Люди и атоллы
Шрифт:
«София» доставила Кубари к Маршалловым островам, туда, где в южной части архипелага расположены острова Эбон. Они представляют собой атолл, округлый контур которого складывается из 21 едва выступающего над поверхностью воды кусочка суши. Следует добавить, что поверхность всех этих крошек, вместе взятых, не насчитывает и 6 квадратных километров. Эбон был открыт лишь в 1824 г. американским китобоем капитаном Джорджем Джоем, т. е. менее чем за 50 лет до прибытия туда Кубари. На этой «земле» путешественник провел 4 месяца.
В биографии будущего исследователя Каролинских островов Эбон замечателен тем, что здесь им была написана первая научная работа, изданная на немецком языке в «Journal des Museum Godeffroy», в первой тетради данного издания за 1873 г. Важнейшей частью исследования поляка был небольшой словарик языка жителей Эбона.
В начале сентября 1870 г. Кубари наконец впервые попал на Каролинские острова, на этот раз на борту судна «Сусанна». Он высадился на Понапе, а затем оказался на интереснейшем и в наше время острове Яп, лежащем в западной части архипелага, который в соответствии с указаниями, полученными еще в Гамбурге, должен был стать основным предметом его исследований.
С Япа начинается красочный калейдоскоп островов, на которых целых 17 лет (с небольшими перерывами) жил и работал мой соотечественник: различные острова Палау, так много значивший в жизни Кубари Понапе, Потом Мортлокс, группа Нукуоро, Трук и др.
Первый период напряженной работы исследователя завершается в 1874 г. За плечами Я. Кубари значительные результаты научного, исследования Каролинских островов, архипелага, который до второй половины XIX в. был для Европы белым пятном. К несомненным достижениям поляка принадлежат его исследования на Япе — острове самых удивительных денег в мире. Это ставшие повсеместно известными каменные диски в два метра диаметром. Позади остались исследования Палау, где он достиг особенно значительных успехов в науке. Август Кремер, который посвятил свою жизнь дальнейшим исследованиям Микронезии, писал, что «1871 год был для Палау особенно значительным вследствие прибытия туда Яна Станислава Кубари. Свыше двух лет работал варшавянин на этих островах. Он сумел заслужить такое безграничное доверие местного населения, что его даже выбрали рупаком, что имело решающее значение для проникновения в тайники жизни островитян».
Никто из ученых до и после него не смог собрать столь существенных материалов о жизни островитян на Палау. Кубари пользовался таким их доверием, что не колеблясь принял образ жизни и одежду местных жителей. Он совершенно отказался от чопорности, обязательной в то время у белых людей при контактах с аборигенами. Такая манера держаться наверняка стала источником успехов и ценности научных работ Кубари. В то же время она вызвала неприязнь белых исследователей и чиновников, которые обвиняли Кубари в унижении достоинства посланника немецкого научного учреждения. Один из таких «ученых» (Люшан) писал о Кубари, будто тот «одичал и живет на деревьях». В будущем подобные высказывания оказали решающее влияние на судьбу польского исследователя.
В августе 1874 г. на борту шхуны «Альфред» поляк покидает Понапе, чтобы через Самоа отправиться в Европу. В трюмах Кубари вез с собой десятки ящиков с экспонатами, которые за 5 лет тщательно собрал на Каролинских островах. Особенно ценными среди них были кости, черепа и памятники материальной культуры, изъятые из таинственных гробниц в руинах Нан Мадола на Понапе.
Все эти коллекции безвозвратно погибли, так как «Альфред», которым командовал молодой, неопытный капитан, разбился на рифах Ялуит (Маршалловы острова). С опасностью для жизни Кубари спасает незначительную часть коллекций. Затем он торопливо пытается пополнить их на близлежащих островах, и на Самоа. Однако ничто не может возместить огромную потерю коллекционера. В тяжелом состоянии он направился в Европу кружным путем через Тонга, Новую Зеландию и Австралию. Он оказался одним из первых поляков, который проплыл по только что открытому Суэцкому каналу. В мае 1875 г. Кубари прибыл в Гамбург. Там против всех его опасений работодатели, пришедшие в восторг от остатков коллекции (23 ящика), предложили ему заключить новый контракт и отправиться на работу в Южные моря.
Важным событием в этой поездке стал
Кубари мечтал повидаться с матерью и побывать на родине. Но это оказалось не так-то просто сделать — для царских властей польский ученый остался политическим эмигрантом. Однако протекция могущественного «Дома Годефруа» сыграла свою роль, и Кубари получил разрешение на въезд в Варшаву. В подарок матери с далеких островов он привез несколько чучел птиц и множество экзотических мелочей. Позднее эти экспонаты приобрел варшавский фотограф Мечниковски.
12
Policy w Australii i Oceanii. L., 1962, с. 202.
Во время пребывания Кубари в Польше существенным событием стало его участие во II съезде польских врачей и естественников во Львове в июле 1875 г. Наш путешественник был принят очень сердечно, избран одним из секретарей съезда, ему даже предложили прочитать доклад. Его доклад назывался «Отчет о научных достижениях за несколько лет путешествий в Австралии». Не подлежит сомнению, что это был первый Доклад, сделанный в Польше, содержащий сведения о Микронезии.
1876 год принес Кубари новый пятилетний контракт с музеем Годефруа, и он отправился в Микронезию весной того же года. Постоянной базой Кубари стал остров Понапе, Где он построил просторный дом и заложил, вероятно, первый в этом регионе ботанический сад. Это вовсе не значит, что поляк собрался вести оседлый образ жизни. Кубари начал как бы второй раунд исследовательских экспедиций в районе Каролинских островов и посетил крошечные острова архипелага, о которых не слышали даже капитаны судов, плавающих в этом районе Тихого океана. Кубари путешествовал на утлых лодках островитян, на которых прошел тысячи миль по бурному океану. Его можно упрекнуть лишь в получении неполного университетского образования, но ему нельзя отказать в отваге во время путешествий. Эти научные экспедиции в одиночку представляли собой нагромождение опасностей и неудобств, но зато давали возможность для таких наблюдений и исследований, которые во всей их полноте сумели оценить лишь в наше время.
В период, когда Кубари со всей присущей ему энергией расширял «территорию» своих научных исследований и в нем кипели творческие силы, на него словно камень на голову обрушилась весть об одностороннем разрыве «Домом Годефруа» контракта с ним, причем без компенсации. Это произошло в сентябре 1879 г.
Этим грубым разрывом Кубари обязан Веберу, немецкому консулу на Самоа и представителю интересов Годефруа в Океании в одном лице. Этот имперский чиновник, подготавливавший недалекий уже выход немецкого государства в Тихий океан и аннексию послеиспанской Микронезии, не выказывал сочувствия науке. И когда «Дом Годефруа» в конце 70-х годов начал приходить в упадок, Вебер тотчас уволил Кубари, поскольку господин консул составил себе не самое лучшее мнение о моем земляке на основе всякого рода доносов. Он не мог ему простить сближения с местными жителями, защиту их интересов при контакте с белыми торговцами, а также, возможно, польское происхождение. Консулу, конечно, было известно, что Кубари написал в варшавском «Тыгоднике иллюстрованом» об интересах немецких торговцев на Самоа; принимал участие в съезде польских врачей и естественников; ощущал себя поляком и мечтал, чтобы его похоронили на берегах Вислы.
Разрыв контракта поставил польского исследователя в чрезвычайно трудное положение. Он остался практически без средств к существованию и поэтому не мог вернуться в Европу. Ян Кубари, которого весть об увольнении застала на островах Трук, снова на утлой местной лодчонке отправляется домой, на Понапе. Во время этого перехода очередной тайфун (их силу наш исследователь уже не раз ощущал на себе) едва не разрешил все его заботы. Разбитая лодка была выброшена на одном из атоллов Маршалловых островов, далеко от Понапе. Однако наш путешественник все-таки добрался до Понапе и попытался перестроить свой образ жизни, стараясь приспособиться к новым обстоятельствам.