Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах

Шэксон Николас

История Бонго – история французской деколонизации в миниатюре. Колонии обрели формальную независимость, но бывшие господа нашли способы сохранить рычаги управления, оставаясь за кулисами. Габон получил независимость в 1960 году, как раз в тот момент, когда он начал превращаться в новый многообещающий форпост добычи нефти в Африке – чему Франция уделяла особое внимание. Габон нуждался в «правильном» президенте – подлинном африканском лидере, который стал бы сильным, способным и харизматичным правителем и при необходимости смог бы проявлять абсолютную преданность французским интересам. Омар Бонго казался идеальным кандидатом на эту роль. Будучи выходцем из крошечного этнического меньшинства и не имея естественной поддержки в габонском обществе, он был вынужден полностью полагаться на защиту, которую предоставляла ему Франция. Тридцатидвухлетний Бонго в 1967 году стал президентом Габона – самым молодым президентом в мире. А Франция разместила несколько сотен парашютистов в либревильских казармах, соединенных подземными ходами с одним из президентских дворцов. Подобная мера устрашения

против возможных государственных переворотов оказалась весьма эффективной, и к моменту своей смерти, наступившей в 2009 году, Бонго считался самым «долговечным» президентом в мире. В разговоре со мной местный журналист подвел итог этой ситуации: «Французы вышли через парадную дверь и влезли обратно через боковое окошко».

Бонго, в обмен на поддержку Франции, предоставил французским компаниям исключительный режим почти полного доступа к сырьевым ресурсам Габона на крайне выгодных условиях. В Африке образовалась широкая коррупционная система, призрачной сетью опутывавшая весь мир, и Бонго стал ее центральной фигурой. Через Швейцарию, Люксембург и другие налоговые гавани нефтедобывающая промышленность бывших французских колоний была тайно связана с господствующими политическими силами метрополии Франции. Как обнаружила Жоли, определенная часть нефтедобывающей отрасли Габона обеспечивала гигантский фонд предназначенных для взяток грязных денег, таким образом сотни миллионов долларов перетекали в распоряжение французской элиты. Такая система развивалась постепенно, но уже к 1970-м годам она стала служить тайным механизмом финансирования ОПР [1] – главной правой партии Франции ². Ставший в 1981 году президентом Франции социалист Франсуа Миттеран стремился взломать офшорный франко-африканский банкомат и для выполнения этой задачи поставил во главе компании Elf Лоика ле Флош-Прижана. Но ставленник Миттерана оказался довольно благоразумным человеком и решил не отсекать ОПР от африканской кормушки. «Ле Флош знал: если он обрубит финансовые сети, ведущие к ОПР и секретным службам, это приведет к войне. Как ему разъяснили, лидеры ОПР, Жак Ширак и Шарль Паскуа, напротив, не станут возражать и допустят к пирогу социалистов, особенно при условии, что пирог будет увеличен», – пишут Валери Лекасбль и Эри Рутье – журналисты, посвятившие этой проблеме заслуживающую внимания книгу ³.

1

Объединение в поддержку республики (ОПР, фр. Rassemblement pour la Republique, RPR) была организована после 1976 г. Жаком Шираком на основе Союза демократов в поддержку республики – голлистской партии, существовавшей с 1971 по 1976 гг. До 1971 г. партия называлась Союз в защиту республики (1968–1971). – Примеч. пер.

Однако вопрос не сводился исключительно к финансированию политических партий. Западноафриканским горшком нефти могли пользоваться крупнейшие французские корпорации; этот источник финансирования позволял им раздавать взятки от Венесуэлы до Германии и от острова Джерси до Тайваня при полной гарантии, что ни один денежный след не приведет к ним. Грязные деньги Elf смазывали шестеренки французской политической и торговой дипломатии по всему миру. Некий господин рассказал мне, как однажды перевозил чемоданчик денег, выделенных Омаром Бонго в качестве вознаграждения главарю мятежников-сепаратистов в ангольском анклаве Кабинда, где у компании был выгодный контракт. Один из умнейших и искуснейших политических дельцов своего поколения, Бонго был вхож как во франкмасонские, так и в тайные африканские общества и стал одним из наиболее влиятельных персонажей французской политики. Ее лидеры формировали свой, постколониальный, внешний курс Франции, в котором президент Габона был ключевой фигурой: с его помощью удалось накрепко повязать между собой всех сильных мира сего – государственных деятелей и крупных политиков – как в самой Африке, так и за ее пределами. Компания Elf разрасталась и приобретала все более причудливую, сложную и многоуровневую структуру, в конце концов она превратилась в столь грандиозную международную коррупционную систему; даже французские разведывательные службы не брезговали широко черпать из ее фонда грязные деньги. По словам ле Флош-Прижана, этот механизм действовал, как один «огромный бордель, в котором уже никто не знает, кто и что делает» ⁴.

В Африке образовалась широкая коррупционная система, призрачной сетью опутывавшая весь мир

Такая система, ставшая невероятно могущественной и влиятельной, помогла Франции играть в мировых экономических и политических делах роль, намного превышавшую ее подлинный вес, и преуспевать благодаря тем зазорам, которые образовались между юрисдикциями. Франция процветала благодаря офшорам.

