Людской зверинец

Моррис Десмонд

Продолжая повествование об истории развития городов, мы, затронув Древний Рим, подошли ко времени, когда человеческое общество стало настолько многочисленным, а плотность населения настолько высокой, что это уже было близко к современному уровню. В течение последующих веков ситуация становилась всё более сложной: народу прибавлялось всё больше, элита становилась всё элитарнее, наука развивалась всё интенсивнее. Стрессы и разочарования для городского жителя становились всё более ощутимыми, а междоусобицы в высшем племенном обществе — всё кровопролитнее. Когда народу слишком много, появляются лишние люди, которых можно принести в жертву. Отношения в перенаселённом обществе становятся всё более безличностными, а принципы гуманности и человеколюбия низвергаются до ужасающего уровня. Да это и неудивительно: ведь, как я уже говорил, безличностные отношения способствуют биологическому превращению человека в животное. Удивительно то, что суперплемена, увеличиваясь в размерах, не только выжили,

но и процветают. Этим фактом можно только восхищаться. Он является убедительным доказательством изумительной приспособляемости, целеустремлённости и изобретательности человеческого рода. Как, скажите на милость, нам это удалось? Всё, что нам, как представителям животного мира, было нужно для существования, — это набор биологических качеств, прошедших эволюционное развитие за время нашей долгой охотничьей истории. Ответ на наш вопрос следует искать в природе этих качеств, а также в наших способностях использовать их и манипулировать ими, причём, не пытаясь применять их во вред, как мы (в силу нашего легкомыслия) привыкли делать. Давайтеизучим их более подробно.

Имея в виду наше обезьянье прошлое, рассмотрим особенности общественной организации некоторых видов обезьян, — это может послужить отправной точкой в наших заключениях. Присутствие сильных, главенствующих особей, руководящих всей стаей, — среди высших приматов явление широко распространённое. Более слабым членам группы приходится смириться с ролью подчинённых. Они не пытаются выделиться и лишь выполняют свои обязанности — в этом сила и безопасность стаи. Когда отряд становится слишком большим, естественно, образуются группы особей, которые от основной стаи откалываются и покидают её, но в любом случае гуляющие сами по себе отдельные обезьяны считаются исключением из правила. Стая передвигается как единое целое, и никто из её членов никогда не отрывается от коллектива. Такая верность обуславливается не только жёсткой диктатурой группы лидеров, главенствующих самцов. Какими бы тиранами они ни были, они играют роль охранников и защитников. В случае возникновения угрозы отряду (например, при нападении голодного хищника) именно они защищают стаю наиболее активно. Перед лицом внешней опасности лидерам приходится объединяться, позабыв о внутренних склоках, однако в обычных условиях взаимопомощь внутри стаи минимальна.

Возвращаясь к обезьянам, именуемым людьми, можно заметить, что основы данной общественной системы — сотрудничество при внешней опасности и соперничество внутри коллектива — присутствуют и в человеческом обществе, хотя наши древние предки и вынуждены были кое в чём эти принципы нарушать. Их титанические усилия превратиться из поедателей фруктов в охотников требовали укрепления и активизации взаимоотношений между членами племени. Природа не только заставляла людей паниковать перед неизведанным и загадочным, но практически постоянно бросала новоявленным охотникам вызов. Результатом стало смещение акцентов в сторону принципов взаимопомощи, разделения и комбинирования пищевых запасов. Но не стоит думать, что в каждом племени древних людей установилось полное взаимопонимание и каждое племя начинало существовать как единый организм, подобно стае рыб, — жизнь была для этого слишком сложна. Соперничество и борьба за власть никуда не делись и продолжали оставаться движущей силой племени и средством укрепления его мощи, но авторитарность власти значительно уменьшилась. Необходимая гармония была достигнута, что (как мы уже отметили) позволило древнему человеку-охотнику с успехом заселить большую часть земной поверхности — и это при минимальном развитии наук и технологий, способных помочь ему на этом пути.

Что же случилось с этой гармонией, когда крохотные племена расцвели и превратились в гигантские суперплемена? С потерей тесных личностных отношений внутри племени маятник сотрудничества- соперничества стал раскачиваться с угрожающей интенсивностью, причём его разрушительное действие продолжается и по сей день. Поскольку не являвшиеся лидерами члены суперплемени превратились в безликую толпу, наиболее опустошающие удары маятника приходились на область, где правили борьба за власть и конкуренция. Городские племена-переростки быстро стали жертвами гипертрофированных форм тирании, деспотизма и диктатуры. Суперплемена породили суперлидеров, пользовавшихся такой властью, что обезьяньи тираны, о которых мы говорили ранее, казались по сравнению с ними просто невинными младенцами. Они также породили суперподчинённых в виде рабов, способных на такое подхалимство и раболепие, какое даже самым низшим по статусуприматам и не снилось.

На этой стадии для руководства суперплеменем власти одного диктатора было уже недостаточно. Даже с появлением новых смертоносных технологий (оружия, тюремных камер, пыток), призванных помочь тиранам искусственно создавать условия для подчинения себе всех и вся, кроме всего прочего, чтобы с успехом склонять биологический маятник в свою сторону, требовалось ещё и умение повести массы за собой. И это было им вполне по силам, так как народ тоже (вместе с диктаторами) был заражён вирусом безличностных отношений высшего племенного строя. Это обстоятельство привело к образованию подгрупп,

или псевдоплемён, в составе собственно суперплемени, что в некоторой степени ослабило стремление диктаторов к сотрудничеству. Каждый индивид старался установить с отдельными группами своих сослуживцев или соседей особые, личные взаимоотношения, вроде старых добрых племенных отношений. В рамках данных подгрупп он мог удовлетворить свою потребность в совместной деятельности и взаимопомощи. Членов других подгрупп, рабов, например, теперь было удобно считать чужаками, лишёнными всех прав. Был установлен социальный двойной стандарт. Хитрость и сила этого нового разделения общества заключалась в возможности обезличить личные взаимоотношения членов суперплемени. И пусть подчинённый — раб, слуга или крепостной — был лично знаком с хозяином, его попадание прямиком в низшую социальную группу означало, что с ним можно было обращаться так же скверно, каки с членом безликой толпы.

Разложение властных структур — это только часть правды. К деградации суперплемени с таким же успехом приводит и раболепие, доведённое до крайности. Когда социально-биологический маятник начинает двигаться от активного сотрудничества в сторону диктатуры, деградирует всё общество, хотя такое движение может принести и огромные материальные выгоды (может, например, переместить 4 883 000 тонн камней для возведения пирамиды). Но вместе с тем при таком искажении социальной структуры амплитуда колебаний маятника не может быть большой. Можно установить очень сильную диктатуру на очень большой территории и наслаждаться ею очень долго, но при напряжённой обстановке внутри своего суперплемени ей когда-нибудь придёт конец. И если, когда это произойдёт, социально-биологический маятник хотя бы слегка качнётся обратно, стремясь к точке устойчивого равновесия, общество может считать, что ему крупно повезло. Но если он начнёт интенсивно раскачиваться в разные стороны (что более вероятно), это повлечёт за собой столько крови, сколько наши примитивные предки-охотники не могли бы увидеть дажев самом страшном сне.

Цивилизация чудесным образом продолжает жить благодаря тому, что человеческое стремление к сотрудничеству заявляет о себе вновь и вновь с ещё большей энергией. Оно встречает активное противодействие, но неуклонно продолжает своёнаступление.

Нам нравится считать это победой мощного интеллектуального альтруизма над животными инстинктами — как будто этика и мораль принадлежат к изобретениям современности, — но если бы это было истинной правдой, вряд ли мы дожили бы до сегодняшних дней и говорили об этом. Человеческому роду никогда не удалось бы выжить, если бы мы не развили в себе биологически обусловленное стремление к сотрудничеству с нашими собратьями. Будь наши предки-охотники настоящими тиранами, жестокими и алчными носителями "первородного греха", славная история человека давным-давно бы завершилась. Единственная причина, по которой теория "первородного греха" так или иначе прививается нам с детства, в том, что искусственно созданные отношения высшего племенного строя продолжают соперничать с нашим биологическим альтруизмом и именно ему необходимооказать посильную помощь.

Я понимаю, что найдутся специалисты, которые станут активно оспаривать вышесказанное. Они считают человека по природе своей слабым, жадным и злым, способным стать сильным, щедрым и добрым только под надзором жёсткой системы контроля, но, высмеивая теорию "благородного дикаря", они только усложняют дело. Они утверждают, что невежество или суеверие не могут быть благородными, и в этом смысле они правы, но ведь это только часть проблемы. Другая её часть касается взаимоотношений древнего охотника со своими соплеменниками: здесь всё иначе. Такими качествами, как сострадание, доброта, готовность помочь, врождённое стремление к сотрудничеству с членами своего племени, древний человек был просто обязан обладать, если хотел выжить в своём полномопасностей мире.

И только когда племена разрослись и превратились в безликие суперплемена, старые правила поведения вышли из моды и стали пересматриваться. Именно тогда действительно возникла необходимость придумать законы и дисциплинарные правила, призванные восстановить утраченное равновесие. Если бы они были разработаны в соответствии с требованиями новых условий жизни, всё было бы прекрасно, но человек раннего периода развития цивилизации был в этом деле ещё новичком и не знал, как достичь необходимой гармонии. Многочисленные неудачи приводили к печальным последствиям. Сегодня мы стали более опытными, но совершенной системы так и не создали, поскольку суперплемена продолжают расти, и решать проблему всё время приходитсязаново.

Если позволите, я изложу свою теорию другими словами. Часто можно услышать фразу: "Закон запрещает человеку делать только то, что он склонен делать инстинктивно". Отсюда следует, что раз существует закон, запрещающий воровать, убивать или насиловать, то человек по своей природе должен быть вором, убийцей и насильником. Действительно ли это описание раскрывает истинную сущность человека как социально-биологического вида? Для людей эпохи развития племенных отношений такая характеристика неприемлема, однако она может иметь место при описании человека периода расцвета суперплемён.