Люди полной луны
Шрифт:
— Какие люди! — радостно воскликнул Самсонов, подымаясь из-за стола и подходя с рукопожатием к Саше. — Надоело в Москве, так вы к нам направились?
Слегка обескураженный предположением Самсонова, Саша ответил на рукопожатие и доложил:
— Господин полковник, капитан Стариков прибыл к вам для выяснения некоторых обстоятельств в отношении бывшего вьетнамского гражданина Шон Тиня и возможного его задержания.
— Да, Хонда, я знаю, — печально произнес Самсонов и кивнул в сторону своих оперативников: — Они его тоже ищут. Он, гад такой, придавил одного наркомана и убийцу из Сочи, за что мы на него не в обиде. Обворовывал с шайкой квартирных воров дома наших горожан, — он кашлянул, — у которых тоже надо выяснить, где они столько добра насобирали честным путем, ну и есть подозрение,
— Странный, но красивый город, — вежливо ответил Саша.
— Это точно, — вставил реплику Слава Савоев, — город с придурью.
— Молчи, — строго предупредил Славу Самсонов и, указывая на него пальцем, объяснил Саше: — Это Слава Савоев, в любой момент может такой фортель выкинуть, что я еле-еле свои погоны на плечах удерживаю.
— Хорошо, — улыбнулся Саша, — буду поосторожней. Дайте мне его в помощники.
— А я к тебе всех троих прикрепляю, — обрадовал Сашу Самсонов. — Мне Хонда тоже позарез нужен, вешает тут, понимаешь ли, людей по рощам, скотина такая. А я с ним никак поговорить не могу.
Все это время Самсонов с любопытством поглядывал на гигантскую расческу в руках Степы Басенка, который, уловив его взгляд, спрятал ее за спину.
— Это что у тебя за гребешок? — мрачно поинтересовался у Степы Самсонов и, не дожидаясь ответа, сказал Саше Старикову: — Вот с кем мне приходится работать. Нет чтобы купить нормальную расческу, он купил для форса трехметровую и теперь будет ходить с ней по улицам и людей пугать, я… — Самсонов прервался и с удивлением посмотрел на скрипнувшую дверь. — Это чей такой песик миленький? — умилился он,
разглядывая медвежьих размеров голову Пуаро, просунувшуюся в приоткрытую дверь кабинета.
— Это наш! — чуть ли не хором ответили ему оперативники.
— Да… — удивился Самсонов и подошел к двери. — Зайди! — строго приказал он сенбернару. — Не торчи в дверях. — Потом выглянул в приемную и усмехнулся, обращаясь к Степе: — Возьми со стола графин и облей водой Любовь Антоновну, спит она на работе, что ли?
После беседы в кабинете Самсонова оперативники на том же микроавтобусе съездили в городской район Богудония, и Саша Стариков сообщил хозяину снимаемой им жилплощади, что съезжает. «Будешь жить у меня», — еще у Самсонова предупредил Сашу Степа Басенок. Затем они поехали ужинать, оставив Пуаро в собачьем питомнике Управления внутренних дел, предварительно выкупав его с шампунем и, сменяя друг друга, расчесав скандальной расческой.
— Смотри, — строго предупредил инструктора питомника Слава Савоев, протягивая ему пакет с полуфабрикатными бифштексами, — мы едем на задание в «Морскую гладь», — на этом месте инструктор понимающе хмыкнул, — а ты ухаживай за собакой так, как будто, — Слава ткнул было себя пальцем в грудь, но передумал и указал на Стромова, — это он в вольере сидит.
— Понял, Савоев, понял, — весело ответил заглянувший в пакет инструктор и доброжелательно подмигнул Николаю Стромову.
Когда Саша Стариков, Слава Савоев и Степа Басенок переступили порог ресторана «Морская гладь», они еще не знали, что в этот день Самвел Тер-Огонесян, желая поразить французских яхтсменов, участников ежегодной международной регаты, проходившей в Таганроге, приготовил блюдо «Ереван — Париж», которое подавалось только участникам регаты и особо почетным гостям. Степа и Слава в общем-то никогда не ужинали в «Морской глади», но сегодня законы гостеприимства обязывали. Вскоре перед тремя оперативниками — Николая Стромова послали проверить информацию о том, что в городе после ареста Италии намечается сходка воров в законе — в центре стола стояло большое фарфоровое блюдо с еще дымящейся нежной долмой, которую официант серебряной лопаточкой быстро разложил по тарелкам. Внутри виноградного листа было мясо юного барашка, смешанное с мясом нежного поросенка, и вымоченные в кумысе волокна острого перца «Семикаракорск». Саша стал есть долму, наслаждаясь ее сочным вкусом и постепенно ощущая, как у него во рту нарастает тоска по прохладе. То же самое выражение сладостной тоски было написано на лицах Славы и Степы, и тут, как по волшебству, перед ними возникла запотевшая от холода бутылка цимлянского. Официант откупорил ее и разлил по бокалам. Вино, слегка покалывая нёбо, превратило тоску по прохладе в новый приступ радостного аппетита. И постепенно долма на блюде таяла, одна бутылка цимлянского сменялась другой, и вскоре оперативники почувствовали любовь к миру, поверили в то, что рано или поздно в нем исчезнут преступления, и даже в то, что не будет войн. Растроганным взором они окинули зал ресторана и увидели, что вокруг них сидит много счастливых и таких же растроганных французов с армянской внешностью, слегка огорченных счетом от официанта, и чем внимательнее они вглядывались в счет, тем меньше на них действовало обаяние веселого пищеварения, больше завораживала мрачная магия цифр.
