Люди и боги
Шрифт:
Курт Айсвинд поддержал:
— Шрам дело говорит. Батальоны графа Лиллидея как раз подходят к Бэку. Пошлите ему птицу в замок Эрроубэка, пусть Лиллидей перебросит войска поездом к Юлианину мосту. Там мы с ними и встретимся.
Теперь и Джемис оживился:
— Верно, милорд. Кайры моего отца — прекрасные воины, они пригодятся при встрече со Степным Огнем.
— Мы идем не воевать с шаванами, а договариваться.
— Тем более, лишние мечи не повредят.
Ганта Гроза почесал шею — так делают степняки, когда желают высказаться на совете. Но на него не обратили внимания, так что ганта прикрикнул:
— Эй, волчары, сказать хочу!
— Слушаем вас, — кивнул Эрвин.
— Вот что, Ориджин. Мы с тобой
Среди кайров поднялся ропот, и ганта повысил голос:
— Тихо, лысые хвосты, я не закончил! Наш уговор не исполнился, и я мог бы соскочить. Но вот что себе думаю: ты недурно сражался, Ориджин. Трижды всыпал альмерцам под хвост, и всякий раз выходило красиво. Большинство твоих врагов свалились в пыль, а большинство твоих друзей — пируют за этим столом. Если так ты справился, имея тысячу всадников, то что сумеешь с десятью полками?
Эрвин только пожал плечами. Ганта Гроза окончил речь:
— Я считаю, ты — достойный союзник. Отдай нам все деньги Шейландских банков и город Уэймар на разграбление — и я приведу орду под твое знамя.
— Благодарю вас, ганта, — ответил Эрвин. — Скажу, что и вы недурно проявили себя в последнем бою. Не припомню, чтобы кто-нибудь еще сумел провести атаку тягловым скотом! Так что я подтверждаю наш договор и обещаю сынам Степи все золото банков Дома Шейланд. Но касательно города Уэймара, не могу поручиться, что десант моего отца многое оставит от него. Могу возместить эту потерю несколькими Предметами из достояния Виттора Шейланда.
Гроза тут же потребовал все достояние. Джемис ответил, что двух Предметов лошадникам хватит с головой. Эрвин оборвал спор:
— Точное число Предметов мы обсудим по итогам войны. Я ведь не знаю наперед, какую пользу принесет орда. Может случиться, что мы прикончим Кукловода еще до того, как Степной Огонь придет в Уэймар.
Гроза согласился и пожал руку герцога.
— Теперь, Ориджин, седлай свои корабли, как предложил пират. Шустро поплывем в Рей-Рой и уладим дело.
Эрвин мрачно усмехнулся:
— Нельзя.
— Это почему?
— Наше войско, как видите, мало. Если я увезу половину, вторая не удержит Галларда во Флиссе. Уйти частью сил — подписать приговор тем, кто останется.
Кайры принялись в один голос возражать: никак нет, милорд, удержим, справимся, и не с таким справлялись. Но бравый хор быстро утих — последняя кровавая битва слишком свежа была в памяти.
— Я не поеду один, только вместе с Орижином, — сказал Гроза. — В Степи союзы заключают лично — вождь с вождем.
— Я это понимаю, — ответил Эрвин.
— Лысые хвосты! И что мы будем делать?
— Представьте, ганта: не знаю.
В шатер вошел с докладом боец полевой разведки. Сказал несколько слов своему командиру — барону Айсвинду. Тот помрачнел и сообщил во всеуслышание:
— Господа, такая новость: Фарвеи идут. Замечены в пяти милях отсюда.
— Сколько?
— Один полк. Отборный, леонгардский. Милорд… прикажете готовиться к бою?
