Люди и фразы
Шрифт:
Впрочем, новая революция на данный момент не самая большая опасность. Куда вероятнее попытки сделать христианство подручным средством идеологии, не так уж и важно, какой именно, а Царствие Небесное – бледной копией очередного проекта земного царства, опять-таки неважно какого. В свое время большевики пытались Царствие отменить, у них это не вышло, но лукавый не сдается – теперь он пытается его нам подменить. Нас ужасают, и совершенно справедливо, шахиды, которые прокладывают себе лично дорогу в рай по трупам мирных людей, нас приводит в замешательство президент Буш, который вдруг заявляет, что это Бог велел ему напасть на Ирак. Так вот: очень не хотелось бы мне увидеть, как подобные вещи будут делаться от имени Православия, точнее, во славу какого-нибудь очередного имперского геополитического проекта.
На самом деле, христианство, родившись в Римской империи, первые два века вынуждено было существовать даже не то чтобы независимо от нее, а под ее давлением, порой очень жестким. Это потом христиане сумели на свой лад «приручить» империю, научились использовать те возможности, которые давали им имперские институты. Конечно, не всегда у них это получалось хорошо, да и платой за эти новые возможности становилась собственная независимость. Но общий принцип остался, я думаю, прежним: христиане могут и должны изнутри преображать ту форму государственного и общественного устройства, которая им дана в настоящем, не забывая собственной истории, но и не стремясь спрятаться в этой истории от неуютного будущего. И в конечном счете победа будет… нет, не за нами, но мы точно знаем, за Кем.
Голос с Манхэттена
В США 20 ноября 2009 года была опубликована так называемая «Манхэттенская декларация» – обращение христиан разных конфессий (включая и православных) к общественности страны, да и всего мира. Отметим, что это именно обращение отдельных христиан, каждый говорит за себя, а не за свою церковь или организацию. Под декларацией подписались сотни тысяч человек, хотя, конечно, в Интернете легко накрутить лишние голоса. Но в любом случае прозвучал этот голос очень громко. И что же он сказал?
Декларация называет три основные ценности, о которых она хочет напомнить современному миру: (1) человеческая жизнь священна; (2) брак есть союз мужчины и женщины; (3) существуют права на свободу совести и религии. Возможно, кто-то скажет: они бы еще написали, что сахар сладкий, а вода мокрая! Но эти истины кажутся банальными только на первый взгляд, а где речь заходит об их конкретном применении, там начинаются проблемы.
Первый принцип, конечно же, имеет прямое отношение к абортам. Их сторонники говорят о праве женщины на выбор. Плод во чреве матери не является личностью с социальной и юридической точки зрения, он ведь не может отстаивать свои права в суде, не станет делать этого и мать, решившаяся на аборт. Но с христианской точки зрения, напоминает декларация, уникальна и священна любая человеческая жизнь, а начинается она в момент зачатия. И если общество не считает эмбрион живым, то оно не остановится только на абортах и будет спокойно относиться к созданию эмбрионов «про запас» при экстракорпоральном оплодотворении. Порой заходит даже речь о «терапевтическом клонировании», то есть о создании эмбрионов ради получения определенных видов клеток. Естественно, при таком подходе их будут создавать именно для того, чтобы убить.
Другой практический вопрос – это эвтаназия, по сути, самоубийство при помощи врачей. В ее пользу, казалось бы, можно найти множество аргументов, но авторы текста считают, что сам подход, при котором допустимо решать, кто будет жить, а кто нет, открывает дорогу различным формам геноцида и этнических чисток. Своя логика в этом есть.
Семья, о которой говорит второй тезис декларации, безусловно, всегда и везде является основой общества. Но в современном западном мире этот институт размывается: все больше людей живут в неформальных и неустойчивых союзах и рожают детей «для себя». Признание однополых браков, ставшее реальностью в некоторых европейских странах, только подстегивает этот процесс, равно как и призывы к легализации «шведских семей» с неопределенным количеством партнеров. Кому какое дело, спрашивают сторонники легализации таких отношений, если люди решили устроить свою жизнь именно таким образом? Да, это их личный выбор, на который они имеют право, – отвечает декларация. Но государство и общество не должны принимать его как равнозначный традиционному браку со всеми вытекающими последствиями. Грубо говоря, если двое мужчин решили спать друг с другом или решили спать сразу с тремя женщинами, мы им этого не запрещаем, но и они пусть не требуют, чтобы детям в школах рассказывали об этом их решении как о нормальном способе устроить свое личное счастье.
