Люди и Я
Шрифт:
Я чувствовал, что вот-вот рухну на блестящую мокрую землю.
Шаги за спиной. Они были последними, что я слышал, прежде чем тьма принесла с собой покой, а в памяти всплыли стихи, и Эмили Дикинсон застенчиво вышла ко мне из фиолетового тумана и зашептала на ухо:
Надежда — штучка с перьями — В душе моей поет — Без слов одну мелодию Твердить не устает. [10]Небеса — это место, где никогда ничего не происходит
10
Пер. Б. Львова.
Я вернулся домой, на Воннадорию, и все было в точности как всегда. И я был таким же, как всегда, среди них, узловых. Я не чувствовал ни боли, ни страха.
Наш прекрасный мир, где нет войн и где меня могла вечно завораживать чистейшая математика.
Если человек попадет сюда и посмотрит на наши фиолетовые пейзажи, он вполне может решить, что попал в рай.
Но что происходит в раю?
Что люди там делают?
Разве не начинают они спустя какое-то время тосковать по несовершенствам? По любви, похоти, недоразумениям, а то и капельке насилия — для остроты ощущений? Разве свету не нужна тень? Впрочем, может, и не нужна. Возможно, я не улавливаю сути. Возможно, суть в том, чтобы существовать в отсутствие боли. Да, пожалуй, это единственная цель, которая нужна нам в жизни. Таковой она, безусловно, и является. Но что, если вам ее не понять, потому что вы родились уже после того, как она была достигнута? Я ведь моложе кураторов. Я больше не восторгался вместе с ними тем, как мне несказанно повезло. Даже во сне.
Ни здесь, ни там
Я проснулся.
На Земле.
Но я был настолько слаб, что возвращался в свое первоначальное состояние. Я слышал об этом. Вообще-то я даже глотал об этом словесную капсулу. Вместо того чтобы умереть, ваше тело вернется в первоначальное состояние, потому что энергию, расходуемую на существование в чужом теле, разумнее пустить на сохранение собственной жизни. Для этого, по сути, и нужны дары. Для самосохранения. Для защиты бессмертия.
Это замечательно, в теории. В теории это отличная идея. Только проблема в том, что я на Земле. И моему первоначальному состоянию не подходит здешний воздух, гравитация и контакты лицом к лицу. Я не хотел, чтобы Изабель меня увидела. Это просто невозможно.
Поэтому как только я почувствовал, что атомы во мне зудят и пощипывают, нагреваются и подрагивают, я попросил Изабель делать то, что она и так делала: заботиться о Гулливере.
Когда она опустилась на корточки спиной ко мне, я поднялся на ноги, которые к этому моменту приобрели узнаваемую человеческую форму. Я потащил себя — нечто переходное между двумя различными формами жизни — в глубь сада. К счастью, сад был большой и темный, усаженный множеством цветов, кустов и деревьев, за которыми можно спрятаться. Я так и сделал. Спрятался среди прекрасных цветов. Я видел, как Изабель оглядывалась, даже когда вызывала Гулливеру «скорую».
— Эндрю! — позвала она, когда Гулливер поднялся на ноги.
Она даже выбежала в сад, чтобы поискать меня. Но я лежал тихо.
— Куда ты пропал?
У меня пекло в легких. Мне нужно было больше азота.
Одно-единственное слово на родном языке. Дом. Узловые услышат его, и я вернусь обратно. Так почему я его не говорю? Потому что не выполнил миссию? Нет. Причина не в этом. Мне уже никогда ее не выполнить. Сегодняшняя ночь заставила меня усвоить эту истину. Так почему? Почему я выбираю риск и боль, а не их противоположности? Что со мной случилось? Что не так?
В сад выбежал Ньютон. Он семенил по дорожке, обнюхивая траву и цветы, пока не учуял меня. Я ждал, что он залает и привлечет внимание, но он этого не делал. Он просто смотрел на меня круглыми мерцающими глазами, как будто прекрасно знал, что за существо лежит в кустах можжевельника. Но он не лаял.
Он был хорошим псом.
И я любил его.
Я не могу этого сделать.
Мы знаем.
Нет никакого смысла этого делать.
Смысл есть, еще какой.
Я считаю, что Изабель и Гулливер не должны пострадать.
Мы считаем, что ты поддался дурному влиянию.
Не поддался. Я приобрел новые знания. Ничего более.
Нет. Они тебя заразили.
Заразили? Заразили? Чем?
Эмоциями.
Нет. Не заразили. Это неправда.
Это правда.
Послушайте, в эмоциях есть логика. Без эмоций люди не заботились бы друг о друге, а если бы они не заботились друг о друге, вид бы вымер. Заботиться о других — это инстинкт самосохранения. Вы заботитесь о ком-то, а кто-то заботится о вас.
Ты говоришь как один из них. Ты не человек. Ты один из нас. Мы едины.
Я знаю, что я не человек.
Мы думаем, что тебе нужно вернуться домой.
Нет.
Ты должен вернуться домой.
У меня никогда не было семьи.
Мы твоя семья.
Нет. Это другое.
Мы хотим, чтобы ты вернулся домой.
Я должен попросить, чтобы меня вернули, но я не стану этого делать. Вы можете вмешиваться в мои мысли, но вы не можете их контролировать.
Посмотрим.
Две недели в Дордони и коробка домино
На следующий день мы сидели в гостиной. Мы с Изабель. Ньютон был наверху с Гулливером, который теперь уснул. Мы заглядывали на чердак время от времени, но пес не покидал сторожевого поста ни на минуту.
— Как ты? — спросила Изабель.
— Не умер, — ответил я. — Встал же.
— Ты спас ему жизнь, — сказала Изабель.
— Не думаю. Даже массаж сердца и искусственное дыхание не пришлось делать. Врач сказал, что у него лишь незначительные повреждения.