Людской зверинец
Шрифт:
Зрительный экстремизм такого рода очень распространён и в искусстве первобытных людей. Размеры голов, глаз и ртов обычно супернормальны по сравнению с размерами тела, а другие черты, как и в детских рисунках, уменьшены. Тем не менее, в разных случаях для преувеличения выбираются различные стимулы. Если изображается бегущий человек, необычно длинными становятся его ноги. Если человек просто стоит и ничего не делает ни ногами, ни руками, они могут быть изображены в виде неких обрубков или же отсутствовать вообще. Если статуэтка доисторического периода должна была демонстрировать плодовитость, её черты, говорящие о воспроизведении потомства, становились супернормальными, а всему остальному ни малейшего внимания не уделялось. У такой фигурки огромных размеров живот, неимоверно выступающие ягодицы, широкие бёдра и большая грудь, но в то же время могут отсутствовать ноги, руки, шея или голова.
Графические манипуляции такого рода часто воспринимаются как некое уродство — как
Притягательность экстремизма стимулов в искусстве определяется тем, как эти преувеличения варьируются в зависимости от случая и места, а также тем, как при помощи модификаций образуются новые формы гармонии и равновесия. В современном мире такого рода зрительные преувеличения наиболее часто встречаются в рисованных мультипликационных фильмах, а некую особую их форму следует искать в карикатурных изображениях. Профессиональный карикатурист берёт естественно преувеличенные черты лица своей жертвы и делает эти (и без того существующие) преувеличения ещё большими, уменьшая при этом то, что внимания не привлекает. К примеру, большой нос можно увеличить до такой степени, что, в конце концов, его размер окажется вдвое или даже втрое больше настоящего, причём, несмотря на это, лицо станет ещё более узнаваемым. Дело в том, что мы опознаём отдельно взятые лица, сопоставляя их в сознании с неким идеализированным «типичным» человеческим лицом. Если у какого-то конкретного лица есть некие определённые атрибуты, которые сильнее или слабее, больше или меньше, длиннее или короче, темнее или светлее, чем у того лица, которое мы считаем «типичным», они оказываются тем, что мы запоминаем лучше всего. Чтобы нарисовать хорошую карикатуру, художник должен интуитивно чувствовать, какие именно черты являются для нас отличительными, а затем супернормализовать наиболее сильные из них и субнормализовать слабые. В основном это практически тот же принцип, который применяется в рисунках детей и первобытных людей, за тем лишь исключением, что внимание карикатуриста прежде всего концентрируется на индивидуальныхособенностях.
Для всех видов творчества, связанных со зрительным восприятием, на протяжении практически всей их истории был характерен экстремизм стимулов. Супернормальные и субнормальные модификации в изобилии присутствуют почти во всех формах раннего искусства, но с течением времени в европейском искусстве стал всё более доминировать реализм. На художников и скульпторов легла нелёгкая задача — изображать внешний мир настолько точно, насколько это возможно, и только когда в XIX веке технике (благодаря изобретению фотографии) удалось взять эту нелёгкую ношу на себя, художники, наконец, смогли вернуться к более свободной манипуляции темами. Сначала их реакция была очень медленной, и, хотя цепи были разорваны ещё в XIX веке, лишь в XX от них удалось избавиться окончательно. По мере того, как экстремизм стимулов стал заявлять о себе всё громче, одна за другой прокатились волны протеста, и вновь воцарилось правило: "Усиливай нужное иотсекай лишнее".
Когда современные художники стали использовать подобного рода манипуляции в изображении человеческого лица, это вызвало бурю недовольства. Такие картины отказывались признавать, считая их упадническим безумием, как будто они являлись отображением некой новой болезни XX века, а не возвратом к одному из основных принципов искусства — желанию вести борьбу за стимул. Мелодраматические преувеличения человеческого поведения в театральных постановках, балетах и операх, а также усиленные до крайности человеческие эмоции, выраженные в песнях и стихах, были с радостью приняты, но для принятия такого же экстремизма стимулов в видах творчества, связанных лишь со зрительным восприятием, потребовалось некоторое время. Когда стали появляться абстрактные картины, люди, готовые в полной мере наслаждаться полной абстракцией любого музыкального действа, отзывались о них как об абсолютно бессмысленных, но ведь музыку никто и никогда не запихивал в эстетическую "смирительную рубашку" и не заставлял её отображать лишь естественные звуки!
Я определил супернормальный стимул как искусственное преувеличение стимула естественного, но это может быть применимо и к стимулу изобретённому. Позвольте в качестве примера привести два показательных случая. Вне всяких сомнений, розовые губки красивой девушки есть не что иное, как абсолютно естественный биологический стимул. Если она специально выделяет их, крася более яркой губной помадой, она, несомненно, преобразует их в стимул супернормальный. Здесь всё просто, и это как раз один из тех примеров, на которых до сих пор было сконцентрировано наше внимание.
А как насчёт нового блестящего мотоцикла? Он может быть фактором не менее стимулирующим, хотя сам по себе является не чем иным,
Итак, мы видим, что супернормальный принцип не только широко применим, но и затрагивает практически все наши стремления. Освобождённые от проблем, связанных с выживанием, мы выжимаем последнюю каплю стимулов из всего, что только попадается под руку. В результате иногда созданные нами же стимулы мы оказываемся неспособными «переварить». Загвоздка при наделении стимулов большей мощью заключается в том, что мы, будучи вынужденными реагировать на них ещё сильнее, рискуем полностью израсходовать свои силы. Мы измучены и начинаем соглашаться со словами Шекспира:
…Раскрасить розу, злато позлатить,Обрызгать ароматами фиалку…Напрасный это и пустой излишек.Но в то же время мы вынуждены признать и правоту Оскара Уайлда, сказавшего, что "только крайность ведёт к успеху". Итак, что же мы делаем? Всё очень просто — мы пускаем в ход ещё один принцип борьбы за стимул. Его суть заключается в следующем: так как супернормальные стимулы настолько сильны, что, пытаясь реагировать на них, мы можем израсходовать все силы, нам следует время от времени менять элементы, выбираемые для усиления. Другими словами, мы меняем характер перемен. Обычно переключения такого рода крайне драматичны, так как происходит глобальное изменение всего ранее намеченного курса, и всё же это не означает, что следование конкретному курсу в борьбе за стимул прекращается. Вовсе нет, изменяется лишь расстановка супернормальных акцентов, и, пожалуй, самый яркий пример работы этого принципа — мирмодной одежды и аксессуаров.
В женской одежде, где сексуальность стоит на первом месте, этот принцип положил начало тому, что профессионалы в области моды называют "законом смены эрогенных зон". Сама по себе эрогенная зона — это область тела, наделённая нервными окончаниями, реагирующими на прикосновение сексуальным возбуждением. Основными считаются область половых органов, грудь, рот, мочки ушей, ягодицы и бёдра; иногда к этому списку добавляются шея, подмышки и пупок. Женская мода направлена, разумеется, не на осязание, а на демонстрацию (или закрытие) этих чувствительных областей. В крайних случаях все эти области могут быть либо открыты, либо, наоборот, закрыты, как у арабских женщин в национальных одеждах. Тем не менее, в большинстве суперплеменных сообществ, как правило, одни области демонстрируются, в то время как другие остаются закрытыми. В качестве альтернативы можно, будучи одетой, подчеркнуть одни зоны, оставив другие без внимания.
Закон смены эрогенных зон заключается в том, что, по мере того, как проходит время и меняется мода, концентрация внимания на одной области сменяется концентрацией внимания на другой. Если современная женщина подчёркивает одну зону слишком долго, её привлекательность теряется, а значит, для того чтобы вновь вызвать к ней интерес, необходимновый супернормальный шок.
В последнее время две основные зоны — грудь и ягодицы, — в большинстве случаев оставаясь сокрытыми, всё же подчёркивались множеством различных способов. Например, для увеличения этих форм подкладывают что-либо в нужных местах; чтобы подчеркнуть формы, носят облегающую одежду. Иногда же, оставляя эти области под покровом тени, стараются обнажить другие участки плоти настолько, насколько это возможно. Когда дело касается демонстрации груди, вырезы могут начинаться от пупка, но длина платьев при этом значительно увеличивается. Когда зона интереса меняется и юбки становятся короче, поднимается линия шеи. Во времена популярности голых талий и пупков другие зоны, как правило, тщательно прикрывают, вплоть до того, что начинают носить очень длинные брюки.