Люди как боги - 1 (редакция 1966 года)
Шрифт:
Я выдвинулся вперед, ударил — не очень сильно — полем и снова отошел. Операцию эту я повторял раза три, потом стал осторожно раздвигать зловредов [121] . И опять, бросив это занятие, я перешел к ударам. Удары были несильны, оплеухи, а не рапиры. Раза два я наставлял на головоглазов растопыренные пальцы.
— Хватит! — сказал Андре радостно. — Теперь, кажется, мы расшифруем их речь. Слушайте, это поразительно!
Впоследствии выяснилось, что в деталях расшифровка была неточна, но суть передавала правильно: «Тот же, убийца первого… Опять тот же… Опять… Он раздвигает… Прикажите экранированным… Только они… На планете двое, все погибли… Шестьдесят третий самоумертвился. Я слабею. Мне не хватает гравитации. Отвечаю: они каменнопалые, они
121
головоглазов
Несколько секунд мы вдумывались в расшифровку. Очевидно, где-то неподалеку была их база, и они переговаривались с ней. Нам надо было ждать нового нападения. Потом каждый из нас заговорил о том, что ему представлялось самым важным.
— Помощь к ним придет не раньше ночи, — сказал Леонид. — Значит, надо справиться с ними к ночи.
— Что это за экранированные? От чего экранированные? От наших полей? — спросил я. — Но за нами наши звездолеты, вот о чем они забывают.
— Гравитация у них слабеет, — сказал Андре. — Что таится в этой странной фразе? И почему не обнаружены импульсы их собеседника?
— Собеседник далеко, — возразил я. — Дешифратор не принял его слабых импульсов.
— Планета, — выговорил Лусин, — не нужна. Уничтожат?
— Практически сейчас важна лишь угроза: «Ударю головой», — сказал Камагин. — Несомненно, это извещение о готовящемся самоубийстве. Надо предотвратить его, но — как?
— Лишить этих молодчиков возможности двигать головой, — загремел Аллан. — Отрубить ее мечевым полем — и всё!
— Нет, — возразил я. — Тогда они развалятся. Андре прав: что-то важное связано с тем, что слабеет гравитация. Давайте сожмем их полями и перетащим в барокамеру сдавленными.
Лишенные возможности пошевелиться, они вскоре были растащены друг от друга. И тут один все же ухитрился ударить себя головой. Тем тщательнее мы оперировали с последним. Мы несли его к планетолету, на котором прибыла помощь, отдельно сжимая полями туловище и отдельно голову. Он явственно ослабевал. Импульсы его становились невнятнее, голова перестала шевелиться и погасла.
— Умер, кажется, — сказал Андре, когда мы помещали зловреда [122] в барокамеру планетолета. — Дешифратор не улавливает излучений.
122
головоглаза
Мы усилили давление в камере, запустили бортовой гравитатор. Если зловреду [123] нравилась большая тяжесть, то он мог пользоваться ею и после смерти. Закрепив голову, чтоб она случайно не упала на тело, мы надежно устроили зловреда в его временной усыпальнице.
— Я останусь здесь, — сказал Андре, — и постараюсь изучить строение тела и физиологию наших противников.
— А мы поищем жителей планеты, — сказал Леонид. — Может, удастся кого живого найти.
123
головоглазу
Планета казалась мертвой по-прежнему. Мы облетели город, направились к другим городам. Они казались копиями друг друга. Везде были ужасные следы разгрома, зеленые утром леса и луга сохли и поникали, опадая. Зелень на планете была полностью истреблена, как и насадившие ее умные кузнечики с почти человечьими головами.
Я настроил дешифратор на любые излучения еще работающего мозга. После часа поисков мы приняли слабые импульсы и полетели в их сторону.
Пеленг излучений привел нас к подземному каналу или трубе, затерянной среди леса. Вход в нее был прикрыт травой и кустарниками. Дешифратор показывал, что в трубе трое живых.
