Люди легенд
Шрифт:
По просьбе командира отряда Яши Жуковского, примчавшегося к нам в Застенок, я послал на выручку 70 автоматчиков и пулеметчиков во главе с Галушкиным.
— Ты крой с ребятами прямо — ударишь гитлеровцам во фланг, — приказал Галушкин своему помощнику, — а я двину в Замошье. Видишь: туда пошли танки! Закупорят последний выход — тогда хлопцам придется туго.
С собою в сани Галушкин взял Юрченко, Гришу Шимана и разведчика Аксенова. Когда они влетели в Замошье, по улице села уже мчались танки. Вот они приблизились к центру. И вдруг из морозного тумана прямо перед ними возник человек, дал несколько очередей из автомата
— Ванька, немцы! — крикнул Галушкин жеребцу.
Лошадь, приученная к этому возгласу, рванула в галоп. Дело было сделано: небольшой заминки хватило, чтобы выиграть драгоценные минуты. Партизаны прорвались из окружения.
— Когда решается судьба целого отряда, стоит пойти на любой риск! — с жаром доказывал Галушкин после боя. Потом он тихо добавил: — Даже если бы мне пришлось погибнуть…
Таким был наш Борис, наш верный боевой товарищ и друг, славный сын своей Родины. К сожалению, он не дожил до светлых дней победы… В ночь на 15 июня 1944 года у деревни Маковье Бегомльского района Минской области при прорыве кольца блокады Галушкин, командовавший штурмующей группой, пал смертью храбрых. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Н. Масолов
ЛЕГЕНДАМИ ОВЕЯННЫЙ
Пушкинские Горы. Овеянный поэтическими преданиями уголок Псковщины. Вот справа мелькнули позолоченные первым дыханием осени рощи Михайловского, слева — холмы Тригорского. Окончился асфальт, и машина наша уже мчится по пыльному проселку.
Священные пушкинские места, которые великий поэт называл «приютом спокойствия, трудов и вдохновенья», в годы фашистской оккупации были охвачены пламенем народной войны. На берегах красавицы Сороти, в оврагах и перелесках, на склонах гор партизаны устраивали засады, нападали на вражеские обозы, насмерть бились с карателями. Клятвой, присягой, совестью для народных мстителей были замечательные пушкинские слова:
Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы!На пути луга с пожелтевшими травами, гряда холмов. Впереди высится, точно сторожевая башня, гора. По–разному ее называли раньше. С 1943 года у нее гордое имя — Партизанская. В ту боевую пору немецко–фашистские захватчики боялись показываться там. Хозяевами здесь были бойцы 3–й Ленинградской партизанской бригады. Командовал ими майор Александр Герман.
Вот и цель нашей поездки — деревня Пожитово. Небольшая, всего несколько строений. Останавливаем машину наугад, у домика в яблоневом саду. Спрашиваем:
— Скажите, пожалуйста, где здесь живут Шпиневы?
— А мы и есть Шпиневы, — отвечает пожилая женщина в цветастом платке и резиновых сапогах.
…Шпиневы. Славная семья советских патриотов. Всю войну они помогали партизанам. Летом 1943 года в их доме размещался штаб Германа.
Несказанно
— Боялись, дюже боялись нашего Александра Викторовича фашисты, — с восхищением вспоминала Клавдия Яковлевна. — Был однажды такой случай. Партизаны все до единого ушли на операцию. А тут, откуда ни возьмись, небольшая хозяйственная команда гитлеровцев к нам пожаловала. Только немцы в деревню вошли — им навстречу парнишка лет двенадцати выбежал. Бежит и кричит что есть мочи: «Герман идет! Герман идет!» Немцы повернули назад, да и вон из деревни. А Александр Викторович в это время далеко был, только через сутки вернулся.
Глаза нашей собеседницы повлажнели. Видно, вспомнилось заветнее, дорогое.
— Это он для фашистов и предателей грозным был, — продолжала рассказ Клавдия Яковлевна спустя минуту, — а с нами душевно обращался. Вернется, бывало, с похода, усталый, измученный, а сам улыбается, шутит: «Мне бы, хозяюшка, молочка с портяночками». Это значит — с пенками. Кто с устатку к чарке, а он молока попьет да в огород. Там у нас была рожь посеяна. Станет около нее, задумается, колосья лущит. Подолгу любил стоять так…
— Большой души человек был, — включается в разговор старик Шпинев.
Якову Васильевичу перевалило за восемьдесят. Последние годы память у него стала сдавать. Но сегодня он преобразился: все время внимательно слушал, о чем говорила дочь, и дополнял ее рассказ.
О Германе еще при жизни складывали легенды, песни.
А теперь уж давно На Псковщине родной На фашистских громил Водит Герман нас в бой…Эти слова распевали не только партизаны, которых водил Александр Герман в жаркие схватки с немецко–фашистскими захватчиками. Их пели жители деревень, томившихся под игом оккупации. Как девиз борьбы, звучали они в лесах, где разгоралось пламя народной войны.
В Новосокольническом районе мне рассказывали про старую колхозницу, избитую плетьми за то, что на вопрос фашистского холуя–старосты: «Тетка, ты что-либо слышала про бандита Германа?» — с гордостью ответила:
«А как же, слышала, многое слышала. Только не бандит он, вроде тебя, а генерал наш, самой Москвой к нам посланный».
Избив старуху, предатель злобно крикнул:
«Ну, теперь долго будешь, карга старая, Германа вспоминать!»
С трудом поднялась с земли советская патриотка. Гневно сказала:
«Погодь, иуда, отольются тебе наши сиротские слезы. А генерала — отца нашего — теперь еще чаще вспоминать буду. Глядишь, и он тебя не забудет…»
Рассказчик уверял, что видел своими глазами, как в ту же ночь предатель, измывавшийся над старой колхозницей, был убит. И уничтожил его якобы сам Герман — высокий, плечистый, седой как лунь генерал.
«Генералу–старику» Герману шел тогда… двадцать восьмой год.
Ватутин поднялся из-за стола и подошел к карте, продолжая говорить: