Люди и боги
Шрифт:
Она сняла с пояса макияжную сумочку. С трудом открыла ее одной рукой, вынула парфюм, брызнула на шею. Смочив розовой водой платочек, отерла лицо. Провела помадой по губам. Затем щелкнула затвором пудреницы. Открылась крышечка с зеркалом на внутренней стороне. Обычно Аланис держала зеркальце одной рукой, а другой — запудривала шрам. Теперь рука осталась одна.
— Командир, прошу вас о помощи.
Она протянула пудреницу Паулю. Он выдержал паузу, не в силах понять ее действий. Кивнул Швее:
— Помоги.
Хирург взял пудреницу. Глядя в зеркало, Аланис покрыла шрам слоем белой пыли, и тот стал почти незаметен.
— Я готова.
Швея отнял один ее палец, затем другой.
* * *
День она валялась в полусне, наблюдая события сквозь пелену болезненной мути. Оказалось, она — не один пострадавший на борту. Шесть или семь солдат отряда имели ранения разной степени тяжести. Швея поочередно занялся каждым, и даже сквозь полудрему Аланис понимала, как странно это происходит. В дни осады дворца она усвоила: медицинская помощь делится на первую и регулярную. Когда речь идет о боевых травмах, нанесенных мечом или топором, именно первая помощь определяет, жить солдату или умереть. Остановить кровь, наложить жгут, промыть рану вином или орджем, убрать инородные частицы, заштопать… Скорость и точность действий в первые минуты дают шанс на выживание. А уж регулярная помощь — рутина и скука, направленная лишь на то, чтобы не допустить гниения. Дважды в день менять повязки, промывать, мазать снадобьем… Так вот, Швея оказывал бойцам бригады именно регулярную помощь. Кто и когда оказал первую — Аланис не могла понять. На бегу из усыпальницы к складу? От склада в порт?.. Была и другая странность: Швея не накладывал швов. Промыв рану, просто зажимал ее парой металлических прищепок и говорил больному: «Посиди». Аланис сочла бы здешнего хирурга полным дилетантом, вот только ей-то он шов наложил, и довольно умело. На месте двух пальцев шла аккуратная стежка…
Пауль не проявлял интереса к здоровью солдат. На юте суденышка имелись только две каюты: одна принадлежала капитану, вторую занял Пауль и надолго заперся там. Аланис также перенесли на ют, чтоб не мешала под ногами, и сквозь дверь каюты она дважды слышала голос командира. Слов разобрать не могла, уловила лишь сам факт: Пауль говорит с кем-то, будучи в каюте один.
Отсутствие командира никак не повлияло на дисциплину. Солдаты бригады не шутили и не болтали, без нужды не вставали с мест, редкие скупые разговоры вели вполголоса. Из мрачность быстро передалась матросам. Если поутру моряки перешучивались, то и дело запевали песни, то к полудню все стихло. Люди молча делали свою работу, а кто был не занят — молча садился и глядел на воду.
Зато солнце светило ярко, и попутный ветер наполнял паруса. Ветер и течение разогнали лодку до удивительной скорости. Берег так и летел мимо, волны весело плескали о борта. Судно вошло в дельту реки. Ханай распался на целую сеть рукавов, заводей, больших и малых русел. Капитан сам встал за штурвал и повел судно по рукаву, ведущему к Морровинду — последнему городку перед впадением в море.
— Часа через три будем на месте! — Объявил он громко, чтобы поддержать команду.
Моряки заулыбались: всего три часа — и хмурая солдатня сойдет на берег, а мы возьмем денежки и двинем назад, в Арден.
Пауль вышел на палубу, оглядел местность, кивнул каким-то своим мыслям. Аланис рискнула обратиться к нему:
— Командир, позвольте вопрос.
Он поглядел на нее так, будто не мог и вообразить себя отвечающим на вопросы. Она спросила:
— Что произошло в усыпальнице?
Пауль открыл дверь каюты и кивнул: иди туда.
Аланис поднялась, упала от сильного головокружения. Вновь поднялась, нетвердой походкой прошаркала в каюту, потянулась к стулу.
— Нет. Стой.
Пауль вошел и закрыл дверь.
— Говори стоя. Зачем тебе знать?
Перед глазами завертелось, тошнота подкатила к горлу. Однако она вложила в голос всю твердость:
— Я лучше вас понимаю политику и стратегию Ориджинов. Вы изменили план, не советуясь со мной. Это было глупо.
— Глупо? — Уточнил Пауль.
— Так же глупо, как пытаться напугать меня. Вы заметили: я не из пугливых. Хотите моей помощи — слушайте. Нет — так…
Она скомкала конец фразы из-за приступа тошноты. Пауль выдержал паузу.
— Ну, посоветуй.
— Что случилось в усыпальнице?
— Засада. Половина роты кайров и горючий газ. Кайры уничтожены, газ был подорван с опозданием и не причинил вреда.
Она сглотнула, борясь с головокружением.
— Эрвин откуда-то узнал…
— Что он сделает? — потребовал Пауль.
— Я думаю…
— Думай быстро.
— Он… остановит поезда… перекроет пути.
— Какие именно? По его мнению, куда мы пойдем?
— В Альмеру, конечно.
— Какой дорогой?
Аланис зажмурилась, пытаясь представить карту.
— Напрямик — на запад, через Бэк… Или через Найтрок на юго-западе. Или на север до Лейксити, а потом — кораблем по озеру.
— Мы плывем на юг. Ты свободна.
Она вышла и повалилась на палубу. Рука пульсировала тупой тягучей болью, в голове звенело. Теперь Аланис не понимала, чего хотела добиться. Вызвать доверие у Пауля? Зачем?..
Он также вышел из каюты и позвал капитана. Тот подошел, оставив у штурвала рулевого.
— Где мы?
— Через два часа придем в Морровинд, господин генерал.
— Не придем. Милей ниже на западе будет вход в боковое русло. Сворачивай туда.
Капитан нахмурился:
— Милей ниже… там еще водяная мельница, да?
Пауль не дал ответа.
— Генерал, в то русло нам нельзя. Это же быстрый рукав! Он идет мимо Морровинда прямиком в море!
— Да, — сказал Пауль. — Ты прав.
— Но сир генерал, это же не морское судно! У нас низкие борта, малая осадка, нам нельзя!..
— Выйдя в море, свернешь на юго-запад. Пойдем в Надежду.
Капитан аж попятился:
— Как — в Надежду? Нельзя, мы не сможем, потонем! Вам нужно сойти в Морровинде и сменить судно!
Пауль посмотрел на Аланис:
— Твой анализ плох. В Морровинде нас тоже будут ждать. Этого ты не сказала.
Капитан крутанул головой так, что затряслась борода:
— Нельзя в море! Погибнем! Судно не выдержит!
И матросы, и солдаты бригады обернулись на звуки голосов. Потому все видели, как Пауль выхватил кинжал и вонзил в глаз капитану. Тело забилось в агонии, будто плясало безумный танец. Ноги топтались по палубе, руки дергались, сжимаясь в кулаки, рот по-рыбьи раскрывался и хлопал. Пауль досмотрел эту пляску до конца, а затем швырнул тело за борт.