Люди сна
Шрифт:
– Какая ерунда!
– сказала вдруг Зена.
– Пошли дальше. Он, видите ли, голый, вот чепуха какая!
– Но подумай, Зена!
– сказал Ампер.
– Это ведь неудобно. На меня все смотрят.
– Смотрят на него, - зло прошипела Зена.
– тоже мне, цац!
– Смотрите, смотрите!
– раздались крики.
– Это он украл министерский бюстгальтер!
Ампер хотел сказать, что бюстгальтер унесло ветром, что он здесь не при чем, но не мог выговорить не слова. Он хотел бежать,
– Он и голый к тому же. Какая наглость!
– Сейчас тебя убьют, - шепнул ему на ухо внезапно появившийся пес, это я их привел.
Ампер потрогал карманы куртки и с ужасом понял, что кадыка нет.
– Зена!
– крикнул он, но вместо Зены уже кто-то другой тащил его за руку, упрямо отворачивая лицо.
– Эй, - сказал Ампер, - что же ты? Меня же убьют сейчас!
– Угу-м, - сказал кто его держал голосом из-за диванной подушки.
– А где Зена?
– Нету Зены. Я же говорил - проснулась она.
Толпа надвигалась на Ампера, а он подумал: "как жаль, что Зена проснулась, каждый раз, когда она просыпается, у меня возникает чувство, будто я теряю ее навсегда, и мы никогда не сможем с ней сделать то, что давно уже решили сделать. Но каждый раз она, как чудо, появляется снова, и вместе с ней появляется надежда."
Николай Сергеич вышел из толпы, подошел к Амперу и постучал его согнутым пальцем по груди.
– Ампер, так значит это вы украли министерский бюстгальтер?
– спросил он на чистом итальянском языке, но Ампер его прекрасно понял.
– Нет, Николай Сергеич, - сказал Ампер, удивляясь про себя, что он делает (хорошо хоть Зена проснулась).
– Представляете, ветер взял и унес.
– Шутки шутим?
– спросил Николай Сергеич, и внезапно приблизил свое лицо к Амперу так, что оно заполнило все его поле зрения, хотя казалось, что оно далеко-далеко, что оно просто такое огромное.
– Пошли скорее, - потянул его кто-то с голосом из-за диванной подушки.
– Опоздаем.
– Знаете, Ампер, что за такие штучки бывает, - дышал ему в лицо страшный Николай Сергеич.
– Лучше сразу отдайте.
Мост качался, как веревочный, итальянцы кричали и требовали министерский бюстгальтер. У Ампера отнялись от страха ноги, потом он вдруг понял, что никакой это не Николай Сергеич, откуда ему здесь взяться, что это просто пес, которого он убил.
Ампер схватил пса за лацканы и зарычал, пытаясь перекричать шум толпы:
– Отдай кадык, сволочь!
– Но-но!
– сказал пес.
– Только без рук! Ишь ты, кадык ему подавай. Верни бюстгальтер, убийца!
При этом слове толпа замолчала и подалась назад.
– Люди добрые!
– надсадно заорал пес.
– Что это делается? Убийца, политический преступник, секс-маньяк, можно сказать, ходит тут, понимаете, среди нас и хоть бы хны! Судить его!
– Судить! Судить его!
– заворочалось в толпе. Ампера схватили и понесли. Он еще хотел что-то объяснить, оправдаться, но его не слушали и скоро он замолчал. Небо было синим до боли, до восторга, а посредине медленно плыла маленькая черная точка.
Наконец, толпа остановилась, Ампера грубо бросили на землю и едва он успел взглянуть на окружающее его нескончаемое поле, как его втащили в маленький сарай.
Ампер сидел в сарае и ждал смерти. Кроме того, в сарае находилось еще человек десять и их тоже должны были сейчас расстрелять.
– Кто последний?
– спросил Ампер.
– Я, - ответил высокий человек с конической лысиной и пушистой эспаньолкой.
– Я за вами.
Минут пять все молчали. Одни нервно прохаживались, другие сидели на полу, покрытым соломой из-за которой проглядывал паркет, а один человек стоял, согнувшись у двери и покачивался, закрывая лицо острыми локтями.
Потом дверь открылась и в сарай заглянул человек в эсэсовской форме.
– Следующий!
– резко сказал он.
Человек, стоявший у двери, вздрогнул и быстро вышел. Эсэсовец просунул голову в сарай, внимательно оглядел всех и, увидев Ампера, понимающе улыбнулся. Дверь захлопнулась с земляным стуком. Через минуту до них донеслась отрывистая немецкая речь, а потом голос из-за диванной подушки крикнул:
– Именем короля! Пли!
Раздался винтовочный залп.
– Почему "короля"? Почему "короля"?
– засуетился Ампер.
– Ах, да не все ли теперь равно?
– поморщился человек с эспаньолкой.
– Э, нет, позвольте, - прицепился к нему маленький толстячок с испуганными глазами.
– Как это все равно? Нет, отнюдь не все равно. Здесь заключается такая, я бы сказал, методологическая оплошность, здесь попахивает экзистенциалистической пропагандой, а это уже подсудно. Я сам бывший адвокат, я этого так не оставлю. Они у меня попляшут.
Снова открылась дверь и эсэсовец, глядя на толстячка в упор, сказал:
– Следующий!
Толстячок помертвел, оглянулся на эсэсовца и прошептал:
– Я сейчас. Сейчас. Минуточку. Это, знаете ли, уголовно наказуемое дело, - продолжал он с истерическим азартом.
– Сколько их горело из-за таких вот словечек...
– Ну?
– поторопил эсэсовец.
– Ах, да погодите же вы!
– заторопился толстячок.
– Не видите, я занят. Так я говорю, что таких случаев...
– Пошивеливайся, жирьрест!
– в голосе немца послышалась угроза. Прром-со-сиська!