Людмила Гурченко
Шрифт:
Их романтические отношения разворачивались прямо у всех на глазах. А когда Людмила Марковна отказалась присутствовать на фуршете по случаю начала съемок, он очень расстроился.
— Ну как она может игнорировать весь коллектив? — недоумевал он, расхаживая взад-вперед мимо гостиничной двери Люси.
Но тут внимание всех привлекла политическая обстановка в стране. В Прибалтике начались волнения, а на улицах появились танки. Многие были в шоке и панике. Все железнодорожные и авиарейсы были отменены. Вылет съемочной группы обратно в Москву был невозможен. Но для Люси никогда и ничто не являлось невозможным! Она, еще недавно витающая в облике кинозвезды, в один миг превратилась
Возможно, именно эта черта Людмилы Марковны и сделала свое решающее дело: Сенин влюбился в нее окончательно и бесповоротно. Уже на премьере фильма они нежно держались за руки.
Друзья и знакомые нередко шутили:
— Сергей Михайлович, вы же говорили, что ваше сердце непреклонно и целиком принадлежит супруге и семье?
— По-моему я немного поторопился с выводом! — отвечал счастливый влюбленный.
Но не все было так просто — Сенин был женат и воспитывал дочь. Его семья проживала в Одессе. А сам Сергей Михайлович находился в Москве вместе с Людмилой Марковной на правах ее любовника. Они продолжали свою совместную работу. На этот раз это оказалась кинолента «Послушай, Феллини!». Во время одесской премьеры в зал пришла законная супруга Сенина, она своими глазами увидела неподдельные и нескрываемые отношения своего мужа с актрисой. В тот же день она и подала документы на развод.
Когда проходили съемки фильма «Любовь», в отношениях Сенина и Гурченко все стало ясно окончательно. Это был союз, полный удивительно трогательных и трепетных чувств и отношений.
Потом пошли и другие творческие работы. Над спектаклем «Бюро счастья» трудились вот уже несколько месяцев. Дело продвигалось очень медленными темпами. Если в начале пути кто-нибудь сообщил, что это будет ой как не просто… Но Люся была так увлечена этой идеей. Она жила мечтой сотворить настоящий музыкальный спектакль, не хуже, чем на Бродвее! И тут пошла череда проблем и непонятных вариантов их решения — кто напишет музыку? А кто будет драматургом? А режиссер? Выручил, как всегда, Сергей Михайлович. Он оптимистично смотрел в будущее, да и просто на ситуацию. Он всегда верил и в вере своей он был непреклонен! Один только Бог знает, каких шрамов на сердце и душе ему это стоило!
Однажды, Сенин посоветовал Гурченко обратиться за помощью к режиссеру Андрею Житинкину. И не прогадал.
— Людмила Марковна, я вижу как вы увлечены этой историей! Если уж у вас такой азарт, считайте, что я за это дело уже взялся! — согласился Житинкин в ответ на предложение Гурченко.
И тогда дело пошло! И все заиграло и все оживилось! Спектакль набирал скорость и обороты!
Их союз не был похож на прежние отношения. Мало того, что после всех любовных разочарований и предательств, Гурченко даже и не думала о мужчинах. А Сенин все-таки был странным человеком. В этой странности и есть его очарование, его сила. Людмила Марковна говорила о нем: «Боже мой, какая противоположность тому, с чем я прожила треть жизни!». От прежних супругов она привыкла слышать красноречивые комплименты. Но только не здесь! С прежними она подолгу вела беседы, применяя высокопарные слова, а тут — «Да! Это супер!» или просто «Угу». Сергей Михайлович был совершенно другим. И с ним, кажется, Люся была действительно счастлива.
Встань и иди!
Людмила Марковна всегда помнила свой первый успех после «Карнавальной ночи». Как она сама частенько говорила: «Без труда выловила рыбку из пруда — будь готова расплачиваться!». Надо сказать, этот жизненный принцип ей не изменял. После белой
Его назвали в честь Марка Гавриловича. Люся, крепко и горячо любящая своего отца и все, что с ним было связанно, любила и это имя. Неудивительно, что назвав своего внука именем Марк, она ассоциировала его со своим папой. Зачастую Марк Гаврилович жаловался своей жене:
— Леля, ну почему ты не называешь меня Маричек? Почему только Марк? А можно еще Маркуша, Марик… Как приятно!
Как же приятно было и Люсе, когда любимый внук говорил ей:
— Люся, мне очень нравится мое имя! Я в школе и везде один такой — Марк!
— Ах, ты мой золотой! Ты мой сыночек! Как я рада, что ты все понимаешь! Как я была счастлива, когда ты родился! Мальчик, так еще и Марк! — восхищалась внуком Людмила Марковна.
А, однажды, был такой случай. Маричек по телефону попросил у бабушки сапоги-казаки. В ответ она добродушно рассмеялась, потому что сама в этот момент подумывала о покупке куртки-косухи. «Мы оба и все туда же!» — подумала она про себя и про удивительную родовую связь между бабушкой и внуком.
А в 1995 году, на дне рождения актрисы, Марк поразил всех своим поздравлением. Оно было не по-детски мудрым, осмысленным и точным.
— Я все понимаю. Пройдет время и все станет на свои места. Я тебя люблю, Люся!
Это была неподдельная и не нарисованная любовь! Даже больше и глобальнее! Любовь, основанная на взаимопонимании и взаимоуважении. Они нередко вместе отдыхали, гуляли, болтали. Особенно Марик, впрочем, как и Леночка Капошная обожали Макдоналдс. Гурченко, с ее привычной ценить все натуральное, не испытывала подобного чувства к этим «химическим пирожкам», но любимым деткам в этом не отказывала.
В декабре 1998 года Людмила Марковна находилась в больнице — ей делали операцию по поводу гнойного гайморита. Его она заработала еще в 1975 году на съемках «Двадцать дней без войны». Эх, работа-работа… ради нее все приходилось терпеть — и многочисленные проколы и операции, и перелом ноги, и нескончаемые наркозы, и костыли с палками, и холецесциты, и колиты.
А всего через две недели Гурченко должна была играть в спектакле, где одинаково важна и моральная сила, и физическая выносливость. А тут еще и анализ крови неважный! Что делать? Оставалось только мысленно репетировать и повторять диалоги. Не работать или не думать о работе Люся не могла. Ничто и никогда не могло ей помешать!
Когда ее пришел навестить Сергей Михайлович, на нем лица не было. Он был не похож на себя обычного — был угрюм и молчалив. Игру в «молчанку» первой прервала Люся:
— Что случилось? Почему ты молчишь? Ходишь туда-сюда?
— Понимаешь, Люся, ты все равно узнаешь об этом… Мне тяжело говорить… Случилось… Трагедия… С Марком…
— В Англии? Или он прилетел?
— Он прилетел…
— Что с ним? Он заболел?
— Нет.
— Попал в автокатастрофу? Что? Тоже нет? А что еще? Ну не умер же он?
В палате повисла пауза.
«Да вы что? Господи!» — не верилось Люсе. От нее скрыли, что ее мальчик умер от передозировки. Ему было всего шестнадцать лет. Такой молоденький, такой юный… Откуда все эти внезапные решения мамы и Маши? Откуда такое поведение? Почему от нее все скрыли? А какие у Гурченко были на него надежды… Милый Маричек… «Люся, я все понимаю! Я тебя люблю!» — крутились в голове Гурченко слова внука.