Людишки
Шрифт:
Стало быть, власти должны были наконец осознать, что им придется расстаться либо с пятью миллионами, либо со своей ненаглядной электростанцией.
Ждать оставалось недолго.
Пэми спала больше всех, но, даже бодрствуя, была вялой и безучастной ко всему, словно захворавший ребенок. Благодаря неисчерпаемому запасу психической энергии Фрэнк отдыхал меньше всех, но и захватчики, и заложники по очереди спали на диванах в комнате отдыха, укрываясь тонкими одеялами, которые хранились в чулане на случай каких-либо осложнений, требовавших постоянного присутствия персонала на станции. (Террористы
Единственный на станции телевизор находился там же, в комнате отдыха. Его держали включенным круглые сутки, чтобы следить за реакцией внешнего мира на создавшуюся обстановку. Дабы не мешать спящим, громкость убавили до минимума. Вечером пятого дня после захвата станции в телепередаче впервые упомянули имя доктора Филпотта.
В этот миг у телевизора сидел и Фрэнк и две сотрудницы станции. Чтобы уловить тихий звук, им пришлось приблизиться к экрану вплотную. Мария-Елена, Пэми и два работника станции спали, а Григорий и Кван с четырьмя другими заложниками сидели у главного пульта.
«До сих пор неизвестна судьба лаборатории доктора Филпотта, именитого ученого, чьи сомнительные эксперименты в области антигравитации вызвали забастовку на электростанции Грин-Медоу, которая, в свою очередь…»
Фрэнк оглянулся. На лицах женщин, смотревших вместе с ним программу, застыл ужас. Было видно, что они молят Бога избавить их от расспросов Фрэнка. Господь не внял их молитвам.
Доктор Филпотт смотрел телевизор, сидя в комнате отдыха.
– Какая еще антигравитация? Что там болтают об антигравитации? – возмутился он.
– Профессор, они проговорились, – испуганно промолвила Синди. – Проговорились, хотя должны были молчать, – добавила она, глядя на экран округлившимися глазами и отбрасывая волосы на затылок.
Так оно и было. Непроходимая тупость журналистов, из-за которой они спутали антигравитацию с антиматерией, отвлекла внимание Филпотта от главного, куда более серьезного промаха телевизионщиков: они должны были молчать о лаборатории доктора. Разумеется, пресса знала, что лаборатория размещена на станции. Беспорядки на Грин-Медоу напрямую связывались с именем доктора Филпотта, и журналисты, естественно, с самого начала пытались встретиться с ним, чтобы взять интервью и потребовать объяснений, а власти, в свою очередь, мечтали вытащить его за пределы территории. Лишь после долгих заочных переговоров – к счастью, телефонная связь в лаборатории не зависела от коммутатора, оказавшегося в руках террористов, – доктору удалось убедить хозяев, что ради его личной безопасности и сохранности станции ему лучше оставаться в лаборатории. Он не упоминал о намерении продолжать эксперимент и сказал лишь, что будет «оберегать» свои владения, впав при этом в простительный грех «белой лжи», умолчания.
Пресса тоже должна была молчать. Как сказал по телефону один из чиновников, сведения об известном ученом, докторе Марлоне Филпотте, останутся закрытыми вплоть до окончания конфликта (и почему это всякого ученого именуют «известным»?)
Но, как нередко случается, нашелся какой-нибудь второй помощник младшего редактора, не знавший о запрете и в самый неподходящий момент оказавшийся там, где не следовало.
– Остается лишь надеяться, что террористы слишком заняты, чтобы смотреть телевизор, –
– Итак, ставки растут, – заметил Фрэнк. – Я схожу в лабораторию, вытащу оттуда доктора, приведу его сюда и заставлю поговорить по телефону с властями. Может быть, тогда дело сдвинется с мертвой точки.
– Я пойду с вами, – сказал Григорий. – Кто знает, что творится в его лаборатории.
– Я тоже пойду, – вызвалась Мария-Елена. – Я хочу узнать, чем занимается этот человек.
– И оставите меня наедине с заложниками? – осведомилась Пэми, которая, как на беду, в этот самый миг проснулась в более раздраженном настроении, чем обычно.
– Придется оставить кого-нибудь присматривать за лавочкой, – решил Фрэнк.
– Производственные процессы полностью автоматизированы, – сказал Григорий. – Задача персонала сводится к наблюдению за датчиками. Во время нашего отсутствия заложники могут пять-десять минут посидеть в комнате отдыха. Выпустим их, когда приведем сюда Филпотта.
– А кто будет следить за приборами?
– Кван.
Фрэнк посмотрел на Квана, который обмяк в кресле, охваченный безысходным отчаянием.
– Надо подумать, – сказал Фрэнк и подошел к юноше. – Кван, ты понял, о чем идет речь?
Кван взглянул на Фрэнка, но промолчал.
– Мы запрем заложников в комнате, пойдем в лабораторию, возьмем сумасшедшего профессора и приведем его сюда, а ты тем временем будешь наблюдать за датчиками. Если возникнет опасность взрыва, устранишь неполадку. Согласен?
Кван чуть приподнял лицо, и его лишенные жизни глаза сверкнули.
Фрэнк прикоснулся к плечу юноши, костлявому, жесткому и напряженному, словно трос подвесного моста.
– Только не взрывай. Еще рано. Давай договоримся: когда придет время уничтожить станцию, ты сделаешь это собственноручно. Хорошо?
На серых губах Квана появилась едва заметная улыбка.
Фрэнк ухмыльнулся.
– Что, не терпится взорвать? Взорвать Китай и весь мир?
Обтянутое кожей лицо, остановившийся взгляд и мрачный оскал делали Квана похожим на живого мертвеца.
Три минуты спустя, когда в комнате отдыха уже не осталось желающих смотреть телевизор, на экране появилось испуганное лицо телекомментатора, который предпринял попытку захлопнуть приоткрывшийся ящик Пандоры.
«Сегодня утром всемирно известный ученый Марлон Филпотт, отдыхающий в своем летнем домике в Ист-Хэмптоне, Лонг-Айленд, прервал затянувшееся молчание и сообщил, что…»
Доктор Филпотт, сидевший в своей лаборатории на Грин-Медоу, прервал затянувшееся молчание.
– Чанг! Синди! Получилось! – с трепетом прошептал он, словно узрев Господа.
На сей раз он оказался прав. Датчик радиации уловил слабый, но совершенно отчетливый сигнал гамма-лучей, исходящих из магнитной ловушки. Где-то внутри сгустка дейтерия возникло нечто доселе неведомое. Оно готовилось к появлению на свет много недель, все это время в магнитном поле сталкивались быстрые потоки тяжелых ионов. Получение искомого результата было столь же маловероятно, как возникновение «кадиллака» в итоге столкновения двух «хонд». Как будто колода карт, подброшенная в воздух, сама по себе улеглась на землю аккуратной стопкой, рубашками вниз, рассортированная по мастям и достоинствам.