Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947
Шрифт:
1 октября 1922 года я был откомандирован для дальнейшего прохождения службы в Берлин, в министерство рейхсвера. Там мне оказали большое доверие, назначив на ключевую должность заместителя начальника штаба управления сухопутных сил. Моя деятельность на этом посту, которая продолжалась с 1922-го по 1929 год, охватывала все этапы боевой подготовки войск и организационно-технические мероприятия, находившиеся в ведении всех отделов рейхсвера. Я был глубоко погружен в решение экономических и административно-управленческих вопросов, изучение внутреннего и международного права. Кроме того, мне приходилось заниматься проблемами межсоюзнической комиссии военного контроля. Я работал в тесном взаимодействии с Войсковым отделом, предшественником Центрального бюро. Поскольку я был хорошо знаком с функционированием министерского механизма и реальными условиями службы в армейских частях, я ко всему прочему был назначен на должность уполномоченного по делам сокращения сухопутных сил. Этой реорганизационной работе мне приходилось посвящать значительную часть своего времени, когда в 1929 году я возглавил 7-е региональное
В дальнейшем, проработав еще некоторое время в министерстве в Берлине, я, будучи уже в звании полковника, провел два года в Дрездене в качестве командира одного из дивизионов 4-го артиллерийского полка. На том и закончилась моя служба в армии. 1 октября 1933 года я был официально уволен в запас и в звании коммодора возглавил административное управление люфтваффе (военно-воздушные силы).
Глава 2.
Эпизоды периода работы в рейхсвере
Берлин. Работа в министерстве рейхсвера.
– Уроки фон Зекта.
– Возрождение германской армии.
– Уполномоченный рейхсвера по сокращению
Я очень многим обязан моей службе в Берлине. Хотя я с неохотой ехал в прусскую столицу, должен признать, что, проведя там несколько лет, я полюбил ее. Она стала моим любимым городом. Нет необходимости объяснять, насколько тяжело, находясь за решеткой, я переживал годы трагедии Берлина. Я действительно любил его и его жителей – жизнерадостных, щеголевато одетых, честных и трудолюбивых. Частенько ранним утром я выкраивм час, чтобы провести его на углу Потсдамерплац. Это было на редкость удачное место для наблюдения за тем, как просыпается город, как трамваи и железнодорожные станции исторгают из себя множество людей, спешащих на работу. Разумеется, все для меня выглядело иначе, когда в тревожные дни 1923 года мне приходилось ходить пешком от Ланквиц до Бендлер-штрассе или когда я, честный, а потому почти нищий капитан (после Первой мировой войны я потерял свое состояние, а оклады у военных были чрезвычайно низкими), одетый в штатское платье, вместе с женой вынужден был предпринимать полуторачасовые пешие переходы, чтобы неподалеку от Клостер-театра в очередной раз изучить объявления об имеющихся вакансиях. И все же мы с радостью терпели все это ради воскресных экскурсий в Марк. Я, уроженец Южной Германии, научился любить его озера, его леса и его жителей. Утренние и вечерние поездки в битком набитых поездах были частью развлечения. Подобное беззаботное времяпрепровождение позволяло мне как следует проветриться и на время отвлечься от служебных проблем.
В профессиональном отношении годы работы в Берлине были для меня прекрасной школой. Что могло заменить часто проводившиеся в моем кабинете дискуссии в присутствии генерал-лейтенанта фон Зекта, который так хорошо умел слушать, а затем подводить удивительно краткий и точный итог услышанному? Он был образцом офицера Генерального штаба и настоящим лидером, способным вести людей за собой! А блестящие лекции генерала фон Шлейхера, благодаря которым я получил столь глубокое понимание тогдашней политической ситуации? Жаль, что во время политического кризиса 1932 года он не имел возможности оказывать закулисное влияние на обстановку, а оказался на переднем крае событий. И разумеется, нигде больше я не смог бы в мельчайших деталях изучить проблемы всех видов вооруженных сил и родов войск, научиться понимать их взаимосвязь, сильные и слабые стороны и благодаря этому помочь строительству рейхсвера. Специалисты из военно-морских сил и авиации расширили мой кругозор и привели меня к пониманию и поддержке идеи о слиянии сухопутных сил и флота в рамках единого вермахта.
В 1924-1925 годах в сотрудничестве с майором Преу из управления по организации сухопутных сил я написал первый меморандум по вопросу о формировании Генерального штаба вермахта. При этом мне очень пригодились мои предыдущие контакты с Центральным бюро, которые стали поворотным пунктом во всей моей военной карьере. Работая там, человек привыкал думать и действовать как на переднем крае.
Деятельность рейхсвера была весьма интенсивной и плодотворной, пронизанной корпоративным духом, который заставлял всех желать как можно более быстрого достижения искомых результатов. Мы стали неким неполитическим образованием, далеким от каких бы то ни было партий. Фон Зект нарочно проводил обучение таким образом, чтобы военнослужащие не заразились вирусом приверженности правым или левым взглядам. Рейхсвер был организацией, присутствие и действия которой обеспечивали бескровное разрешение любого внутреннего конфликта в период между двумя мировыми войнами.
