась, и постояв чуть на пороге в зал вошел
– Говорят, ты вчера ужинал со смертью…
– Сарказм неуместен…
– А, понял, хуже, чем ужин со смертью может быть только завтрак с ней же… К слову… – Он повернулся к кухне и проорал: Меня кто-нибудь кормить здесь собирается!?! Обед господину лейтенанту!
– Слушай… – продолжил он шепотом, оборачиваясь ко мне, – а почему ты его не прирезал?…
– Потому что он не прирезал меня…
– Не скажу, что логично, но тоже ответ… – согласился Таден Принесли обед, Хайдер кивнул и принялся за еду.
– Скажи мне, Таден, одну вещь… Он оторвался от еды и посмотрел мне в глаза:
– Да?
– Я хороший командир? Таден задумался, но ненадолго:
– Я рад, что я служу с тобой…
– Я вчера был пьян…
– Что с того? А я напьюсь сегодня. Кампанию не составишь? Я отрицательно покачал головой. Хайдер засмеялся:
– Значит, ты не спился… За окном побиралась старушка Она стояла на тихой улочке с мисочкой. На свое место она выходила рано утром и уходила только когда начинало смеркаться. Нищенствовала она, скорей по зову души – одета она была вполне пристойно, да и той мелочи, что ей подавали, явно не хватило бы на жизнь. Место было нелюдное – буквально за углом бы ей подавали бойчей, но она стояла именно здесь. Когда я шел по этому проулку, я будто невзначай переходил на другую сторону, чтобы не слышать ее стенаний. Я никогда не подавал милостыню, ибо она унижала как дающего, так и принимающего, тем более, что она в ней вряд ли нуждалась. Но совесть не смотря на это продолжала мучить. Я показал на нее Хайдеру.
– Видел? На мгновение он оторвался от трапезы и посмотрел, куда я указывал и кивнул. Он не мог ее не видеть – порой он проходил мимо нее пару раз на день.
– Если бы на этой дороге можно было бы за кем-то шпионить, я бы подумал, что именно это она и делает. Хайдер повернулся еще раз, поморщился и отрицательно покачал головой:
– Не думаю… – и опять вернулся к еде.
– Ну почему же… Представь, ночью она возвращается в свой дом, зажигает лампу, сбрасывает эти тряпки и предстает прекрасной дамой, которая садится за шифры….
– Когда состаришься, будешь книги писать… Но сразу предупреждаю – такое я уже где-то читал… Просто старушка живет одна, ей скучно и она выбирается на людей поглазеть. А побирается, чтобы совместить приятное с полезным…
– Неприятное с бесполезным… – по привычке отозвался я. Хайдер отложил ложку и потянулся к чашке…
– А ч-ч-ч-ерт, все холодной! Распустил ты их тут! Эй, слуга! Я улыбнулся – Хайдер всегда пил только кипяток, но пока он ел, настой успевал остыть. Даже просто теплое питье его раздражало.
– Не кипятись… Придержи-ка чашку… Я бросил заклинание – вода забурлила, на поверхности выступила пена. Таден отхлебнул:
– Горячая, зараза…
– А ты думал… – улыбнулся я. Он пил мелкими глотками, затягивая с жидкостью изрядно воздуха. Звук получался свистящий, многих он раздражал, но только не меня. Для Хайдера это было вроде ритуала – даже вместо жестяной солдатской кружки он возил маленькую фарфоровую чашку. Он берег ее, в дорогу оборачивал ее полотенцем. Он пил, сжимая ее меж ладонями, грея руки и вдыхая аромат. Наверное, это было для него вроде домашнего уюта, вместо семьи и жены… Я все-таки нашел его – хотя мне это стоило изрядно времени, денег и нервов. Признаться, я думал, что его нет в списках живых – в мясорубке вроде моей, среди нижних чинов отбор был пожестче. Но он выжил. К нашей встрече он успел примерить мундир лейтенанта и поучаствовать в одном восстании и в двух кампаниях. Не то чтобы мы знали друг друга давно – но при нашем стиле жизни друзья просто не успевали состариться. Мы познакомились в беде, а это сближает быстрей и прочней. Если быть совершенно точным, то искал я многих – список был в пятнадцать человек. Искать оптом оказалось дешевле. Но нашелся только Хайдер – была, знаете ли, война… На момент встречи он был без дела, если не считать делом выздоровление после очередного ранения. Поэтому на мое предложение о работе он согласился легко. Обычным делом было, когда желающий выслужиться командир, брал наихудшую часть и выводил ее в лучшие. Я дал Тадену не самый плохой взвод – хотя плохих взводов у меня просто не было. Салаг в моем заведении не было изначально – я не хотел превращать войну в богадельню Почти сразу же от него начали просить перевода, хотя никого из своих солдат я бы слабаками не назвал. Таден был беспощаден – и в первую очередь к себе. И действительно – со временем он превратил свой взвод в лейб-штандарт. Возможно, это было сепаратизмом, но я смотрел на это сквозь пальцы. Номинальным командиром все равно оставался я.
