Люди в джунглях

Люндквист Эрик

— Кричи, кричи, — говорит Асао. — Вот изжарим тебя сегодня!

Я вытягиваюсь под навесом на ложе из веток, и старый Дулла начинает рассказ о той поре, когда здесь жили люди. Все это нам уже известно, и никто не слушает его. Легонг описывает нашу охоту, а также духов и призраков, которых мы видели. Вот когда Дулла берет свое — уж он-то видел и слышал вещи почище! Никому не хочется спать. Дуллу сменяет Асао, потом Сари рассказывает про яванских тигров и про людей, которые умеют превращаться в тигров.

Проходит

час за часом. Дождь не унимается. Ничего, мы не в обиде. Он как бы сплачивает нас, пять человек, затерявшихся в дебрях. Нам очень хорошо друг с другом, нам по душе и лес, и эта дождливая ночь, и все те, кто ее населяет. Жить, наслаждаясь этой минутой, — сейчас нам больше ничего не надо. ‘ Пламя костра, голоса рассказчиков, дружеские улыбки, шелест дождя, звуки и запахи джунглей — все это сливается воедино и рождает острое ощущение счастья. Сари берет меня за руку и, как всегда, когда нам где-нибудь хорошо, говорит:

— Построим себе домик, поселимся здесь…

— Останемся еще на один день, туан, — просит Легонг. — И завтра в ночь пойдем за буйволом.

— Нельзя, — говорю я. Зачем только он напомнил мне о завтрашнем дне?

Мы вышли с Нунукана днем, сюда добрались уже в сумерках. Воскресенье уйдет на обратный путь. В понедельник я должен быть на работе.

— Легонг, ты ведь работаешь на пилораме. Как же ты можешь прогулять в понедельник?

— Мой хозяин — туан, а не пила!

— Останемся тут дня на два, — упрашивает Сари. — Заготовим много-много мяса, чтобы надолго хватило.

— Нельзя! Мы должны вернуться завтра.

— Должны… — тянет Легонг. — Разве туан должен! Туан сам начальник, он сам все решает на Нунукане. Туан может делать, что хочет. А то какой же он начальник.

— Ну знаешь, если бы я делал только то, что мне хочется, я никогда не стал бы начальником на Нунукане.

— Ты ничего не понимаешь, Легонг, — вмешивается Дулла. — Что тебе известно о белых людях? Ты меня спроси! У них не такие обычаи и законы, как у нас, и голова работает по-другому. Когда они думают, приходят в движение колеса и деньги текут.

И вдруг я сознаю, как сильно я связан. Насколько ограничена моя свобода. И как бесконечно мало я получаю взамен. Уж во всяком случае ничего такого, чем я дорожу. Да, я на Нунукане старший начальник, мне подчинены тысячи людей. Но в то же время я, пожалуй, больше всех ограничен в своих действиях и поступках. На то, чтобы жить и быть счастливым, у меня остается совсем мало времени, меньше, чем у кого-либо.

Сари слезно читает мои мысли. Она говорит:

— Что толку от твоей власти, она не дает тебе счастья. Чем больше у тебя власти над другими, тем меньше ты можешь распоряжаться самим собой. И тем меньше времени у тебя остается для меня.

— Но туан зарабатывает большие деньги, — вставляет Асао.

— Деньги, — фыркает Сари. — Их не возьмешь с собой на тот свет.

— Зато можно хорошо устроиться на этом, — возражает Асао.

— Ерунда, — говорит Сари. — Если все твое время уходит на то, чтобы зарабатывать деньги, тебе некогда их тратить.

— А есть много людей, для которых иметь деньги, копить их — тоже радость, — замечает старый мудрый Дулла.

— Охота лучше всего! Правда, туан? — обращается ко мне Легонг.

— Правда, Легонг. К тому же это не стоит денег. Наоборот!

— Но если быть большим человеком на Нунукане так невесело, почему туан согласился? Туан, пойдем со мной, охотиться на носорогов! Несколько месяцев поохотимся, еще и деньги заработаем.

Что ответить Легонгу? Должно быть, я и сам но знаю, чего хочу. Но мне ясно, что я не самый счастливый человек на Нунукане. На один только вечер, на одну ночь мне удалось забыть так называемый долг и побыть свободным охотником-дикарем.

И что за глупую жизнь веду я! Почти все мое время занято работой и мыслями о работе, о пароходах, о людях, о машинах. Сперва, конечно, было интересно. Разве не увлекательно — вступить в Схватку с джунглями! А теперь я раб предприятия. Все идет само собой. Во всяком случае должно идти. Проклятая цифра — пять тысяч кубометров — давно достигнута. Я убедился, сколь обманчива была иллюзия, будто эти пять тысяч дадут нам счастье. Я стал рабом пяти тысяч кубометров леса в месяц. А воображаю иногда, будто покорил джунгли! Святая простота!

Так брось! Брось эту дурацкую погоню за деньгами, славой, благосостоянием, положением в обществе. Погоня за благосостоянием — есть ли на свете более пустое занятие, чем этот бич Запада, особенно Америки.

Да, легко сказать: брось!

А если на самом деле? Решишься? Не побоишься, что люди скажут? Не боишься — вдруг выяснится, что ты просчитался?

Вот именно: я боюсь. И к тому нее невозможно, почти невозможно, раз включившись в эту гонку, бросить ее. Есть только один выход — продолжать, покуда не свалишься. Работать так, чтобы некогда было думать, чтобы забыть обо всем остальном. Работать, работать, работать — заветное слово Запада. Выбивайся из сил на работе, пока тебе не почудится, что это и есть счастье. Работа возвышает человека! Проклятая капиталистическая ложь!..

Так отуземься!

А что, пожалуй, я так и сделаю. Почему пе попробовать? Только попробовать, проявив и здесь обычную половинчатость.

Бросить эту работу, стать охотником на носорогов, как предлагает Легонг, или выращивать рис на Яве, как хочет Сари.

Костер угасает. Сари спит. Асао пошел к лодке, к своему «Пенте», а старый Дулла охраняет нас.

Я пе могу уснуть, все размышляю. Вижу счастье, вот оно, совсем близко — на острие охотничьего копья, на спелом колосе риса.