В конце концов вооруженные силы, стоящие вне политики, незаметно превратились в точку опоры для правительств, избранных народом. Вопрос о том, следует ли солдату или командиру заниматься политикой, я прокомментирую позже. Сейчас же мне лишь кажется уместным и необходимым добавить, что исключения из этого правила «никакой политики», имевшие место в двадцатых годах во время событии в Ульме и Мюнхене, были подвергнуты решительному осуждению и что в первые годы существования национал-социалистической партии мы, военные, не проявляли по отношению к ней никакого сочувствия. То, что мне довелось видеть в Дрездене в 1933 году, добропорядочный гражданин мог стерпеть, только постоянно напоминая себе, что в случае кровавой революции все было бы гораздо хуже.
До 1933 года я избегал каких-либо контактов с партией. Поведение национал-социалистов на улицах и во время их парадов вызывало у меня отвращение. Я помню совещание офицеров, проводившееся в том же 1933
Ограничения численного состава рейхсвера накладывали особые обязательства на высшее командование. Будучи щитом для государства и гарантом стабильности государственной власти, оно традиционно сохраняло некую отрешенность от событий, происходящих в мире. Это давало ему дополнительное время и возможности для того, чтобы, не привлекая внимания, без помех заниматься решением второй главной задачи – превращения рейхсвера в некое подобие экспериментальной кузницы военной элиты. Будучи простым офицером и когда в 1922 году меня перевели в министерство рейхсвера и я стал иметь непосредственное отношение к решению вопросов, касавшихся деятельности комиссии по разоружению, на множестве примеров я убедился в том, что Межсоюзническая комиссия военного контроля (МКВК) пыталась выполнить букву связанных с разоружением Германии поручений, которые были на нее возложены, и игнорировала тот не слишком приятный факт, что время неизбежно предъявит ей свой счет и все расставит по своим местам. МКВК распалась из-за того, что ее миссия изначально была утопией. Каждый немец, как и любой гражданин других держав, знал, что на практике ни одна страна не сможет удерживать свои вооруженные силы в рамках численности в 100000 военнослужащих до тех пор, пока остальные государства не разоружатся в соответствии с Версальским договором. То, что мы, германские военные, были недовольны односторонней реализацией договора, не должно расцениваться как свидетельство якобы свойственного нам «милитаризма». Это недовольство проистекало из жизненных потребностей нашей страны и ее геополитического положения. Я хотел бы также добавить, что социал-демократическое правительство, находившееся в то время у власти, а впоследствии и коалиционное правительство, в состав которого также входили социал-демократы, признавали справедливость требований об ограниченном увеличении военной мощи Германии и поддерживали усилия, предпринимавшиеся рейхсвером в этом направлении.
Какие же цели ставил перед собой сам рейхсвер? Поскольку в то время я был военным чиновником, я могу ответить на этот вопрос. Интеллектуальные ресурсы министерства рейхсвера были сконцентрированы на анализе опыта войны, включая ее уроки в том, что касалось технических и организационных мероприятий и программ подготовки кадров, а также на разработке новых направлений оперативного, административного и технического развития. Разумеется, что оценкам тех, кто занимался этой работой, придавалось очень большое значение. Главной целью было не отстать от других государств, заметно продвинувшихся после заключения мира в техническом отношении, и, когда придет время, возродить германскую армию, оснастив ее современным вооружением. В сфере подготовки военнослужащих перед нами стояли две основные задачи: во-первых, создать некий прототип общевойсковых частей; во-вторых, подготовить рядовой состав частей и подразделений таким образом, чтобы в перспективе они могли составить костяк унтер-офицерского и офицерского состава. Политическая ситуация требовала, чтобы наши действия ограничивались «защитой рейха» – то есть в первую очередь возведением укреплений на восточной границе и в Восточной Пруссии и обеспечением их безопасности с помощью частей по охране границы, которые предполагалось быстро сформировать в случае экстренной ситуации. Кроме того, предпринимались усилия с тем, чтобы заткнуть зияющие бреши в кадровом составе рейхсвера путем переподготовки бывших офицеров и унтер-офицерского состава, а также обучения ограниченного числа волонтеров, призывавшихся на короткий срок. В целом этого краткого описания деятельности рейхсвера должно хватить для того, чтобы читатель понял: работа в войсках была отюдь не синекурой.
Значительную часть моего времени занимала реорганизация артиллерийско-технического департамента. В этой области слияние двух видов деятельности – создания нового оружия и снабжения им действующей армии – разрешило конфликт, ранее существовавший между ними. Соображения Генерального штаба по поводу методов ведения будущей войны создали основу для ясно сформулированных требований относительно вооружения, которые были переданы инспекцией артиллерийско-технической службы руководителям испытательных полигонов и департаменту снабжения артиллерийско-технической службы для размещения заказов. Эти технические структуры были напрямую замкнуты на промышленность. Образцы, поставляемые заводами, тщательно испытывались на полигонах департамента артиллерийско-технической службы. В случае, если испытания проходили успешно, отдельно взятые подразделения вновь подвергали продукцию заводов самым сложным и суровым проверкам уже в реальных войсковых условиях, и все выявленные недостатки впоследствии устранялись фирмами-поставщиками. Даже человеку, не являющемуся военным специалистом, очевидна абсурдность существовавшей в то время ситуации, когда временной промежуток между размещением заказа и поступлением нового оружия в войска исчислялся годами. Когда речь шла о тяжелом вооружении, таком, например, как орудия большого калибра, он составлял от шести до семи лет. Получалось, что подчас новая пушка к моменту ее принятия на вооружение в войсках уже успевала устареть. По техническим и финансовым причинам такой порядок вполне годился для мирного времени. Однако для военного времени он не подходил, хотя отказ от уже сложившейся системы имел немало неприятных последствий и зачастую вызывал недовольство в войсках.