– Таден, – наконец сказал я, – через пару дней я сдам тебе командование.
– Не понял?…
– Мне надо кой-куда съездить…
– Куда? Меня ты не берешь? Может подобрать тебе охрану.
– Не надо. Я еду к смерти и поведет меня смерть…
– Реннер?… Я кивнул.
Уход Ади
Не скажу, что день был заполнен событиями. В общем, не было бы ни одного дела, которое бы нельзя было бы или отложить или перепоручить. Вероятно, в иной бы день я так и сделал, но ввиду вчерашнего, я пытался доказать себе и в первую очередь другим, что могу нормально работать. Потом я все же нашел себе иное занятие – коль скоро мне предстояло пуститься в путь, я решил сменить обличье. Магия здесь была ни при чем – в обиходе у меня было два лица, и право-слово, я не знал какое из них истинное. В тот момент я носил усы. Борода у меня росла клинышком, что меня бесило
– она мне совершенно не шла. Но бриться было лень и обычно я ходил с недельной щетиной. Прическа тоже была довольно запущенной. Несмотря на кочевой образ жизни, я часто мыл голову: где-то раз в два дня. Ввиду этого мог позволить себе довольно длинные волосы. Говорят, они мне шли, опять же я привык к ним. Вдобавок, благодаря такой внешности, я казался немного старше своих лет. В интересах дела я скрывал свой истинный возраст. Увидев во главе стола переговоров не старика, говорящие чисто рефлекторно пытались меня надуть. Однако, в дороге, я мне больше подходило бы иное обличье. Сперва я спустился к владельцу постоялого двора и попросил его распорядиться нагреть воду, а потом пошел к цирюльнику. Вообще-то к цирюльнику я шел второй раз в жизни. В детстве меня довольно прилично стригла гувернантка. Но затем я попал в военное училище, где нас всех тут же обрили. Казалось, необходимости в этом не было. Изначально из нас собирались ковать белую кость армии – офицерство. Но, вероятно это была такая традиция – одинаково обрить всех, выдать форму хоть и разных размеров, но одинаковую в пошиве, определить на похожие места в одинаковых казармах, выдать оружие ужасное в своей заурядности. Будто нам хотели сказать – нам плевать, какими по счету вы были в начальной школе, нам все равно кто ваши родители. Отныне и вовек вы должны все доказывать сами – право на расстегнутую верхнюю пуговицу, на рукава, закатанные выше локтя, на хорошую саблю, на пару лишних нашивок. В следующий раз нас обрили уже с помощью какой-то адской машинки, которая не столько брила, сколько выдергивала волосы. После нее нам осталась не лысина, а короткий ежик. В кампаниях мы мало обращали на прическу – просто отрезали начинающую мешать пядь волос, или же стригли друг друга сами. Оттого наши головы оставались подстрижены почти одинаково – будто шляпки опят. Но со временем положение начало обязывать. И, однажды, Таден привел меня в цирюльню, что стояла напротив магистратуры Тебро. В день, когда я встретил Реннера, я тоже решил сходить туда. Ей владел седенький старичок. Стриг он хорошо, но и драл соответственно. Оттого у него никогда не было очереди, что мне нравилось еще больше. Ждать я не любил, а деньги что? Были деньги, сплыли деньги… Когда дверь закрылась за мной, он тут же появился из другой комнаты.
– Подстричься можно? – спросил я вместо приветствия.
– Отчего же нельзя? Раздевайтесь, садитесь. Я сбросил на вешалку куртку, потом подумал немного и отстегнул саблю. Когда я сел в кресло, он накинул на меня покрывало. Подтянул его мне на шее, затянул ремни на талии и я оказался будто спеленатый. Чисто инстинктивно мышцы напряглись, чтоб освободится.
– Расслабьтесь, молодой человек… Вы слишком напряжены. Я ведь так и порезать вас могу… Как будем стричься? В прическах я не разбирался совершенно, поэтому решил смухлевать:
– На ваш вкус. Челку сильно не подрезайте, а так покороче… Я смотрел в зеркало, как порхают ножницы над моей головой, и краем глаза следил в отраженье, что твориться за моей спиной. Когда он закончил стрижку, он спросил:
– Бриться? Я кивнул. Старик достал помазок, сбил пену, намазал шею и подбородок.
– Усы тоже сбривайте… – добавил я. Он кивнул и добавил еще немного пены мне на лицо. И тут холодная сталь прикоснулась к моему горлу. Я перестал дышать – а вдруг старик куплен кем-то и я сейчас умру. Но лезвие скользнуло к подбородку, снимая полосу пены. Он работал быстро и уверенно – не только не взрезал мне глотку, но даже не оцарапал меня. Постепенно в зеркале проявилось лицо, которое мне было знакомо, но которое я давно не видел.