Люди и те, кто против них
Шрифт:
– Я и не таких видал, мурло поганое. Ты давно уже черт, и сейчас одним чертом на свете меньше станет.
И когда он что-то заверещал, сунувшись ко мне и замахнувшись, в купе заглянула Юнче. И черта ужалило ядовитой маленькой пулей в самое сокровенное для него и дорогое. После чего он умер и испарился вместе со своими вещами.
А я не шевелился. Я видел только юный огонь, который бесшумно плавил лед.
– Куда теперь пойдем?
– деловито обратилась ко мне Юнче.
– У тебя был довольно длинный маршрут...
Мы сделали все, что хотели, и снова оказались на трассе. Фары невидимого пока автомобиля осветили небо, и я издалека услышал вой приближающейся фуры.
Тогда я обернулся к Юнче.
И поцеловал горячую ее руку с острыми пальцами, которая пахла ночным туманом и ожогами жгучих растений. Эта ее партизанская привычка ходить сквозь заросли!
– Прощай, Илья, - улыбнулась Юнче.
– Все-таки спасибо, что подарил мне право на горькие слезы, невидимые для других.
– Спасибо, что не однажды воспользовалась этим правом... А я тогда не договорил, помнишь? Твой левый глаз блестит как Юпитер, могучий Юпитер, принесший своим блеском немало бед, любивший самовольно нарушать ход Истории и пугать смертных. А правый глаз... он просто блестит и зовет играть, выдавая в тебе ловкую и озорную девчонку. Спасибо за игру, прощай.
Потом я вышел на обочину в последний раз и, стоя в полной темноте, осветил рукав американским фонариком, чтобы водитель фуры увидел меня издалека.
Водитель фуры назвался Павлухой.
Павлуха жил в собственном мире и пытался смотреть на него сквозь темно-розовые очки. Но однажды к нему пришел Андрюха, и сказал, что мир в свою очередь смотрит на Павлуху сквозь черные очки. Павлуха сложил в уме черное и темно-розовое и заглянул в глубину. Там, в глубине, как оказалось, пряталось и ворочалось его сознание, намного более древнее, чем сам Павлуха, и почти такое же древнее, как Андрюха.
Павлуха вставал рано утром и проверял, закрыта ли дверь в туалет. Если она была открыта, он думал, что в квартире воры, брал ножик и шел их искать. В это время перед окном проносились разноцветные пятна - соседские девочки с воздушными шариками бежали познавать мир. Павлуха помнил, насколько сильна в детстве энергия безмятежности. По его подсчетам, девочки вполне могли добежать до Санкт-Петербурга и еще поиграть там на каком-нибудь памятнике в ляпки.
Павлуха, оказывается, тоже был писателем, пока его не обидел Неверников. О да, тот самый Неверников, он и вправду был очень известный поэт. Неверников старался быть ближе к молодежи. Когда молодежь не могла вспомнить, кто это такой, кто-нибудь говорил - это очень известный поэт и писатель, и все кивали головами. Так росла его слава.
Неверников сразу невзлюбил Павлуху. А Павлуха не любил, когда его не любят. Слух об этом просочился в уши Неверникова. А Неверников не любил, когда не любят тот факт, что он кого-нибудь не любит. Так между ними возникла вражда.
Однажды Павлуха написал рассказ, который заканчивался словами: "...И жили они долго и счастливо и умерли в один день от дизентерии". Этот рассказ напечатали в журнале, и главный редактор Иван Рождество сказал, что рассказ смелый, хотя и не очень хороший. Павлуха понял было, что живет не зря, но тут откуда-то встал Неверников и сказал, что рассказ совсем не смелый, а трусливый, потому что это бегство от действительности, в которой на самом деле все хорошо. В действительности везде растут цветочки и над ними летают бабочки, а Павлуха - плохой писатель, потому что ему недосуг писать про бабочек. Иван Рождество вступился было за Павлуху, но Павлуха заплакал и ушел домой.
Он укусил Неверникова за руку и наслаждался его мукой, пока не понял, что это сон. Тогда он стал играть с Неверниковым в шахматы в уме и до утра успел выиграть три партии, но заснул, а наутро узнал, что Неверников на неделю уехал в Череповец.
Когда Павлуха слышал название этого города, ему всегда приходила в голову вызывающая и обидная фраза:
– Всему настал Череповец.
Иногда звонил Андрюха и звал его гулять, но Павлуха долго еще боялся выходить из дому. Он боялся встретить Ивана Рождество или Неверникова (это ему напомнило бы о том, что он живет зря).
Однажды Андрюха уговорил его поехать к морю.
Купаться любил один только Андрюха. Впрочем, в этом море никто и не купался. Когда-то давно у берега хотели строить ресторан "Волна", и для этих целей забили в дно бетонные сваи и накидали ржавой арматуры. Нырять и плавать здесь мог только безнадежный оптимист, который решил свести счеты с жизнью.
Он стали сидеть на берегу. Андрюха ел фисташки и подбадривал Павлуху.
Вдруг из-за мыса показалась яхта. За штурвалом стояла прекрасная девушка. Ее нежные груди прикрывал неброский купальник a la "поймай меня альбатрос". Волосы сплелись в бесконечной игре солнечных лучей и соленого ветра и случайным образом пересекались между собой в неразрешимой геометрической задаче. Взгляд девушки выражал то же, что и солнечные зайчики на уголках ее губ.
– Привет, ребята!
– жизнелюбиво закричала она.
– Меня зовут Аленка. Вы меня любите?
– Мне наплевать, - отвернулся Павлуха.
– Я слишком скромный для этого. И мрачный.
– А я - люблю, - пошутил Андрюха.
– Тогда - купаться!
– радостно завизжала Аленка.
– Кто со мной?
– Пока нам доставит удовольствие посмотреть на твою стройную фигуру в воде, - галантно сказал Андрюха.
Девушка подмигнула и смахнула с себя купальник. Расхохоталась и крикнула:
– Если я утону, яхту завещаю вам!
И она бултыхнулась с кормы. Так у Андрюхи и Павлухи появилась яхта.
И они поплыли на яхте в путешествие. Андрюха стал капитаном, потому что не боялся морской болезни. Правда, она его не миновала, как и Павлуху, но он ее не боялся. Когда его оставляли силы, он вцеплялся в штурвал; его тошнило, но он говорил:
– Я не боюсь!
На штурвале чья-то беспокойная рука написала - "секс". Это тоже немного отвлекало Андрюху от морской болезни.
Павлуха был впередсмотрящим, он хотел увидеть какой-нибудь остров и все время репетировал радостный возглас:
– Земля!
И вот они высадились на остров и пошли по каменистой тропинке, уводящей куда-то вверх.
– Смотри, камень, - сказал Павлуха.
На камне они прочитали:
"Налево пойдешь - с обрыва упадешь, направо пойдешь - просто попадешь, а прямо пойдешь - смысл потеряешь".
– Направо не пойдем, - решили друзья.
– Бывали. Надо разделиться. Андрюха пойдет прямо, а Павлуха повернет назад, к яхте.