Люди золота
Шрифт:
Женщина, к которой относились эти слова, была еще молода, но ее лицо носило следы страданий.
Две молодые девушки, или лучше сказать, два ребенка, со страхом устремили на говорившего свои большие глаза. Их лица были бледны и худы.
— Что вы хотите сказать, Вильки? — спросила с безпокойством мать.
— Разве вы не поняли, что вы должны сейчас умереть?
— Умереть! — вскричала бедная женщина. — Это конец моих мучений… Это освобождение!.. Но они, мои дочери, какая им определена участь?.. Их освободят, не правда ли?.. Бедные создания!.. Моя смерть возвратит им свободу… Может быть, они еще будут счастливы!.. Не правда ли, Вильки? Не правда ли?..
Вильки не отвечал ни слова.
Бедная женщина угадала значение этого молчания.
— Сжальтесь над ними! — вскричала она, бросаясь на колени. — Сжальтесь над моими детьми!..
— Вы знаете, что они никогда не прощают!
Несчастная упала на землю пораженная горем.
— Умоляю вас, Вильки! — прошептала она чуть слышным голосом. — По крайней мере убейте меня прежде их… О! заклинаю вас, избавьте меня от зрелища их смерти!..
— Их приказания священны! — отвечал Вильки твердым голосом. — Я это помню, хотя вы уже забыли!..
Сказав эти слова, он схватил одну из девочек и связал ей руки и ноги; потом он бросил факел в груду сухих листьев, которая была мгновенно охвачена пламенем.
— О! Боже мой! — вскричала с ужасом несчастная мать. — Неужели Ты дозволишь совершиться такому страшному преступлению?.. Дочь моя!..
И она упала без чувств. Вильки бросил в пламя несчастного ребенка. Бесстрастное орудие таинственного мщения, он исполнял только их приказания.
Придя в чувство, бедная женщина хотела было броситься в пламя, чтобы выхватить из него свое дитя, как вдруг она заметила в углу подземелья другую девочку, окаменевшую от страха.
— А! — вскричала она. — Эта останется мне, ее вы не сожжете!..
И схватив на руки ребенка, несчастная женщина бросилась вперед и исчезла за выступом скалы.
«Это выход в ущелье, — подумал Вильки, — они не могут уйти от меня!..»
С ружьем в руках он бросился вслед за беглянкой.
Проход был узок и низок. То надо было нагибаться, то даже ползти. Едва мать, обремененная своей драгоценной ношей, достигла конца опасной дороги, как она услышала за собой шаги Вильки. Отчаянным усилием она достигла вершины горы.
Буря уже утихла, и наступало утро.
— Беги, моя Клэр! — сказала несчастная женщина, опуская на землю ребенка и указывая на видневшуюся вдали деревню. — Беги, моя дорогая! И помни о… — Слова остановились в ее горле, Вильки стоял уже за ней. Он хладнокровно прицелился в убегавшую по скату ущелья девочку.
Выстрел загремел. Ребенок пошатнулся и упал в пропасть.
— Моя дочь!.. Мое дитя!.. — вскричала несчастная мать, обезумевшая от горя. — Убиты обе!.. О! это наказание свыше человеческих сил!.. Боже мой! Что же я такое сделала?
Не обращая внимания на эти отчаянные вопли, Вильки схватил несчастную и увел или, лучше сказать, унес назад в подземелье.
— Теперь ваша очередь! — сказал он. — Молитесь!
Она упала на колени.
В ту же минуту Вильки погрузил свой нож между плеч несчастной.
Исполнив последнее преступление, палач возвратился в хижину.
Де-Керваль все еще спал.
Заперев дверь, Вильки вынул из нее ключ и вернулся в подземелье, оставив на этот раз подъемную дверь открытою.
Войдя в подземелье, он вынул из кармана склянку, завернутую в кусок пергамента.
Прочитав внимательно написанное, он прибавил несколько слов карандашом и выпил содержимое склянки.
В ту же минуту он упал на пол без дыхания.
III.
Пробуждение
Был уже день, когда де-Керваль проснулся. Его поразило отсутствие хозяина и открытая подъемная дверь. Его удивление еще увеличилось, когда он увидел, что выходная дверь хижины заперта и ключа в ней нет.
«Уж не пленник ли я?» — подумал он и решился идти по единственной открывавшейся дороге.
Войдя в подземелье, де-Керваль задрожал, несмотря на все свое мужество.
Перед ним лежали обугленные человеческие кости, молодая женщина, плававшая в крови, и труп его хозяина.
— Какая ужасная драма здесь совершилась! — прошептал Роберт.
Увидя ключ от двери, лежавший на земле около Вильки, он схватил его и бросился назад в хижину и, открыв дверь, вышел на чистый воздух.
Зрелище, только что представившееся его глазам, так его взволновало, что он шатался как пьяный.
Однако мало-помалу он пришел в себя.
«Как это случилось, что я не был жертвой этого преступления? — подумал Роберт… — Кто мог это сделать? Зачем была открыта эта подъемная дверь?.. Очевидно, чтобы указать мне место преступления. Значит, нужен был свидетель!.. А это подземелье без выхода? Кто были несчастные, заключенные в этой тюрьме?.. Я тут положительно теряюсь. Лучше всего отправиться в ближайший город. Кажется, что это будет Вестфильд».
Оседлав свою лошадь, Роберт поскакал в галоп. Дорога оказалась короче, чем он думал.
В городе он расспросил, где живет комиссар, и отправился прямо к нему.
Комиссар Вестфильдского округа был толстый человек с лицом, окаймленным рыжими бакенбардами.
Его нерешительный, ленивый вид не понравился Роберту; было очевидно, что у него желудок властвовал над рассудком.
Роберт не ошибся, но он не обратил внимания на секретаря.
Имя секретаря комиссара Джефферсона было Адам Фокс, и это имя совершенно подходило к его лисьей физиономии и выбранной им профессии.