Людоедское счастье. Фея карабина
Шрифт:
А н н е л и з. Под нашими окнами. Вас это не удивило?
П а с т о р. Удивило, Сударь.
А н н е л и з. Пусть это вас не удивляет. Если драгировать Сену в районе Нового моста, можно обнаружить половину из тех, кого считают пропавшими без вести.
П а с т о р. И в чем вы видите причину, Сударь?
А н н е л и з. Вызов, бравада, желание показать кукиш жандарму, сунуть труп прямо под нос сыщику, видимо, это «круто», как говорят молодые люди вашего поколения. Убийцы тщеславны…
П а с т о р. Могу ли я просить вас об одолжении, Сударь?
А н н е л и з. Попробуйте.
П а с т о р. Я хотел бы оставить это дело за собой, не передавать его Карегга.
А н н е л и з. Над чем вы сейчас работаете?
П а с т о р. Только что закончил расследование по складам СКАМ.
А н н е л и з. Пожар? Так, значит, поджог устроил владелец складов с целью получения страховки?
П а с т о р. Нет, Сударь, поджег сам страховой агент…
А н н е л и з. Оригинально.
П а с т о р. …собиравшийся разделить полученные деньги с владельцем.
А н н е л и з. Менее оригинально. У вас есть доказательства?
П а с т о р. Признания.
А н н е л и з. Признания… Еще кофе?
П а с т о р. Охотно, Сударь.
А н н е л и з. Решительно, я в восторге от ваших «сударь».
П а с т о р. Я всегда говорю их с заглавной буквы.
А н н е л и з. Кстати, о признаниях, Пастор. Знакомо ли вам дело Промышленного кредита на проспекте Фош?
П а с т о р. Трое погибших, исчезновение четырех миллиардов старыми франками и арест Поля Шабраля группой комиссара дивизии Серкера. Ван Тянь помогал в части расследования.
А н н е л и з. Так вот, только что мне звонил по телефону коллега Серкер.
П а с т о р. …
А н н е л и з. Он бросил все силы на расследование смерти Ванини, а между тем срок задержания Шабраля истекает сегодня в восемь утра. Он продолжает утверждать, что невиновен…
П а с т о р. Он не прав, Сударь.
А н н е л и з. Почему же?
П а с т о р. Потому что это неправда.
А н н е л и з. Не стройте из себя новобранца, Пастор.
П а с т о р. Слушаюсь, Сударь. Прямых доказательств вины нет?
А н н е л и з. Есть масса косвенных улик.
П а с т о р. Которых недостаточно для передачи дела в суд.
А н н е л и з. Достаточно, но он король алиби.
П а с т о р. Понимаю.
А н н е л и з. Однако этот Шабраль меня утомил. По самым скромным подсчетам он прикончил три дюжины человек.
П а с т о р. Некоторые из них, возможно, плавают под Новым мостом.
А н н е л и з. Не исключено. Итак, я предложил ваши услуги коллеге Серкеру.
П а с т о р. Хорошо, Сударь.
А н н е л и з. Пастор, у вас пять часов на то, чтобы расколоть Шабраля. Если к восьми утра он не подпишет свои показания, вы будете по–прежнему вести дела оценщиков и кассирш.
П а с т о р. Мне кажется, он подпишет.
А н н е л и з. Надеюсь.
П а с т о р. Я займусь этим немедленно. Благодарю за кофе.
А н н е л и з. Пастор.
П а с т о р. Сударь?
А н н е л и з. У меня сложилось впечатление, что в этом деле коллега Серкер хочет прежде всего проверить вашу способность вести допрос.
П а с т о р. Что ж, Сударь, проверим.
– Тянь, расскажи мне о Шабрале, подбрось мне деталей, чего–нибудь живого. Не спеши.
– Сынок, «живое», как ты сказал, возле Шабраля встречается нечасто.
Но рассказывать инспектор Ван Тянь любил. Он стал вспоминать, как за одиннадцать лет до того он расследовал двойное убийство, в котором обвинялся Шабраль, – советника по налогообложению и его подруги. Тогда Тянь был первым, кто проник в квартиру убитых.
– Небедная такая квартирка возле Чрева Парижа [31] , уютное гнездышко размером с ангар для самолетов и высотой с собор, вместо обоев бледно–розовый креп, всюду белая лакированная мебель, матовые стекла, металлические трубки – в семидесятые годы Понтар–Дельмэр много такого понаделал.
31
Имеется в виду торговый комплекс «Ле Аль», построенный в 1970–е годы на месте центрального рынка, описанного в романе Э. Золя «Чрево Парижа».
Первое, что увидел Тянь, когда выбил дверь (кстати, единственную), – была люстра совершенно нового образца.
– Мужчина и женщина были повешены на одной веревке, перекинутой через потолочную балку. Поскольку женщина не дотягивала до мужчины килограммов двенадцать, в точности составлявших вес их собаки, то женщине к лодыжке привязали собаку. Для равновесия.
Пару недель спустя Тянь, вместе с комиссаром Аннелизом, который тогда еще не был дивизионным, явился домой к Шабралю.
– И знаешь, сынок, что мы увидели у него в спальне, на столике возле кровати? Маленькую статуэтку. Из золота. Композиция та же: мужчина, женщина, собака. Естественно, это ничего не доказывало…
– А теперь ты можешь мне коротко рассказать о деле Промышленного кредита?
Около четырех часов утра комиссар Серкер уделил Пастору две минуты времени.
– У меня подстрелили парня, сегодня вечером в Бельвиле, так что сам понимаешь, работы по горло, все допрашивают арестованных… А Шабраль в кабинете у Вертолета, третья дверь направо.
Кофейные автоматы иссякли, пепельницы переполнились, пальцы пожелтели, глаза ввалились от бессонницы, а рубашки взмокли до самого пояса. Голоса срывались на крик, стены слепли от света. Пастор оценил рабочую атмосферу. Ему казалось, что, идя по коридору, он слышит мысли своих сослуживцев. Так вот он какой, Пастор? Тот самый вытягиватель признаний, тот гинеколог преступного мира, тот великий инквизитор комдива Аннелиза? Да это ж сосунок, блатной красавчик, кандидат на теплые места, тогда как мы, ребята Серкера, ударный отряд противонаркотической службы, глотаем пули крупного калибра! Еще несколько шагов, и этот самый Пастор окажется перед гражданином Шабралем. А уж Шабраля парни Серкера знали! Он их мотал сорок два часа подряд! Всех и каждого – а уж они были не слабаки! Пастор чувствовал, что ни один из этих ребят в кожаных куртках и с цепями на шее гроша не поставит на его старый свитер домашней вязки против нержавеющей улыбки Поля Шабраля.
Пастор вошел в кабинет, вежливо отпустил караульного, сторожившего Шабраля, и тщательно прикрыл за ним дверь.
– Ты что, у них за уборщицу, мальчик? – спросил Шабраль.
Через двадцать минут внимательное ухо, оказавшееся поблизости, услышало сквозь запертую дверь мерный стук пишущей машинки. Первое ухо сделало знак второму, которое тоже прильнуло к двери. Из кабинета доносилось журчание голосов под аккомпанемент пишущей машинки. Сами собой к двери приникли и другие уши. Потом все смолкло.