Люди в красном. Сборник

Скальци Джон

– Я даже испытываю легкое чувство вины, – признался Вайнштайн.

– Не стоит, – сказал Даль. – Повторю: вы не могли знать. Но теперь вы знаете, откуда мы и почему явились остановить ваш сериал.

Полсон открыл рот – должно быть, чтобы возразить и привести целый ряд причин, по которым сериал остановить невозможно и немыслимо. Но Даль поднял руку, предупреждая возражения.

– Но сейчас, когда мы увидели и немного поняли здешнюю жизнь, я уяснил: вот так взять и остановить шоу невозможно. Отправляясь сюда, мы многого не знали. А теперь я понимаю: закрывать

сериал нет нужды, потому что его можно обратить нам на пользу. И вам тоже.

– И как же? – спросил Полсон.

– Чарльз, ваш сын в коме.

– Да.

– И он не выйдет из нее.

– Нет, – подтвердил Полсон спустя минуту и отвернулся.

На глазах его заблестели слезы.

– А ты и не говорил, – удивился Вайнштайн. – Я думал, еще осталась надежда!

– Нет. Доктор Ло мне вчера сказал, что снимки мозга показывают постоянное ухудшение. Все хуже и хуже. Сейчас жизнь в его теле поддерживают только аппараты. Мы ждем, пока соберется вся семья, чтобы попрощаться. А тогда попросим, чтобы аппараты отключили. – Он посмотрел на сидящего молча Хестера, затем на Даля. – И чего же вы хотите? Как это касается моего сына?

– Чарльз, я думаю, мы можем спасти его, – ответил Даль.

– Скажите же как!

– Мы возьмем его с собой – на «Интрепид». Там его вылечат. Наша медицина может гораздо больше вашей. А если и не сможет, то у нас есть Сюжет. – Энсин указал на сценариста. – Мистер Вайнштайн напишет сценарий для серии, в которой Хестер будет ранен, но спасен, доставлен в лазарет и подвергнут срочному лечению. Терапия успешна, Хестер выздоравливает. Ваш сын выздоравливает.

– То есть вставить его в сериал – в этом ваш план?

– В этом. Почти.

– Почти? – нахмурился Полсон.

– Есть определенные проблемы с логистикой. А еще, если можно так выразиться, с телеологией.

– Что за проблемы?

Даль посмотрел на Вайнштайна, тоже нахмурившегося.

– Кажется мне, и вы сейчас о них подумали.

– Ну да, – ответил тот и указал на Хестера. – Прежде всего их окажется двое в той вселенной.

– Так придумай, как это обыграть, – подсказал продюсер.

– Я-то придумаю. Но ведь выйдет неестественно и вообще несуразно.

– А раньше вам это мешало? – осведомился Хестер.

– Но если в той вселенной их двое, значит здесь – ни одного, – заметил сценарист, проигнорировав колкость. – Если оба исчезнут, некому будет сниматься.

– Найдем нового актера, похожего на Мэттью, – предложил Полсон.

– Но тогда возникнет проблема, на какого из, э-э…

Сценарист посмотрел на Хестера, и тот подсказал: «Хестеров!»

– Да, на какого из Хестеров подействует наше средство. Кроме того, признаюсь сразу: я представления не имею, как действует это чудное колдовство со сценариями. Но во всяком случае, я бы не использовал подменного Хестера, поскольку непонятно, как подмена скажется на исцелении твоего сына. Он, может, станет на себя не похож.

– Именно, – подтвердил Даль. – Поэтому мы предлагаем другое решение.

– Я остаюсь здесь, – сказал Хестер.

– То есть вы остаетесь, притворяясь моим сыном, – резюмировал Полсон. – Изображаете чудесное исцеление. Затем мы делаем серию, в которой вы играете роль вместо моего сына и вас исцеляют по сценарию.

– Почти, – согласился Хестер.

– Все «почти» да «почти»! – фыркнул Полсон. – Что теперь?

Даль снова посмотрел на сценариста и попросил объяснить коллеге.

– О боже мой! – Вайнштайна передернуло. – Это вы про атомы?

– Атомы? – удивился продюсер. – Какие, к черту, атомы?

Вайнштайн схватился за голову.

– Так глупо, – пробормотал он себе под нос. – Чарльз, когда мы написали серию про путешествие Абернати и прочих назад во времени, мы и придумали про атомы. Что их атомы будут оставаться здесь всего шесть дней, а потом вернутся к своей временной линии. В будущее.

– Ник, я понятия не имею, о чем ты! Скажи на нормальном человеческом языке!

– Это значит: если мы останемся в этом времени больше чем на шесть дней – умрем, – пояснил Даль. – А мы тут уже третий день.

– Соответственно, если Мэттью перенесется в их время, у него тоже будет шесть дней, а потом он умрет, – добавил Вайнштайн.

– Что за идиотская выдумка?! – взорвался продюсер. – Какого хрена ты это вставил?

– Да разве я мог представить, что когда-нибудь придется вот так говорить про эти несчастные атомы? – ответил он жалобно. – Господи, Чарли, мы же просто пытались вытянуть ту серию. Надо было вогнать их в раж. Показать опасность. Тогда все казалось к месту.

– Ну так перепиши! Новое правило: люди путешествуют во времени как хотят и сколько вздумается.

Вайнштайн посмотрел на Даля умоляюще.

– Уже слишком поздно, – сказал тот, правильно истолковав взгляд сценариста. – Это условие уже действовало, когда мы вернулись во времени. Вдобавок мы сейчас не на экране. Мы живем вне Сюжета, а значит, даже если написать новое, оно не сработает, поскольку мы не на съемках. Закон шести дней не обойти.

– Они правы, – заключил Полсон, указывая на делегацию с «Интрепида». – Дерьмовый ты придумал мир.

Вайнштайн потупился.

– Он не знал, – вступился Даль. – Нельзя его винить. Он нам нужен, так что, пожалуйста, не увольняйте его!

– Увольнять я его не собираюсь, – заметил Полсон, все еще не сводя глаз со сценариста. – Я хочу знать, как исправить все это дерьмо!

Тот открыл рот, закрыл, открыл снова и обратился в растерянности к Далю:

– Я был бы признателен, ну, за помощь…

– Хорошо. Но план покажется вам, так сказать, немного безумным.

– А все, что тут было сказано раньше, думаете, не казалось? – спросил обреченно Вайнштайн.

– Хестер остается здесь, мы забираем вашего сына. Возвращаемся в наше время и Вселенную. Но он, – Даль указал на сценариста, – пишет, что улетел с нами Хестер. Нам не придется провозить двоих Хестеров или протаскивать его тайно. Он должен быть центром событий. И мы будем звать его по имени. По полному имени. Его зовут Джаспер Аллен Хестер.