Люсьен Левен (Красное и белое)
Шрифт:
Произнеся мысленно это ужасное слово, он повернулся к министру, с героическим видом расхаживавшему из угла в угол:
— Я готов, сударь. Министерство что-нибудь предприняло в связи с этим делом?
— Говоря по правде, не знаю.
— Я посмотрю, в каком положении дело, и вернусь сюда.
Люсьен кинулся в кабинет г-на Дебака и, ничем не выдавая себя, услал его за справками в несколько мест. Вскоре он вернулся обратно.
— Вот письмо, — сказал министр, — предоставляющее в ваше распоряжение все, что вам понадобилось бы в госпиталях, и вот деньги.
Люсьен подошел к столу написать расписку.
— Что вы делаете, дорогой? Расписки между нами? — с напускным легкомыслием воскликнул министр.
— Граф, все, что мы тут делаем, может стать когда-нибудь достоянием печати, — ответил Люсьен с серьезностью человека, спасающего свою голову от эшафота.
Его взгляд лишил его сиятельство всей непринужденности, с которою тот до этой минуты держался.
— Будьте готовы к тому, что у постели Кортиса вы встретите какого-нибудь сотрудника «National» или «Tribune»; a самое важное — не горячитесь! Никаких дуэлей с этими господами; вы понимаете, каким это было бы для них огромным козырем и как торжествовал бы генерал Р. над моим бедным министерством!
— Ручаюсь вам, что дуэли у меня не будет, по крайней мере пока Кортис жив.
— Сегодня это — самое существенное. Как только вы сделаете все, что окажется в ваших силах, ищите меня повсюду. Вот распорядок моего дня. Через час я отправлюсь в министерство финансов, оттуда к N., от него к N. Вы чрезвычайно обяжете меня, держа меня в курсе всего, что предпримете.
— А ваше сиятельство поставило меня в известность обо всем, что вами предпринято? — с многозначительным видом спросил Люсьен.
— Честное слово! — ответил министр. — Я ни единым звуком не обмолвился Крапару; я поручаю вам дело, к которому с моей стороны никто еще не прикоснулся.
— Разрешите, ваше сиятельство, со всею должною почтительностью заявить вам, что если я замечу какого-нибудь полицейского агента, я удалюсь. Это неподходящее для меня соседство.
— Не возражаю, дорогой мой адъютант, если это будет агент моей полиции. Но могу ли я взять на себя перед вами ответственность за глупости, которые могут наделать другие полиции? Я не хочу и не могу скрывать от вас что бы то ни было. Кто мне поручится, что тотчас же после моего отъезда кое-кем не было дано такое же поручение другому министру? Во дворце царит сильная тревога: статья в «National» гнусна именно своею сдержанностью. В ней много хитрости, высокомерного презрения. В гостиных ее прочтут до конца. Это не тон «Tribune». Ax, почему Гизо не назначил господина Карреля государственным советником!
— Он отказался бы категорически. Лучше быть кандидатом в президенты французской республики, нежели государственным советником. Государственный советник получает двадцать тысяч франков, а он — тридцать шесть тысяч, за то, что открыто высказывает свои мысли. К тому же его имя у всех на устах. Но даже если бы он сам оказался у постели Кортиса, дуэли у меня не будет.
Эта тирада настоящего молодого человека, произнесенная с горячностью, по-видимому, не слишком пришлась по вкусу его сиятельству.
— До свиданья, до свиданья, мой дорогой, желаю успеха! Я открываю вам неограниченный кредит; держите меня в курсе всего, что случится. Если меня здесь не будет, не откажите в любезности разыскать меня.
Люсьен возвратился к себе в кабинет решительным шагом человека, идущего в атаку на батарею, — с той лишь небольшой разницей, что он думал не о славе, а об ожидающем его позоре.
В кабинете он застал Дебака.
— Жена Кортиса прислала письмо. Вот оно.
Люсьен взял письмо.
«…В госпитале мой несчастный супруг не окружен в достаточной мере заботами. Для того чтобы я могла уделить ему должное внимание, мне совершенно необходимо иметь кого-нибудь, кто заменил бы меня около его несчастных детей, которым предстоит сделаться сиротами… Мой муж насмерть сражен на ступенях трона и алтаря… Я взываю к правосудию вашего сиятельства…»
«К черту его сиятельство! — подумал Люсьен. — Я не могу сказать, что письмо адресовано мне».
— Который час? — спросил он Дебака. Он желал иметь неоспоримого свидетеля.
— Без четверти шесть. В министерстве нет уже ни души.
Люсьен отметил этот час на листе бумаги, потом позвал канцелярского служителя — шпиона.
— Если кто-нибудь спросит меня вечером, скажите, что я ушел в шесть часов.
Люсьен обратил внимание на то, что взор Дебака, обычно столь спокойный, горел от любопытства и желания вмешаться. «Возможно, что вы, мой друг, — подумал он, — просто-напросто плут или даже соглядатай генерала Р.».
— Дело в том, — пояснил Люсьен с довольно равнодушным видом, — что я обещал быть на загородном обеде: могут подумать, что я заставляю себя ждать, точно вельможа.
Он посмотрел в глаза Дебаку: в них сразу погас весь огонь.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Люсьен помчался в …ский госпиталь. Он приказал привратнику проводить его к дежурному хирургу. Во дворе госпиталя он встретил двух врачей, назвал себя, свое звание и должность и попросил обоих на минуту последовать за ним. Он был с ними так изысканно вежлив, что им не пришло в голову отказать ему.
«Хорошо, — подумал Люсьен. — Мне не придется оставаться с глазу на глаз с кем бы то ни было; это весьма существенно».
— Скажите, пожалуйста, который час? — спросил он шедшего рядом с ним привратника.
— Половина седьмого.
«Значит, я потратил только двадцать восемь минут на переезд от министерства до госпиталя и могу это доказать».
Войдя к дежурному хирургу, он попросил его ознакомиться с письмом министра.
— Господа, — обратился он ко всем трем врачам, стоявшим рядом, — руководство министерства внутренних дел стало жертвою клеветы в связи с одним раненым, неким Кортисом, принадлежащим, по слухам, к республиканской партии… Было упомянуто слово «опиум»; честь вашего госпиталя и ваша ответственность как правительственных служащих требует, чтобы все, что произойдет у постели раненого Кортиса, протекало в атмосфере самой широкой гласности. Нельзя допустить, чтобы оппозиционные газеты могли найти здесь повод для клеветы. Быть может, они подошлют своих сотрудников. Не находите ли вы, господа, уместным пригласить сюда ординатора и главного хирурга?
За обоими врачами послали практикантов.
— Не считаете ли вы, что было бы весьма кстати поместить у койки Кортиса двух санитаров, людей благоразумных и неспособных на ложь?
Слова эти были поняты наиболее пожилым из присутствовавших врачей в том смысле, в каком их поняли бы за четыре года до того. Он назвал двух санитаров, в прежнее время принадлежавших к конгрегации, двух отъявленных плутов; один из хирургов ушел сразу же, чтобы поставить их на дежурство. Врачи и хирурги быстро стали стекаться в дежурную комнату; однако царило глубокое молчание, и у всех был мрачный вид. Увидав, что врачей и хирургов собралось уже семь человек, Люсьен сказал им: