Люди и нелюди
Шрифт:
– Нерусских очень много наверх пролезло, – пожаловался Мышкин. – На кого ни глянь – то, значит, почти еврей, то вообще еврей, то совсем жид пархатый. Вот бы их самих в живодеры! А еще лучше – в брак!
– …либо о нас слегка подзабыли, – закончил мысль Гусев. – Забыли, что мы собой представляем. Не знают, куда приткнуть.
Агентство подчистило страну – дай бог. Работы почти не осталось, да и клиент измельчал. Если сейчас кто-то снова голову поднимет, это все равно капля в море. Менты и без нас справятся. И встает интересный
Он не стал объяснять, насколько многогранно его видение проблемы, что он думает об участившихся случаях милицейского произвола и многом, многом другом. С Мышкиным нужно было изъясняться коротко и четко, иначе громила переставал слушать и уходил в себя.
– Короче, разгонят нас, – вздохнул Мышкин. – Или… Ты чего так смотришь, Пэ?
– Да нас попросту забракуют, – сказал Гусев.
– Типун тебе на язык! А на фига тогда Агентству молодых набирать?
– А вот они нами и займутся! – ляпнул Гусев и сам задохнулся от нахлынувшего вдруг ужаса. «Черт побери! Это называется – осенило».
– Как вот дам по шее! – рявкнул Мышкин.
– Не надо. Пока не за что.
– Тьфу! – Мышкин угрожающе потряс лапой над затылком Гусева. – Короче, ты меня так больше не пугай. Я теперь неделю спать не смогу. Я, так сказать, мнительный ужасно. Зар-раза… Ладно. Ты сегодня без места?
– Да, я в свободный полет, мне надо ведомого обмять потихонечку.
– А хотя бы приблизительно?
– Треугольничком возле офиса. Новый Арбат, Смоленская, Арбат, по бульварам слегка.
– Значит, так сказать, пешим ходом… Значит, Пэ… Короче, в ноль часов жду тебя на стоянке у памятника Маяковскому. Уже чтобы был на машине. Приезжай, ладно?
– Интересное кино, – пробормотал Гусев. – С чего бы это вдруг?
– Значит, нужен, – коротко ответил Мышкин.
– А куда я ведомого дену?
– С собой бери. Это ничего. Заодно, так сказать, и обомнется, хе-хе…
– Ладно… – протянул Гусев задумчиво. – Считай договорились. Хотя, если честно, не ожидал. Думал, меня уже всё, в пенсионеры записали.
– Тебя не забыли, – сказал Мышкин твердо. – Ну, пока. Живи!
– Живи, – отозвался Гусев старым, почти забытым прощанием выбраковщиков, уходящих на работу.
– Да, вот еще! – Мышкин что-то вспомнил и обернулся. – Короче, меня тут которые помоложе, донимали, так сказать, почему нашу формулу называют, значит, «птичкой». Я подумал-подумал и не стал им рассказывать. Незачем. Давно это было, страна уже, так сказать, совсем другая. Ни к чему им это знать. Да и не поймут толком. Это только для таких, как мы, понятно. Кто, так сказать, не забыл. Правильно?
– Правильно, – кивнул Гусев. – Похоже, ты действительно ничего не забыл.
Мышкин подмигнул, махнул рукой и пошел к выходу, откуда доносились голоса его подчиненных. Гусев свернул в тактический класс.
В углу Валюшок, закинув ногу на ногу, листал какую-то брошюрку.
– Это что у тебя? – спросил Гусев. – Устав внутренней службы?
– Нет, – Валюшок поспешно убрал брошюру в карман и встал. – Это памятка.
– Оставь, – усмехнулся Гусев. – Будет тебе сегодня памятка, мало не покажется. Идемте, агент Леха Валюшок. Поздравляю вас с первым выходом на маршрут.
Глава шестая
Надо отдать Тепешу должное – в своем палаческом усердии он не давал поблажки никому, независимо от национальности или общественного положения.
– Мы разве без машины? – удивился Валюшок, когда Гусев, выйдя из подъезда, сунул руки в карманы и, пыхтя сигаретой, бодро направился в сторону Арбатской площади.
– Подумай, – бросил Гусев через плечо, не останавливаясь.
Валюшок догнал ведущего и пристроился рядом. От дальнейших расспросов он воздержался. То ли решил сойти за умного, то ли попросту опасался лезть, что тоже говорило о наличии интеллекта.
Гусев докурил, небрежно выплюнул окурок в подвернувшуюся урну, промазал и, раздраженно кряхтя, отправился подбирать бычок с асфальта и водворять его куда положено.
– Здесь пешком везде два шага, – снизошел он до объяснения. – А на машине сплошная пробка. Ничего, ближе к ночи покатаемся.
На автостоянке, примостившейся по-над стеной тоннеля, уходящего под Новый Арбат, двое мусорщиков со своим «полотером» усердно вылизывали асфальт, и какая-то смурная небритая личность ковырялась в парковочном счетчике. Гусев свистнул. Его проигнорировали. Выбраковщик перешел дорогу и легонько ткнул небритого пальцем в бок.
Небритый чуть ли не со скрипом повернулся к Гусеву, обнаружив на груди форменный жетон, а на молодом еще пропитом лице – выражение полной отрешенности.
– Привет, – сказал Гусев. – Ты в порядке?
– А-а… – отозвался небритый. – Здорово. Да какой, блин, порядок. Гибель. Похмелиться-то нельзя, выгонят. А я вчера именины отметил. Как начал… В общем, как начал, так и кончил. А что делать, если у меня тормозов нету? Спасибо, не буйный.
– Ну и ну! – восхитился Гусев. – Интересно, что с тобой бывает после дня рожденья…
– На день рожденья теща заходит, она меня придерживает слегка.
– А жена, значит, тоже без тормозов?
– Накрылась у меня жена, – сообщил небритый. – Год уже как. За наркоту.
– Хм, не знал. Извини. Соболезную, – протянул Гусев без тени сочувствия в голосе. – Чего же ты на ней женился? Знал же, чем кончится.
– Думал, справимся как-нибудь.
– С этим не справляются, это лечат. Но мало кому помогает. Ладно. Как я вижу, ты мне ничего интересного рассказать не хочешь.
– А у нас с того раза все тихо. Форменный коммунизм, не на кого стукнуть.
– Но ты посматривай все-таки.
– Будь уверен, начальник.
– Про жену твою узнать? Может, вернется еще.