Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя
Шрифт:
Потому и с некоторой опаской посматриваю в сторону Маркотха. И утешаюсь тем, что для моих родных и близких мне людей лучше быть живым орденоносцем осторожного позора, чем исключительным олицетворением доблести мёртвых среди подводных коряг где-нибудь в лесной балке…
Плюйте в чай тому, кто думает или проповедует иначе! Потому и забрался и спрятался я в своё время по возможности подальше и поглубже от «торговых и караванных» путей.
IV
Небесный молот нанёс массу мелких ударов по суше. Возникли жуткой силы ветры:
Словно пылесосом, через многочисленные прорехи небесного одеяла планета жадно всасывала в себя леденящий холод космоса… Она вращалась, и направление возникших внезапно ветров стало искривляться — против часовой стрелки. Завихрения быстро превращались в дрожащие спирали — это зарождались невиданные ураганы…
Влажный перегретый воздух могучими толчками уходил вверх, планета быстро остывала. Образовывались и уносились в своё разрушительное путешествие торнадо. Когда погодные фронты начали своё неспешное движение по планете, они стали изрыгать сотни, тысячи этих торнадо. И те дико отплясывали свой безумный танец над руинами поверженных городов. Дождевые тучи окутали всю Землю…
…Вот сейчас…, - только докурим… и пойдём. Да, точно. Пойдём… Встанем, понимаешь, всё тут бросим… И пойдём, чтоб ему… Ещё минутку, пожалуйста. Ещё минутку…
В опасной для Семьи ситуации Дракула может напоминать бегемота, у которого на рассвете жаркого дня отняли любимую лужу… А так — над его добротой в быту даже тараканы безнаказанно смеются.
Иногда приятно иметь за спиной полностью снаряжённый для карательного похода тяжёлый танк.
Скоро мы пойдём с ним и другими парнями за перевал. Как я знаю, там, в селениях, полно баб, ещё с прежней жизни одуревших от пьянства мужей, бесконечных их похорон от белой горячки, переходящих в пляску гостей с баянами. От следующего за ними затем по пятам одиночества. Нужно «наболтать» там остальным нашим парням вдовушек. Негоже молодому без бабы…
Хотя какие там «молодые», нафиг! Мы с ушастым — клыкастым моим дружком почти ровесники, а ведь мне через четыре года пятьдесят. А остальные приближаются к тридцатнику, или уже перевалили его.
Что-то мне подсказывает, что если мы бы это «сватовство» затеяли, то от прочих не устроенных таким образом, невостребованных претенденток, придётся отстреливаться уже на ходу…
Не, лучше дубьём да камнем. И обойтись бы без гранат. Не по-хозяйски как-то на бабу гранату переводить…
В такое — то трудное для мира время. Да и патроны, увы, нынче в кулинарии уже не купишь…
Решено! Мотовству — бой!
Шучу я. Во-первых, у этого, вечно чавкающего с наслаждением бульдога, есть супруга, — рыжая бестия стервозных повадок и хамской наружности, но на деле неплохой человек и толковая во многих смыслах персона. Вот уж пара, — Упырь и Ведьма!
У меня тоже своя. Родная и любимая.
Так что бабы — это другим членам мужской половины Семьи. Идти, видимо, действительно придётся. У нас ещё по-любому двое бойцов «на выданье».
Кстати…
Упырь, Вампир, Кровосос, Вурдалак, Дракула и прочее он — только для меня. Внешность — ну вылитый кровопийца, выкарабкавшийся накануне Святок из склепа! Особенно как повадился брить башку наголо. Отсюда и повелась за ним кличка. Оно и понятно, вшей он теперь не боится, а добрым людям кошмары снятся…
Вообще-то он Славик. Вячеслав, значится. Этот примат несуразной, бычьей крепости и ужасной наружности, со слегка гундосым голосом. Просто имечко, что называется, в тему, да к тому же так утомительно долго проговаривать его настоящее имя…
Пусть лучше Упырь. Быстро и весело.
И это чудовище — давний мой друг. Просто невероятно, что именно этим летом их, попробовавших однажды давно воды и сервис заграницы, внезапно затянуло к нам в гости на захудалое и непомерно дорогое российское Черноморье.
Соскучился по истинно русскому хлебу, натуральным арбузам без пестицидов и азовской тарани, а, Славик? Или тоже что-то учуял подспудно?
Как бы там ни было, на мои настойчивые приглашения посетить меня в «бархатный сезон» накануне Большого Тарарама они откликнулись…
По — любому, судьба. Слава Богу, что в этот раз карты за тем столом сдавал я…
— Босс! Шур! Ну вы чё там, уснули?!
Это про меня.
Ещё одна препоганейшая черта «Большого кровожадного Джонни» — это его незатухающая с годами способность отвлекать людей от гениальных мысленных рассуждений и приятного времяпрепровождения…
Я разочарованно вздохнул и откликнулся:
— Чего тебе надобно, чудовище?
…Ладно, сколько ни сиди, всё ж моложе и богаче не станешь. Пора двигать.
Я встаю из-за камня и уныло машу рукою начинающему уже мёрзнуть, а оттого втихомолку злиться и пыхтеть в воротник, Упырю… Типа, не суди нас строго, трусов, и всё такое… Доверяем тебе наши никчёмные жизни, но живём, презренные, с опаскою. Так что уж не обессудь!
Вячеслав перекинул «Вепря» на локоть и решительным носорогом попёр к нам. Я и племянник вышли, но оружия пока не опускали, — неприкрытая спина Дракулы и лесок с его звуками всё ещё не обещали райских танцев и призового за них коктейля.
— Если я ещё не оглох и не ослеп, то в лесу — собаки. Три-четыре единицы. Что-то жрут. Наверное, труп откопали. Ничего нового. А вот на «Радийке» уже интереснее, — там либо кто-то тоже «ищет корм», либо хоронят кого. — Славик задумчиво почесал за ухом и глубокомысленно изрёк очередную глупость:
— Разговаривают как-то больно много и громко. Не как обычно.
Я делаю кислое лицо:
— Так то ж раньше на похоронах громко плакали, а теперь всё больше радуются, как на свадьбе… Мода, — она ж не стоит на месте, дурень!
Шур сердито бурчит:
— Вот уж, гад, в натуре, — дожили…
Это было уже отчасти правдой. Когда кто-то «уходил», мало приспособленные к пиршествам сообщества тихо вздыхали и тайком крестились с облегчением, — «пайка» теперь вакантна!
В аккурат при моих мыслях о пайке Вурдалак полез в мешок и выкопал оттуда обёрнутую фольгою галету. Снова собирается подкрепиться, обжора…
Пусть его ест. Всё равно мне нужно немного подумать.
…«Радийка». Бывшая радиостанция рыбного порта среди дачного сухостоя гористой местности. Нереализованная извечная мечта «совдепа» об оазисе. Тамошние дачи — место временного летнего обитания рыхлых туристов-ротозеев и склочных местных домохозяек, поднятых своими, помешанными на усеянных тлёю огурцах и изъеденной проволочником морковке мужьями, святым субботним утром из квартирных постелей…