Люди Солнца
Шрифт:
– Ну, значит – всё.
Я смотрел ему, удаляющемуся, вслед и тихо шептал слова, услышанные от Ивана:
– Святый Боже, Святый Добрый, Святый Пресветлый, пребуди в нас…
Первым его увидел маленький Том. Босыми ножонками утвердившись на высоком пороге таверны, он встал в распахнутых дверях и громко сказал:
– Мама! Вот какой высокий человек идёт в красной рубахе!
Алис, вытирая руки фартуком, подошла, – не для того, чтобы взглянуть на нового посетителя, а чтобы забрать Томика с порога. Но взглянула – и сама села на этот порог. Притянув малыша к себе, быстро пригладила его мягкие волосёнки, смахнула с курточки невидимые пылинки. И голосом, дрогнувшим от близких слёз, выговорила:
– Это идёт твой папа, сынок.
Колетта
Было дельце, в котором не играли роли ни знатность, ни военный опыт, ни сила – а только умение и мастерство: в гавани открылась осенняя продажа канатов. Мои мастера, бледные от волнения, стояли возле огромного сундука, примерно такого же, как и сундуки проверенных, имевших имя артелей. Мы с Бэнсоном, стоя рядом, говорили что-то успокоительно-бодрое.
В связи с событием вся середина пристани была освобождена от купеческих товаров и корабельного такелажа. На одном краю высился недлинный помост, на котором в креслах сидели покупатели канатов – владельцы кораблей и интенданты военного ведомства. Между помостом и уже упомянутыми сундуками высились выстроенные в ряд полдюжины шатров, собранные из высоких и крепких брёвен. С вершины каждого такого шатра свешивался на цепи крюк. У подножия шатра лежал ещё один отрезок цепи с точно таким же крюком.
– Дорёго купиля, дёшевё продаля! – вонзался в уши радостный крик толстушки Колетты, торгующей сардиной.
Но сегодня чернокожая торговка кричала по привычке, а не для привлечения покупателей. Она сидела на большой горке сардинных бочонков, которым отводилась едва ли не главная роль.
– С Богом! – громко произнёс Луис, командор адмиралтейства.
И тотчас ударила холостым выстрелом кулеврина.
Канатные мастера (и мои тоже) подняли крышки сундуков и, натянув рукавицы, достали оттуда по длинному чёрному от свежей смолы канату.
Достали, отнесли каждый к своему шатру. Назначенный адмиралтейством распорядитель прошёл и внимательно измерил витки: на каждый ярд должно быть ровно три витка, ни больше ни меньше. Измерил. Повернулся к помосту. Кивнул.
– Цепляй! – скомандовал с помоста Луис.
И тотчас ловкие портовые мальчишки, наверное, единственный раз в год имеющие честный заработок, принялись карабкаться к вершинам шатров. Каждый, кто долез, устраивался попрочней в верхней развилке брёвен и оттуда спускал длинную каболку. К ней привязывали петлю новенького смоляного каната, и, упираясь босыми ногами, мальчишки втягивали эту петлю наверх и цепляли на крюк.
Внизу между тем суетились мастера: подвешивали к нижней петле каната второй крюк, на котором висел мощный дубовый помост. И вот – все шесть канатов были вывешены, и народ замер.
– Грузи! – приказал, не скрывая азарта, Луис.
И началось! Строго по одному мастера подходили к Колетте и брали по одному бочонку с сардиной. Одновременно, вернувшись к шатрам, вскидывали руки и ставили бочонок на помост.
В полной тишине (несмотря на неописуемое количество зевак) помосты заполнялись бочонками, и вот уже бочонки начали ставить друг на дружку во второй ряд. Канаты, натянутые, как струны, блестели от выступившей смолы.
– Ахх! – единым стоном отозвалась толпа, когда один из канатов лопнул.
Брызнули в стороны незадачливые мастера. Раскатились пузатенькие бочонки.
– Лонстонский цех снят с торговли! – перекрикивая гул, сообщил Луис.
Это был позор. Канат лопнул, когда ещё не принял установленного количества груза!
Толпа хохотала: владелец Лонстонского канатного цеха крепко съездил мастеру в рыло.
Но пять остальных канатов держались, и вот Луис возгласил:
– Последний бочонок!
Все канаты приняли одинаковый груз, и распорядитель снова пошёл по шатрам, измеряя, на сколько вытянулся канат. Потом, в порядке возрастания крепости, стал делать отмашку – сначала самому вытянувшемуся канату («Коноплю плохо сушили!» – шепнул мне мой мастер), потом менее вытянувшемуся и… «Шервудскому» канату он махнул в последнюю очередь. Покрасневший от удовольствия мастер снова повернулся ко мне и вполголоса сообщил:
– Мы старались!
– Менее всех дал послабление канат цеха Тома Шервуда! – с явным удовольствием огласил Луис очевидный всем результат.
– Да у нас разница – в дюйм! – крикнул соседствующий с нашим шатром мастер.
Его было можно понять. Владельцы кораблей и интенданты купят сначала все канаты у победителя, а потом уже – у остальных, по остатку. А победитель-то – новичок! Цех, которого никто всерьёз и не воспринимал!
– Да и у нас разница небольшая! – добавил мастер, получивший отмашку перед нами.
– Бэнсон, – быстро сказал я. – Тащи ещё пару бочонков.
Понимающе улыбнувшись, Бэнсон кивнул и, прошагав к Колетте, взял у неё два бочонка и водрузил на наш помост.
– Мы даже такого веса не боимся! – заявил он двум соперникам.
Толпа ответила гулом и свистом. Тогда мастера двух цехов также принесли и поставили на свои помосты по два бочонка. Один из канатов щёлкнул и стал отчётливо вращать свой помост.
– У-у-у-у!! – взревела толпа.
Тогда Бэнсон прошагал и добавил на помост ещё один бочонок. И соперник добавил один, и его канат, как и наш, под налетающим ветром гудел, но держался. И здесь ударил грохот: канат, вращающий помост, даже не получив новой нагрузки, лопнул.
– Но меру-то мы прошли! – обиженно вскричал его мастер.
А Бэнсон, всё более заводя толпу, притащил ещё бочонок! И соперник добавил тоже один, а потом прибавили по одному и ещё! Канаты стали гудеть отчётливей, звонче. Шагнул вперёд распорядитель и, вытянув руку, направил внимание всех на очевидное: канат «Шервуда» вытянулся явно меньше.
И тут лопнул соседский канат! Под крики и грохот раскатившихся бочонков я быстро подбежал к Бэнсону и прошептал ему на ухо.
– Но Томас! – ответил он. – А если и наш лопнет?