Люди-феномены (с илл.)

Непомнящий Николай Николаевич

Хотя Лукас, как назвал мальчика фермер, все еще предпочитал сверчков и червячков обычной человеческой пище, он научился говорить и радоваться своей новой жизни. Сохранив многие обезьяньи привычки, Лукас, тем не менее, стал добросовестным работником.

В 1973 году пришло сообщение еще об одной схожей истории. В джунглях Южной Шри-Ланки среди обезьян был найден мальчик, получивший имя Тиссы – по названию деревни, вблизи которой это произошло. Он совсем не умел говорить, но часто лаял и визжал по-собачьи. Руки у него были непривычно длинными, а ноги оставались слабыми, как будто он всю жизнь только тем и занимался, что крутился на деревьях и скалах, как обезьяна. Даже по прошествии длительного времени после его

поимки, ребенок сохранил недоверчивость к людям, кусал и царапал всякого, кто приближался к нему. В конце восьмидесятых годов, по сообщениям, он был еще жив и находился в приюте для нетрудоспособных детей.

Мальчик-панда

В начале 1996 года в одном из отдаленных районов Китая было поймано странное маленькое существо – покрытый шерстью ребенок, которого прозвали «мальчик-панда».

Охотники обнаружили малыша в компании симпатичных и медлительных бамбуковых медведей. Это уже третий случай в истории, когда человеческое дитя выросло среди панд: первый был зафиксирован в 1892 году, а второй – в 1923-м.

Обследовавшие мальчика ученые отметили множество аномалий в его поведении: передвигался он только на четвереньках, а на ногах даже стоять не мог – падал; не умывался, а вылизывал себя, как кошка; ел листья и молодые побеги бамбука; чесался и фыркал, как дикое животное; рычал, если был чем-то недоволен.

– Вероятно, в раннем детстве его потеряли родители, – говорит Хоу Мэнь Лу, биолог из Пекина, изучавший мальчика-панду. – А может, и просто оставили в лесу, испугавшись его внешнего вида. И неудивительно: малыш родился со значительными генетическими отклонениями – все его тело покрыто густыми волосами. Затем, очевидно, его нашли панды и по ошибке приняли, так сказать, за члена своей семьи. Соответственно и воспитали. Не считая нескольких несущественных отличий, мальчик-панда вел себя точно так же, как и его приемные «родители».

Новоявленного Маугли поймал 36-летний охотник Куан Вай. И сейчас приемыш живет вместе с ним, его женой и дочкой.

Ученые считают, что этому ребенку должно быть от полутора до двух лет. На руках и ногах у него длинные крепкие ногти, больше похожие на когти, он проворно лазает по деревьям и поначалу кусал и царапал всех, кто к нему приближался. Однако после нескольких недель пребывания в семье немного пообвыкся и даже начал проявлять привязанность к новым «маме» и «сестренке». Он научился стоять на ногах и произносить несколько слов. Но до сих пор, если чем-то расстроен, то не плачет, а скулит, как собачонка.

– Семья Куана очень полюбила малыша, несмотря на его странный вид и повадки дикого животного, – отмечает доктор Лу. – Они говорят, что хотели бы оставить его у себя. Однако мальчик представляет большую научную ценность: изучая его, мы сможем лучше понять процессы развития человека в обществе и вне его. А поэтому мы собираемся взять ребенка в Пекинский университет, чтобы провести многоступенчатые исследования. Впрочем, после этого я не вижу особых препятствий для его возвращения в новый дом.

Комментарий ученого

Антонина Добрякова, кандидат биологических наук:

– Феномен оборотничества принадлежит к тем явлениям, что издревле были известны всем культурным традициям мира. Где бы ни было – в Африке или Европе, Америке или Австралии, – люди знали об оборотнях, верили или не верили в них, допускали реальность явления или яростно отрицали ее. Чтобы охватить этот феномен в его полноте, следует, вероятно, последовательно остановиться на всех уровнях его проявления, то есть личном, социальном, культурном, философском и историческом.

Вопрос о происхождении веры в оборотничество и связанных с ним традиций не может быть решен без учета бытовавших в глубокой древности взглядов на происхождение человеческой натуры.

Вот как пишет об этом

Э. Б. Тейлор в своей монографии «Первобытная культура»: «Понятие о принципиальном различии между человеком и животным, столь распространенное в цивилизованном мире, едва ли может сложиться у примитивных обществ. Люди, которым крики зверей и птиц кажутся похожими на человеческую речь, а их поступки так же руководимыми мыслями, как и у человека, совершенно логично допускают существование души у зверей, птиц и пресмыкающихся, наравне с людьми. Примитивная психология должна по необходимости признавать в животных те же характерные особенности, которые приписываются ею человеческой душе, а именно: жизнь и смерть, волю, суждение и способность видеть призраки в видениях и во сне. Что касается людей, дикарей и цивилизованных, которые верят в переселение душ, то они не только полагают, что животное может иметь душу, но думают, что эта душа могла жить прежде в человеческом существе, так что животное может в действительности оказаться их предком или некогда любимым другом». Далее автор справедливо отмечает, что вера в бессмертие животных душ, равно как и человеческой души, есть глубинная основа для развития тотемных культов, как племенных, так и – позднее – индивидуальных.

В самом деле, если человеческое тело является продуктом эволюции нашей планеты и состоит из совокупности биологических процессов отнюдь не уникальных для нас как для живых существ, то почему мы должны пролагать пропасть между нашим рассудком и сознанием животного? Другое дело, что существует принцип несводимости высшего к сумме низшего. Например, даже если наше тело состоит из тех же молекул, что и неживое в природе, то оно являет собою систему, во много раз более сложную, чем камень, даже если этот камень содержит тот же самый углерод и кислород, что и мы. Поэтому даже если генетически мы почти полностью обезьяны (разница в составе ДНК столь незначительна, что антропологов вообще изумляет, что мы так отличаемся внешне от гориллы), то, помимо этого, сверх того, сверх заложенного в нас как в обезьяну, есть некий уровень, превосходящий сознание животного.

Однако вместе с тем было бы бесполезно отрицать, что, подобно тому как наше тело сохраняет черты, полученные из мира живой природы, наш рассудок постоянно содержит в себе элементы природного, изначального своего состояния. Однако по мере социального развития эти черты как бы уходят на второй план, в область бессознательного, в мир первичных инстинктов, и потому их проявление ассоциируется с архетипом оборотня, человекозверя.

Вера в «сверхъестественные» свойства оборотней проистекает также от первичного тотемизма древности. С. А. Токарев пишет в своем труде «Ранние формы религии»: «…существует родовой, фратриальный, групповой, половой и индивидуальный тотемизм».

Каждая из этих разновидностей имеет свои особенности и с точки зрения теории оборачивания. Родовой тотемизм древности (вера в покровительство определенного животного над группой лиц, связанных кровными узами) сохранился до наших дней как убеждение в способности членов какой-либо семьи оборачиваться в это животное, причем свойство это передается из поколения в поколение. В европейской традиции такие качества фигурируют как негативные, по типу «проклятия», тяготеющего над родом за грехи его прародителей. Фратриальный тотемизм связан с племенным животным покровителем и, например, в Африке есть целые племена, члены которых убеждены, что обладают способностью оборачиваться в леопардов, гиен, носорогов и пр. Такие племенные тотемы нередко фигурируют затем в качестве геральдических эмблем и даже государственных символов. Лев и орел, так распространенные в государственных гербах у европейцев, несомненно, в древности были такими животными – племенными покровителями. Ведь и по сию пору в Америке орел фигурирует как первопредок и покровитель индейских племен.