С другой стороны, декларация признает, что на Западе «культура брака» находится в глубоком кризисе, тут безусловно должно быть и нечто позитивное, а не только отказ от легализации нестандартных вариантов. Но для этого нужно, чтобы само понятие брака сохранило какое-то свое базовое значение.
Ну а что же с религиозной свободой, о которой казалось бы, на Западе совершенно не приходится беспокоиться? Приверженцы самых экзотических культов могут совершать свои обряды и проповедовать свои взгляды беспрепятственно… И там уж точно не происходит никакого гонения на христиан, подобного тем, что были в XX веке в России. Однако на практике все чаще оказывается так, что практиковать свое христианство они могут лишь дома, за закрытыми дверями. Там где законодательно признаются однополые браки, христианские приюты и благотворительные организации уже не могут по закону отказывать однополым парам в усыновлении. В штате Массачусетс, где было принято такое решение, католическая организация была вынуждена прекратить практику всякого усыновления. Точно так же и проповедь становится подцензурной: если христианин, в полном соответствии с Библией, называет практику гомосексуализма греховной, на него можно подать в суд – и такое действительно порой происходит.
«Мягкий деспотизм» – вот как, вслед за А. де Токвилем, характеризует декларация эту тенденцию. С одной стороны, никаких концлагерей и репрессий, а с другой… общество меняется неузнаваемо, оно загоняется в рамки достаточно жестких и весьма притом спорных представлений о том, что есть хорошо и что есть плохо. И это, конечно, находится в ярком противоречии с идеями отцов-основателей США и тех борцов за гражданские права и свободы (например, М.-Л. Кинга), которые стали основателями современного американского либерализма.
Уберечь подлинный либерализм, основанный на христианских ценностях и устремленный к свободе личности, от нынешних либералов-диктаторов – вот как я определил бы суть этой декларации, и в целом я с ней вполне согласен. Да, она упоминает множество сложнейших проблем, которые не могут быть разрешены в семистраничном документе, некоторые формулировки выглядят слишком упрощенными, некоторые доводы – несколько натянутыми, но дело не в частностях.
Важно, что в данном случае христиане разных конфессий, не забывая о различиях между ними, сумели назвать общие для всех них ценности и объединиться в защите этих ценностей. Да, конечно, вопросы о примате папы или о соотношении Писания и Предания очень важны, и было бы лицемерием делать вид, что они нас не разделяют. Но когда мы сталкиваемся с какой-то совершенно иной системой ценностей, для которой и Писание, и Предание – пустой звук, мы должны сказать о том главном, что нас объединяет. Мы можем напомнить об этом обществу безудержного потребления, в котором права человека начинают трактоваться как навязанный всем произвол чьего-то частного хотения.
Делать это так, как делал Иоанн Креститель, а именно громогласно возглашать: «Покайтесь!» – уже не получится, потому что нет у аудитории ясного представления ни о грехе, ни даже о Боге. Но можно говорить с современным обществом на его языке. Можно показать ему, что христианское отрицание абортов и манипуляций с эмбрионами – не прихоть средневековых мракобесов, а, напротив, провозглашение высокого достоинства неповторимой человеческой личности, возникающей в момент зачатия. Защита прав нерожденных – это и есть подлинный либерализм.
Нам, в России, может порой казаться, что сама проблема существует лишь на «бездуховном и материалистическом» Западе. Но это вовсе не так: потребительство, индивидуализм и прочие черты, которые принято связывать именно с ним, присущи нашим соотечественникам ничуть не в меньшей мере, просто сейчас люди больше заняты другими проблемами, в основном экономическими. Значит, эти вопросы встают и перед нами, пусть пока и не с такой остротой, как в Америке.
Что ж, значит, у нас есть время подготовиться, сделать собственные выводы из западного опыта и постараться найти собственные ответы на эти вопросы. И такие ответы западных христиан на вызовы современности, как Манхэттенская декларация, могут помочь нам в этих поисках.