Люди не ангелы
Шрифт:
Когда пришел в себя, услышал вопли Настьки и Ганны. Мачеха сильными руками отталкивала отца к кухне, вырывала у него ремень и кричала:
– Взбесился, рыжий черт! Сами подрались, сами помирятся!
– А мне совсем и не больно!..
– вторила ей Настька, выгораживая Павлика.
– Я бычка к ореху привязала!..
Почувствовав свободу, Павлик кинулся к двери. Выскочил в сени, ударился в темноте о лестницу, загремев ею, и вылетел на подворье. Всхлипывая, устремился под навес сарая, вскарабкался на самый верх сеновала и,
Хотелось умереть, чтоб пожалел завтра батько, чтоб мачеха с Настькой наревелись над его гробом...
Через какое-то время услышал, как хлопнула дверь хаты. Возле сарая раздались шаги и покашливание отца. Зашуршало внизу сено.
– Возьми, Павел, свитку, - спокойно сказал отец, и свитка, брошенная им, с шумом упала Павлику на ноги.
– Разве так можно?
– извиняющимся тоном заговорил батько.
– Исполосовал дивчатко... Она и сдачи дать не может, ты же хлопец! Да и меня бы пожалел. Легко, думаешь, видеть, как вы деретесь?
Павлик не откликнулся, и батько, потоптавшись у сарая, вздохнул и вернулся в хату.
Среди ночи Павлик услышал сквозь сон, как тормошит его Настька:
– Вставай скорее! Вставай, Павлик!..
Павлик хотел спросить, что случилось, но не смог: язык все еще был распухшим, хотя боль утихла, и он чуть-чуть шевелился во рту.
– Батька забирают!
– сквозь слезы сообщила Настька.
– Полна хата милиции!
В предчувствии чего-то ужасного Павлик проворно соскользнул с сеновала и, словно боясь опоздать, побежал по ночному подворью к хате, светившейся всеми окнами. На бегу заметил распахнутые ворота, а у ворот подводу, в которую была впряжена пара коней.
Когда зашел в хату, первым, кого увидел, был милиционер - молодой, розовощекий, опоясанный ремнями. Кобура его нагана была расстегнута, руку он держал рядом, на широком желтом поясе. Милиционер стоял у порога и наблюдал, как Платон Гордеевич помогал Ганне складывать в торбу белье. На топчане сидел Степан и, уткнув глаза в пол, молча курил. В хате были еще какие то люди. Павлик не обратил на них внимания. Испуганный, он отошел от милиционера к окну и уставил растерянные, вопрошающие глаза на батька.
– Ну, Павлик, оставайся за хозяина, - как то виновато, с деланной веселостью сказал отец, посмотрев на него.
– Видишь, потребовалсяся...
Степан обронил на пол окурок и, вставая с топчана, наступил на него сапогом.
– Обойдется, - проговорил он.
– Тут какое-то недоразумение.
Платон Гордеевич завязал торбу бечевой, начал прощаться - без поцелуев без рукопожатий, будто уходил на день.
– Пришлю адрес, пиши обо всем, что делается дома, - сказал он Павлику.
"Хорошо", - хотел сказать Павлик, но у него получилось гнусавое: "Го-во-во..."
Все посмотрели на Павлика с недоумением, а в глазах Платона Гордеевича
В хате невесело засмеялись.
– Ну, прощай, Павлик... До встречи.
– Платон Гордеевич окинул хозяйским взглядом хату и направился к порогу.
Не знал он, как и никто не знал, будет ли встреча...
25
– Скажите, гражданин Ярчук, вот вы в свое время донесли властям, что в доме кулачки Оляны Басок собирались подозрительные люди...
– Было такое, - подтвердил Платон Гордеевич, пристально глядя в сухощавое серое лицо следователя, сидевшего против него за столом.
– А по каким делам бродили вы среди ночи возле дома Оляны Басок?
– Голова сельской рады просил посмотреть за покосами гречки.
– Неправда, гражданин Ярчук. Вы отказались тогда выполнить просьбу председателя сельсовета товарища Григоренко.
– Отказался, а потом передумал.
– Передумали?.. Ну, допустим. А как вы узнали, что собравшиеся у Оляны Басок люди - опасные враги советской власти?
Платон Гордеевич в замешательстве пожал плечами, помедлил с ответом, припоминая события той давней ночи. Потом сказал:
– По их поведению догадался. Тот, который приехал на коне, спросил у Оляны, все ли в сборе, и оставил ее караулить на подворье.
– Как же вас не заметили?
– Было темно. Месяц за хмару зашел.
– Вы, конечно, потом видели задержанных?
– Видел, когда привели их в сельсовет.
– Кого из них, когда и где вы встречали раньше?
– Никого не встречал. Незнакомые мне люди.
– А знали вы, что один из задержанных пробрался к нам из-за границы?
– Нет, не знал. Откуда мне знать?
– А как вы думаете, почему эти люди собирались именно в Кохановке?
– Не знаю. Может, они дружки Трифона - Оляниного мужа, который ушел с Петлюрой.
Усталые глаза следователя смотрели в самую душу, и Платон Гордеевич чувствовал себя так, будто в чем-то виноват. Боялся, что следователь заметит это, и терялся еще больше.
"Может, докопались, что я мешок жита утянул с поля?" - мелькнула нелепая мысль.
Следователь будто догадался о состоянии Платона Гордеевича и, пожалев его, уткнул глаза в лежавшую на столе раскрытую папку с бумагами. Спросил, не поднимая головы:
– В царской армии вы в каком чине служили?
– Рядовым.
– За что вас наградили тремя георгиевскими крестами?
– В разведке был, ну и...
– Отличались доблестью и храбростью во имя царя?
– Следователь опять стал смотреть в лицо Платона Гордеевича.