Люди на перепутье. Игра с огнем. Жизнь против смерти
Шрифт:
— Мама, здесь у меня их больше не будет? — тихо спросил Станислав. Мать поняла — это значило: «У меня не будет больше страшных снов?»
— А ты не читай детективных романов, — вставила Елена, повернулась на другой бок, поджала ноги и вскоре заснула.
— Не будет, не будет, — сказала мать Станиславу. Она посидела с ним, пока он не заснул.
Сын был здоровый мальчик, но мать немножко боялась за него: он очень походил на ее покойного брата Яромира, который восемнадцати лет застрелился из-за несчастной любви. Но Нелла не признавалась себе в этих опасениях и никогда не высказывала их из суеверного убеждения, что страх перед бедой накличет ее.
Телефон был выключен за неплатеж; а на стол Барборка положила кучу неприятных конвертов со счетами и напоминаниями. Лучше всего было бы разорвать их и выбросить в корзину.
Гамза поступал более философски: он просто
Она поставила согреть чай и пошла принять душ. Холодный душ и крепкий чай отлично прогоняют усталость… усталость от чего? От отдыха у матери? И все же Нелла постоянно чувствовала легкую усталость.
Где бы она ни находилась: писала ли на машинке, загорала ли на солнце, была с детьми или танцевала и вела себя, как все другие люди, — она чувствовала усталость, неизменную, как легкая зыбь на воде, как тень, сопровождающая человека. К счастью, по виду Неллы никто этого не предполагал и никто не знал об этом, кроме нее. Только в первые годы жизни с Гамзой, когда родились оба ребенка и муж еще не ушел на войну, у нее этого чувства не было.
Сейчас Неллой овладело так хорошо знакомое ей в городе искусственное возбуждение. Она ни за что не осталась бы вечером дома. Когда она переоделась и привела себя в порядок, идти на просмотр фильма в «Люцерну» было уже поздно, а в бар еще рано. Оставался ничем не заполненный час. Ничего не поделаешь, пришлось сесть за счета. Бухгалтерия у Неллы была простая: она вскрывала конверты, просматривала напоминания и сортировала их на «грозные» и «вежливые». «Грозным» кредиторам надо было хоть что-нибудь уплатить, а «вежливые» могут подождать.
Нехватка денег, которая после войны из года в год преследовала супругов Гамза, была пока не опасной, а лишь неприятной. Было отрадно в обществе мужа, детей и добрых друзей забывать о темных сторонах жизни. В ней столько хорошего и достойного, что нельзя поддаваться унынию. Счетам надо уделить ровно столько времени, сколько они заслуживают. Большинство знакомых Нелле семей среднего достатка жили не по средствам, в долг. Каждую минуту можно было ожидать прихода «какого-то человека, который хочет вас видеть», или девушки от портнихи со вторичным счетом: хозяйка, мол, больше не может ждать.
Когда Нелла не была занята в конторе мужа, она отсыпалась. В эти дни она всегда ждала, что ее разбудит судебный исполнитель. Старый привратник считал такие визиты позором для жильцов, Барборка была того же мнения. Но Нелле совсем не было стыдно. Она всей душой ненавидела этих людей с угреватыми физиономиями и хрипловатыми голосами, была с ними очень вежлива, сразу же приглашала в комнату, угощала папиросами и ликером. Лишь бы они не перепугали детей, особенно Станислава! До продажи с торгов дело никогда не доходило, но было мучительно трудно начинать разговор о деньгах с матерью, у которой она жила с детьми все годы, когда Гамза был на фронте, и которая каждый раз спасала Неллу от долгов, не преминув, однако, высказать при этом свое мнение. Наверное, поэтому Нелла откладывала обращения к матери дольше, чем это было целесообразно. В конечном счете старая пани Витова покрывала долги, но ее состояние, уже подорванное военным займом, на который покойный муж подписался под нажимом и себе в убыток, таяло, как снег вокруг дома в Нехлебах, последнего оплота былых владений. Известное дело: когда в семье берут перевес чувства, деньги идут на убыль.
Основательница родового богатства — прабабушка Неллы с материнской стороны, хозяйка мясной лавки Розалия Малохова, — была женщина крутого нрава. О ней существовало семейное предание, которое гласило, что однажды рассвирепевший бык бегал по косогору и никто из мужчин не отважился выйти против него, а Розалия его обуздала. Эта прабабушка ложилась спать с петухами, вставала на рассвете, муштровала мужа и прославилась словами: «Если за тобой не смотреть, старый, с тебя штаны снимут»; она убирала под замок старинную сахарницу (которую Нелла давно продала), сама стряпала для семьи и для прислуги, а свободные часы, кроме воскресений и времени, ушедшего на рождение девяти детей, проводила в лавке, за кассой. Эта скопидомка, на собственные сбережения купившая себе в Праге жемчужное ожерелье, серьги, брошь и кольца, в которых она красуется на фотографии в столовой нехлебского дома, ужаснулась бы при виде худенькой Неллы (вес 49 килограммов при 170 сантиметрах роста),
Однако вернемся к счетам. Неужели они жили так расточительно? В дешевой четырехкомнатной квартире, пользуясь стареньким фордом, которым они сами управляли, семейство Гамзы едва ли достигало пресловутого жизненного уровня квалифицированного американского рабочего тех лет. Быть может, если бы Гамза нажимал на своих клиентов-рабочих так же решительно, как нажимали на его жену поставщики, если бы он не издавал левого журнала, если бы оба они закрыли глаза, заткнули уши, отказались слышать что-либо о внешнем мире и улыбаться, установили бы себе строгий распорядок, пожертвовав иллюзорными радостями, которые дает по вечерам город, им бы, вероятно, удалось свести концы с концами и они превратились бы из людей, зарабатывающих, чтобы жить, в таких, которые живут для того, чтобы накапливать. Но ни он, ни она не хотели такой жизни. Старость и заботы не случайно связаны друг с другом, и возраст человека можно определять тем, как он относится к трудностям. Если судить так, то можно сказать, что кровеносные сосуды супругов Гамза еще не утратили гибкости, а в их сердцах сохранилось легкомыслие.
Нелла вскрыла предпоследний конверт, и, слава богу, в нем не оказалось счета. Она хотела смять и бросить какое-то написанное на машинке письмо, очевидно, рекламу фирмы, начинавшуюся обращением «мадам» и ссылкой на ее «вкус и незаурядные качества», когда заметила, что в тексте упоминается имя ее мужа. Анонимный благожелатель выразительно связывал его имя с именем студентки Новотной и, подчеркивая, что заботится только о чести семьи, обращал внимание Неллы на то, что встречи Гамзы с Новотной отнюдь не так невинны, как оба это изображают. Автору письма, правда, известно свободомыслие мадам Гамзовой — «ведь у вас, большевиков, не существует собственности даже на тело», — однако, быть может, мадам все же не захочет стать предметом всеобщего сожаления.
Когда-то, в первый год замужества, Нелла получила такое же анонимное письмо и со смехом подала его мужу. Ее почти забавляла человеческая зависть. Приятно было чувствовать под ногами твердую почву. Что мне какая-то ядовитая муха!
Сейчас, читая это письмо, Нелла испугалась, как изобличенный преступник. Ни за что на свете она не показала бы его мужу! Ей было стыдно, глубоко и бессмысленно стыдно, словно она сама писала эти подлые строчки. У Неллы никогда не было привычки запираться у себя в комнате, но сейчас, хотя к ней никто не мог войти, ибо дети и Барборка спали, а муж ждал ее вне дома, она заперлась на ключ и, нервно глотая табачный дым, два раза перечитала письмо, разорвала его на мелкие клочки и сожгла в камине. Но тут же пожалела об этом; ей хотелось снова видетьэтот позор.
Что же, собственно, произошло? Почему бы ей не вести себя, как прежде? Ведь она знала об этом давно и никогда не верила этому, даже теперь. Мерзкое письмо не сказало ей ничего нового. И все же разница между невысказанным и высказанным громадна. Благородные «открыватели глаз» знают это. Со времени получения первого письма Нелла никогда больше не говорила об этомни одной живой душе, всегда таила это в себе. Почему же ей не дают покоя? Кому она мешает?
«Кому я мешаю?» — думала она, чувствуя себя беззащитной перед всеми, кто мог написать такое письмо, кто мог действовать против нее. Когда-то дом был для нее прочной крепостью, она смеялась надо всеми. Сейчас слово какого-то неведомого негодяя разрушает карточный домик, который она с такой осторожностью, затаив дыхание, строила на песке. Сейчас на ослабевшую Неллу действует укус болотного комара. Ее бросает то в жар, то в холод. Не случилось ничего нового, ничто не изменилось, но тихая и унылая квартира, где муж не дождался ее, глухонемой телефон и долги нестерпимо угнетали Неллу. Ей уже не хотелось в «Ред-бар». Но еще больше она боялась одиночества. Нелла знала себя и, как типичная неврастеничка, для которой собственный страх страшнее грабителей, взяла ключ, надела пальто и сбежала от самой себя.