* * *
Граф Эдгар Флейм, властитель Леонгарда, держал при себе крысу. Крупная и безнадежно черная, наделенная длиннющим змеистым хвостом, она восседала на плече графа — как попугай у пиратского капитана. Не желая скучать без дела, крыса то поднюхивала шею хозяина, то пожевывала воротник, то принималась царапать мундир когтями. У всякого, кто видел ее, она вызывала одну реакцию: сами собою вспоминались моровые кладбища. Крыса звалась Хартли, граф Флейм считал ее своим другом и советником. Хартли обладала удивительной способностью: если кто-либо в ее присутствии излагал план или замысел, она прекращала возню и внимательно слушала, изредка подергивая носом. Когда рассказ приходил к концу, граф трогал крысу за шею и спрашивал:
— Как думаешь, выйдет из этого что-нибудь?
Хартли совершала движение головой: изредка вверх-вниз, что означало «да», гораздо чаще — из стороны в сторону. В большинстве случаев граф соглашался с решением крысы. Иногда он говорил:
— Эх, если б ты была с моим отцом… И если б ему хватило ума спросить совета…
Чтобы глубже понять эту сцену, стоит обратиться в прошлое.
В середине восемнадцатого века жил на свете лорд по имени Джонас Керолайн Мэй рода Елены, герцог Лайтхарт. Он правил всем герцогством Надежда и лично владел двумя крупнейшими городами: могучей цитаделью Сердце Света, процветающим портом Леонгард. От каждой унции золота, добытой в Надежде, герцог получал четверть, а золота в Надежде добывалось ровно столько же, как во всех остальных землях, вместе взятых. Герцог брал свое и налогами с торговли: две быстрых реки товаров текли через Надежду — с юга на север, с запада на восток. Герцог держал опытное войско в десять тысяч мечей. Его солдаты ездили на лошадях, купленных в Степи за бесценок, и питались мясом ягнят, приобретенных там же. Если вожди Степи отказывались торговать либо поднимали цены, герцог шел войной за Холливел и силою брал столько скота, сколько хотел. А когда герцог захотел кусок земель Альмеры — он взял и его, и в великих ратных трудах альмерцы вернули только часть захваченного. Два старших сына герцога блистали при дворе владыки: один заседал в Палате, другой служил гвардейским капитаном. Третьего сына герцог женил на дочери своего сильнейшего вассала, чтобы гарантировать крепкий мир внутри Надежды. Возможно, богатством Джонас Лайтхарт уступал шиммерийскому королю Франциск-Илиану; вероятно, в военной силе он отставал от герцога северян. Но по сумме военного, финансового и политического влияния лишь один человек на свете опережал Джонаса: владыка Телуриан.
Вряд ли то была зависть. Герцог Лайтхарт слыл человеком широкой души и не тратил себя на низкие чувства. Скорее, вот в чем дело: герцог достиг столь ослепительных высот, что ему стало нечего больше желать. А человеку его нрава трудно жить без цели, и он нашел одну, достойную себя: завещать внукам корону Империи Полари. Кроме трех сыновей, у герцога имелась дочь. Блистая красой, манерами, остроумием, девушка была самою завидной невестой своего времени. Вот только ее кровь… Императоры часто женились на янмэянках, неохотно — на внучках Софьи и Агаты, и никогда — на леди рода Елены. Владыка Телуриан взял в жены болотницу Ингрид — скользкую, как змея, и столь же ядовитую, зато рожденную от крови Янмэй. Герцог Джонас избрал обходной путь.
Брат императора Менсон не был скован традициями и мог выбрать невесту по велению сердца. Герцог познакомил Менсона с дочерью, и она очаровала его в первой же беседе. Менсон без труда вызвал ответные чувства. Он был — бесстрашный морской волк, воплощенная харизма, идовская удаль. На их свадьбе гости твердили, как один: столь славной пары еще не носила земля!
А позже герцог подбросил несколько намеков, и Менсон ответил на них примерно так, как масло отвечает огню. Не было ни тени колебаний: Телуриан, этот хмурый зануда, должен уйти на Звезду; трон будет принадлежать достойным — Менсону и дочери герцога. Джонас Лайтхарт включил в заговор двух старших сыновей, ведь оба служили при дворе и были весьма полезны. Но младший сын остался не у дел: он излишне крепко верил в рыцарские идеалы и, следовательно, для интриг не годился. Также не посвятили в замыслы и дочь: отчаянно любя Менсона, она измучилась бы тревогой.