Моя поездка в Габон, состоявшаяся в конце 1997 года, пришлась на очень щекотливый, даже болезненный момент. Не прошло и недели после моего отъезда из Либревиля, как в Париже 7 ноября была приговорена к тюремному заключению Кристин Девье-Жонкур. В прошлом модель, рекламировавшая нижнее белье, в настоящем – любовница Ролана Дюма, министра иностранных дел при президенте Миттеране. В описываемое время она еще хранила тайны своего друга. Арестовали ее по подозрению в мошенничестве, когда судебные следователи обнаружили, что компания Elf Aquitaine выплатила ей более шести миллионов долларов за содействие, оказанное в определенных

вещах. Девье-Жонкур помогла «убедить» Дюма – этого неприступного короля парижской политической сцены – разрешить компании Thomson продать свои военные фрегаты Тайваню, до этого министр считался категорическим противником подобных действий. Она приобретала Дюма ценные вещи, оплачивая их кредитной карточкой компании Elf; среди подарков были даже ботинки ручной работы – такие изысканные, что владелец парижского магазина рекомендовал мыть их в шампанском не реже раза в год.

Девье-Жонкур не дождалась благодарности за свое благоразумное молчание, а пять с половиной месяцев тюрьмы дали ей время над всем этим поразмыслить. «Довольно было бы цветка, одного единственного, даже посланного анонимно, – призналась она позднее. – Я поняла бы, что он от Ролана» ⁵. На следующий год Девье-Жонкур, отбросив всякое сомнение, опубликовала книгу, ставшую бестселлером во Франции, – «Шлюха Республики».

Франция стала играть в мировых экономических и политических делах роль, намного превышавшую ее подлинный вес

Итак, поскольку я приехал в Габон именно в столь острый момент, некоторых представителей системы Elf, должно быть, заинтриговало, что заставило английского журналиста что-то разнюхивать в Либревиле. Да и был ли я на самом деле журналистом? Неудивительно, что господин Отог проявил столь неподдельный интерес к моей персоне. Недавно я попытался найти его и расспросить о той неделе, проведенной вместе в Габоне. Старые телефонные номера не отвечали, а доступные мне парижские эксперты по Африке никогда ни слышали о человеке по фамилии Отог. Поиски в Интернете оказались безрезультатными (ни Отога, ни компании, которую он представлял, найти не удалось); единственный человек, носивший такую фамилию, жил в какой-то деревушке в Дордони и, как сказала мне по телефону его удивленная жена, никогда не бывал в Габоне.

После описанного скандала французские политики объявили, что сеть, образованная Elf, мертва и похоронена, а затем сама Elf Aquitaine была приватизирована и полностью преобразована: ныне она входит в состав компании Total. Но Elf была не единственным игроком во франко-африканской коррупционной системе. Можно размышлять, почему первым иностранным лидером, которому после своего избрания в 2007 году на пост президента Франции позвонил Николя Саркози, был не президент Германии, не президент США, не председатель Европейской комиссии, а Омар Бонго. Или почему в Габоне и сегодня остаются французские войска, а казармы все еще соединены подземными ходами с президентским дворцом, занимаемым сыном Омара Бонго – президентом Али Бонго. Система Elf, может быть, и мертва, но на смену ей, вероятно, пришло нечто другое. В январе 2008 года государственный секретарь по делам сотрудничества Жан-Мари Бокель посетовал, что «разрыв» с коррумпированным прошлым «…слишком затянулся и никак не наступит». Поспешно после этого Бокель был уволен⁶.

Система Elf была не только частью мира офшоров, она стала его символическим воплощением. В известных опубликованных списках налоговых гаваней Габон не значится, хотя и имеет все классические черты таковой, поскольку предоставляет своим элитарным клиентам-нерезидентам негласные коррумпирующие возможности. Тайны Габона, как и офшорной системы в целом, своего рода секрет полишенеля. Во Франции были отдельные высокопоставленные, влиятельные и имеющие широкие связи лица, которые знали все; многие непосвященные особы догадывались, что происходит нечто серьезное, но, как правило, старались об этом не думать; и почти никто не мог видеть полной картины. Однако спрут коррупции на самом деле был настолько мощным, что пусть незримым, но глубочайшим образом оказывал влияние на жизнь обыкновенных людей и в Африке, и во Франции.

На налоговых гаванях было завязано все. Как выяснили судебные следователи, проводившие расследование как раз в то время, когда я ездил в Либревиль, денежный след, как правило, вел через Габон, Швейцарию, Лихтенштейн, остров Джерси в другие офшорные зоны. Даже Эва Жоли признала, что ей довелось увидеть лишь фрагменты общей картины. «Бесчисленные нити тянулись к налоговым гаваням и терялись в их зыбучих песках. Личные счета монархов, избранных пожизненно президентов и диктаторов были надежно защищены от дотошных следователей. Стало понятно, что передо мной не какое-то маргинальное, малозначительное явление; я столкнулась с системой, – говорила Жоли, имея в виду как французскую политику, так и мир офшоров. – Но я вовсе не вижу, чтобы она была ужасной, многоликой формой преступности, осаждающей наши налоговые крепости [оншоры]. Я вижу респектабельную, укоренившуюся систему власти, которая признала грандиозную коррупцию естественной частью своей повседневной деятельности».

Задолго до первой поездки в Либревиль я обратил внимание на текущие из Африки денежные потоки, но проследить их начала и концы мне не позволяла секретность, окружавшая офшорный мир. Бывало, в разных историях всплывали отдельные финансовые учреждения и юристы, но коммерческая конфиденциальность и профессиональная осторожность тут же смывали во мрак офшоров их названия и имена. Всякий раз, как разражался очередной скандал, люди, игравшие ведущие роли, избегали серьезного расследования. Говорят, проблемы Африки некоторым образом связаны и с особенностями африканской культуры, и с ее правителями, и с нефтяными компаниями, и с наследием колониализма. Главными персонажами всех драм определенно были те, кто обеспечивал тайны офшоров, а рэкету было довольно трудно преодолеть их секретность, проникнуть в нее; впрочем, полагаю, никто особенно и не интересовался ни этими тайнами, ни этими драмами.