Я пытался пролезть в отверстие трубы, но оно было узко для меня, и полез Камагин. Он попросил подмоги, и вслед отправился такой же щуплый Громан. Вдвоем они вытащили умиравшего шестикрылого. Тот не отвечал на вопросы, не шевелился,
— Их там сотни, — сказал Камагин, — но все мертвы.
— Двое еще живы, — ответил я. — Прибор ловит работу их мозга. Возьмите биоскоп.
С приборчиком [124] для улавливания следов неугасшей жизни они возвратились в трубу. Два извлеченных жителя планеты были в худшем состоянии, чем первый. Один скончался, когда его вызволяли наружу, другой жил несколько минут, и я записал работу его умирающего мозга.
124
прибором
Возвратившись к первому, я убедился, что он еще живет. Надежды на выздоровление не существовало, однако некоторое время поддерживать угасающую жизнь в его измолотом теле было возможно. Уже шло к вечеру, когда мы убедились, что на планете нет больше живых существ.
— Заберем скульптурные группы, — предложил Леонид.
Автоматы сняли с постаментов три скульптуры, потом перенесли в планетолет и постаменты.
— От корабля, идущего на помощь зловредам, импульсов по-прежнему нет, — сказал Андре. — Его молчание действует мне на нервы.
— Садиться! — скомандовал Леонид. — Возвращаемся на звездолет.
Я посмотрел на небо. Электра закатилась, наступали сумерки. Над городом загорались тысячи светильников, они одни продолжали действовать. Было грустно созерцать эту великолепную иллюминацию в царстве смерти и хаоса.
11
Теперь я перехожу к трагедии Андре, и у меня путаются мысли. Даже сейчас, отдаленный от того страшного дня годами и событиями еще пострашнее, я не понимаю до конца всего, что произошло. И прежде всего, я не понимаю себя. Как я мог оказаться таким легкомысленным? Почему все мы вели себя как несмышленыши? Уже и тогда мы знали, что боремся с коварным, технически очень развитым врагом, мы знали и тогда, что во многом враг этот превосходит нас, — почему, нет, почему, самодовольные глупцы, мы не подумали о простейших, элементарно неизбежных мерах защиты? Враг сам указал, чем собирается одолеть нас. Почему мы пренебрегли его угрозой? Я снова перечитываю гравиграмму переговоров зловреда [125] со своей базой и вижу, что из всех толкований загадочного слова «экранированные» выбрал самое далекое от истины — не только ошибся, но и убедил всех, что прав. И Андре, бедный Андре, так прозорливо угадавший невидимость наших противников, он разве с облегчением не отказался от своего провúдения? Я снова спрашиваю себя: почему глаза наши затмило слепотой в тот решающий миг, когда требовалась вся острота зрения? Или, узнав, как уродливы и неуклюжи первые увиденные противники и как легко мы расправляемся с ними слабыми нашими полями, мы сразу преисполнились к ним неумного презрения, даже не попытавшись узнать, все ли они такие? «Почему раньше ночи не успеете?» — надрывно гравитировал своим последний зловред [126] . Над Сигмой опускалась ночь. Посланная врагами подмога уже приближалась к планете. До жестокого удара оставались считанные минуты. А мы болтали, радуясь вырванной легко победе!
125
головоглаза
126
головоглаз
— Здесь хорошие ночи! — сказал я Андре. — Даже эта автоматическая иллюминация не забивает блеска звезд.
Андре поднял голову. С минуту мы любовались небом. Воздух был удивительно прозрачен. Экранированные враги уже висели над нами, выбирая момент для прыжка, а мы безмятежно восхищались светилами Плеяд.
— Торопитесь! — сердито крикнул Леонид. — Одних вас ждем.
Я сделал шаг к планетолету и тут услышал крик Андре. Он хрипел, голос его обрывался — его душили, он отчаянно бился. Я чувствовал пульсацию его поля, никогда ни до, ни после того я не испытывал такого ощущения — поле Андре взрывало меня, вздымалось во мне собственной моей дико убыстренной кровью.