Люди в красном. Сборник
Шрифт:
– Я все еще хочу знать, что такое «Комик-Кон», – не отступал Керенский.
– Господи боже, – Хестер вздохнул. – Керенский, потом расскажу. Эй, Абнетт, мы нарядим лейтенанта в Кори и пройдем в клуб, а дальше что?
– Нужно завлечь сюда настоящего Кори и повторить все то, что вы сделали со мной. Заинтересуйте его, заинтригуйте – и, быть может, он что-нибудь сделает. Я бы не говорил ему, что вы хотите прикрыть шоу, ведь тогда он лишится постоянной работы. Попытайтесь убедить его представить вас Чарльзу Полсону. Это создатель сериала
– И ты можешь провести нас в клуб, – предположил Даль.
– Нет. Как я уже говорил, я недотягиваю. Но у меня там друг работает барменом. Я для него прошлым летом соорудил рекламный ролик, когда дела шли худо. Фактически спас от банкротства. Так что он обязан мне. Он и впустит вас.
Абнетт обвел взглядом собравшихся и указал на Керенского.
– Вот его пустит.
Затем указал на Дюваль.
– И ее тоже. Возможно.
– Как я понял, ты спас друга от потери всего хозяйства, а он пустит пару людей в клуб, и это – равноценные одолжения? – спросил Хестер недоверчиво.
– Парень, это Голливуд.
– Понятно. Мы так и сделаем. Спасибо, Брайан, – сказал Даль.
– Рад помочь. В смысле, я правда привязался к тебе. Ты ведь настоящий и все такое…
– Рад слышать.
– Можно спросить? – осведомился Абнетт.
– Конечно.
– Будущее – оно и вправду такое, как в шоу?
– Да, будущее такое. Но я не уверен, что это реальное будущее.
– Но ведь здесь ваше прошлое! Мы – его часть. Я имею в виду две тысячи двенадцатый год.
– В нашем прошлом есть две тысячи двенадцатый год, но не этот две тысячи двенадцатый. Там нет «Хроник „Интрепида“». В нашей временной линии такого сериала не существует.
– А это значит, что я могу и не существовать в вашей линии, – заключил Абнетт.
– Вероятно.
– Значит, ты – все, что есть от меня там. Все, что когда-либо существовало от меня в вашем времени.
– Полагаю, да. Равно как и ты – единственная часть меня, существовавшая здесь.
– У тебя в голове не мутится от всего этого? От осознания, что существуешь и не существуешь одновременно, что ты реальный и в ту же минуту вымышленный?
– Мутится. Несмотря на то что меня учили справляться с фундаментальными экзистенциальными проблемами. А справляюсь я сейчас просто: мне все равно, настоящий я или вымышленный, существую или нет. Я хочу лишь одного: сам определять свою судьбу. На это я могу повлиять, могу что-то сделать. И делаю.
– Кажется, ты умнее меня, – заключил Абнетт.
– А ты выглядишь гораздо лучше, – отозвался Даль.
– На том и порешим, – улыбнулся Абнетт. – Кстати, если уж разговор зашел о внешнем виде, думаю, пора вам сменить гардероб. Униформа, наверное, хороша в будущем, но здесь она выставляет вас гиками, которые носа из дома не кажут. У вас деньги есть?
– Девяносто три тысячи долларов, – откликнулся Хэнсон. – Минус семьдесят три доллара за ланч.
– Думаю, на шмотки хватит, – резюмировал Абнетт.
Глава 17
– Ненавижу это тряпье! – буркнул Керенский.
– Ты прекрасно выглядишь! – заверил Даль.
– Нет! – заупрямился лейтенант. – Я будто вслепую одевался! Как люди это носили?
– Хватит ныть! – скомандовала Дюваль. – Как будто ты в нашем времени не ходил в гражданском.
– Белье колется! – пожаловался лейтенант, ерзая.
– Знала бы я, что ты такой нытик, никогда б не стала спать с тобой!
– Знал бы я, что ты меня накачаешь отравой, похитишь и увезешь в средневековье, да к тому же без штанов, никогда б не стал спать с тобой!
– Эй, ребята, потише, – попросил Даль и скосил глаза в сторону водителя, усердно игнорировавшего психов на заднем сиденье. – Не надо про средневековье.
Такси свернуло с бульвара Сансет на Вайн-стрит.
– А вы уверены, что Марк Кори еще там? – осведомился лейтенант.
– Брайан сказал, что его друг позвонил, как только Марк зашел внутрь. Друг бы позвонил, если бы Марк вышел, – сообщил Даль. – Друг не звонил, так что, надо думать, Марк еще на месте.
– Вряд ли у нас получится, – вздохнул Керенский.
– Получится! – заверил Даль. – Не сомневаюсь.
– Это с твоим сработало. С моим все может пойти по-другому.
– Анатолий, пожалуйста, перестань, – взмолилась Дюваль. – Все получится. Если он хоть отчасти на тебя похож, ты его совершенно очаруешь. Ты для него – как ожившее отражение, которое можно потрогать.
– Что бы это значило?
– А то, что для тебя самолюбование нормально и естественно, – пояснила Майя.
– Я тебе совсем не нравлюсь? – спросил Керенский после секундной паузы.
Дюваль улыбнулась, потрепала его по щеке:
– Анатоль, ты мне нравишься. Очень. Но сейчас я хочу, чтобы ты сосредоточился. Считай, что ты в очередной разведмиссии.
– Меня всегда калечат в разведмиссиях, – пожаловался лейтенант.
– Возможно. Но ведь ты выживаешь.
– «Вайн-клаб», – объявил водитель, выруливая к тротуару.
Трое друзей выбрались из машины. В клубе грохотала музыка. Снаружи молодые, красивые люди в изящных заученных позах ждали своей очереди.
– Вперед, – объявил Даль и направился ко входу.
– Очередь начинается с той стороны, – указал вышибала на вереницу миловидных позеров.
– Да, но мне посоветовали поговорить с вами, – произнес Даль, протягивая руку с заботливо сложенной, незаметной посторонним стодолларовой купюрой, как и учил Абнетт. – Вы же Митч?
Вышибала Митч бросил едва заметный взгляд на пятерню Даля, затем деловито пожал ее, проворно выцепив купюру.
– Хорошо. Говорите, – разрешил Митч.
– Я должен сообщить вам, что эти двое – друзья бармена Роберто, – сказал Даль, кивая на Керенского с Дюваль. – Он их ждет.