— Официант, счет, — доброжелательно, но с некоторой угрозой в голосе попросил Слава Савоев. — А то нам на службу пора.
— За счет заведения, — почтительно ответил официант и скосил глаза в сторону служебного входа. Там в проеме двери стоял Самвел Тер-Огонесян и приветственно помахивал им рукой.
Сыщики вышли из ресторана, а в зале пораженные сильными ощущениями французы мрачно раскрывали свои бумажники. Самвел всегда в три раза завышал цены для иностранных подданных.
Конец августа в Таганроге — это совсем не то, что конец августа в Москве. Мать Степы Басенка, Варвара Егоровна, постелила постели для Степы и Саши Старикова в саду, под навесом из старого парашюта. Там уже стояла одна панцирная кровать, которую они вдвоем вытащили из сарая в конце сада и не без усилий собрали. Пуаро, которого они по пути забрали из питомника, в познавательных целях изучал двор. О его передвижениях по периметру сада можно было догадаться по сообщениям соседских собак.
— Хорошо, — произнес Саша Стариков, натягивая на себя одеяло в белоснежном пододеяльнике и разглядывая сквозь сетчатый парашют усыпанное звездами августовское небо, — тишина. Ни тебе гула машин, ни тебе соседей с музыкой под боком.
— Давай меняться, — предложил Степа, — ты сюда, а я туда.
— Можно, — хмыкнул Саша, — но только с тридцатого июня по тридцатое августа каждый год.
Они засмеялись. И тут же Саша чуть не подпрыгнул на кровати. Со стороны улицы раздался дуплетный выстрел из охотничьего ружья, рев мотоцикла, слова, не входящие в русский орфографический словарь, и звук разбитого стекла.
— Хорошо, — потянулся в постели Степан, — тишина. Это сосед напротив холостыми стреляет в женихов своей дочки. А знаешь, мы задержали авторитетного вора Италию, тебе стоит с ним поговорить. Он антиквариатом занимается, много штучек интересных у него во время обыска нашли, в том числе и из квартиры Клунса, после ограбления которой Хонда исчез, а Клунса спустя три дня повесили, и повесили как-то не совсем понятно. Деньги не взяли, золотой перстень, часы и золотую цепочку с крупным кулоном в виде черепахи из золота не сняли.
— Черепахи? — Саша сел на кровати. — Из такого, немного розоватого старинного золота?
— Не знаю, старинное золото или нет, но розоватое точно.
— Идем допрашивать Италию. — Саша вскочил и стал натягивать брюки.
— Сдурел ты, москвич, или что? — возмутился Степа, тоже вставая и натягивая брюки. — Полвторого ночи.
— Ну и что, — хмыкнул Саша, кивая в сторону улицы. — Люди, как видишь, уже охотятся, гуляют вовсю, а мы же не дичь, чтобы спать в сезон охоты.
— Скажи спасибо, — Степа уже надевал рубашку, — что он еще у нас, а не в СИЗО сидит. Туда бы до девяти часов не пустили.
— Спасибо, — буркнул Саша, обувая туфли, и приказал появившемуся из темноты Пуаро: — Иди и охраняй!
КПЗ в Управлении внутренних дел — это нечто среднее между палатой психиатрической больницы, клубом встреч по интересам и ночлежкой для бомжей.
Слава Савоев, задерживая Италию, конечно же, разрешил ему взять из дома другую одежду взамен исчезнувшей во время неудачной прогулки перед ужином. Поэтому, когда двери камеры захлопнулись за Италией, он был в той одежде, которая вполне уместна для этих мест: «Истинный вор должен легко и непринужденно менять фрак на хэбэ и прямо из зековского бушлата вступать в мир костюмов за десять тысяч долларов». Италия спросил у обитателей камеры: