Люсьен Левен (Красное и белое)
Шрифт:
— Таков, каков он есть, — ответил г-н Левен с шутливой серьезностью, доставлявшей ему столько удовольствия, — Ансельм в свои шестьдесят лет более деловой человек, чем господин Гранде. После того как ему дадут месяц на то, чтобы он оправился от изумления, он будет решать дела, в особенности важные, где необходим подлинный здравый смысл, лучше господина Гранде. Но у Ансельма нет жены, которая могла бы стать любовницей моего сына; и если доставить Ансельму пост министра внутренних дел, никто не увидит, что в его лице я сделал министром Люсьена.
— Ах, вы говорите ужасные вещи! — воскликнула г-жа Левен, и улыбка, вызванная перечислением достоинств Ансельма, мгновенно
— Но ведь это самая красивая женщина Парижа или, по крайней мере, самая блестящая. Она, во всем остальном такая рассудительная, не может завести себе любовника без того, чтобы об этом не знал весь Париж, и если только имя этого любовника хоть немного известно в свете, ее выбор выдвигает его в первый ряд.
После длительного обсуждения, доставившего некоторое удовольствие г-же Левен, она в конце концов согласилась с этой истиной. Она ограничилась утверждением, что Люсьен слишком молод, чтобы предстать перед публикой, а в особенности перед палатой, в качестве политического деятеля.
— Его вина в том, что он обладает изящными манерами и умением одеваться. Поэтому я рассчитываю при первой же возможности прочесть наставление госпоже Гранде. Дорогой друг, я думаю, что мне наконец удалось изгнать из его сердца образ госпожи де Шастеле, а сейчас я уже могу вам признаться, что она внушала мне немало страха.
Надо вам сказать, что Люсьен работает превосходно. Мне о нем восторженно отзывался старик Дюбрейль, который был помощником начальника канцелярии еще двадцать девять лет назад у моего приятеля Крете. Люсьен справляется в министерстве с таким количеством дел, которого хватило бы на трех начальников канцелярии. Он не дал развратить себя рутине, которую недоумки называют обычаем, неизбежной волокитой в делах. Люсьен разрешает все вопросы ясно и смело, быть может, с риском скомпрометировать себя, но, во всяком случае, так, чтобы больше к ним не возвращаться. Он выказал себя врагом торговца, доставляющего бумагу министерству, и требует, чтобы изложение любого дела занимало не более десяти строк. Несмотря на урок, полученный в Кане, он продолжает действовать все так же отважно и твердо. И заметьте, что я, как мы условились, ни разу не высказал ему определенно моего мнения насчет его поведения при выборах господина Меробера. Косвенным образом я энергично защищал его в палате, но он мог счесть мои слова за выполнение родительского долга.
Если только я буду в состоянии, я добьюсь его назначения генеральным секретарем. Если мне в этом откажут из-за его молодости, он будет на деле по крайней мере генеральным секретарем: само место останется вакантным, а он будет исполнять функции, нося звание личного секретаря. Он за год сломает себе шею или составит себе репутацию делового человека, и я скажу с наивно-простодушным видом:
Чтобы безмятежноПрожил он свой век,Нес я дань прилежноЧувству дружбы нежной.Что касается меня, я выхожу из игры. Всем будет ясно, что я сделал Гранде министром потому, что мой сын еще слишком молод. Если я в этом не успею, мне не в чем будет упрекать себя: значит, удача и не стучалась в мои двери. Если же я добьюсь назначения Гранде, я на полгода буду избавлен от всяких забот.
— А сумеет ли удержаться на этом посту господин Гранде?
— Тут есть доводы и «за» и «против». На его стороне будут глупцы. Он, я в этом не сомневаюсь, поставит свой дом таким образом, что будет тратить сто тысяч франков сверх своего оклада. Это уже очень много. Ему будет недоставать только остроумия в споре и здравого смысла в делах.
— Самой малости, — заметила г-жа Левен.
— А вообще, это милейший человек.
— Вы уже знаете, как он будет говорить в палате. Он, как лакей, будет произносить великолепные речи, которые я буду заказывать лучшим специалистам, оплачивая по сто луидоров за каждую речь, имевшую успех.
Я буду выступать. Ждет ли меня в роли защитника такой успех, какой я имел в роли нападавшего? Интересно было бы это знать, и неясность этого меня забавляет. Мой сын и славный Кофф будут набрасывать вкратце программы моих выступлений. Все это может оказаться весьма пошлым… Еще бы!..
Все же в глубине души г-жа Левен была сильно смущена той ролью, которую играла в этой сделке женщина.
— Это как-то нехорошо. Удивляюсь, как вы решаетесь приложить руку к таким вещам!
— Но, дорогой друг, половина французской истории основана на такого рода сделках. Три четверти состояний знатных фамилий, которые нынче держатся так чопорно, некогда были созданы деяниями любви.
— Боже великий! Разве это любовь?
— Неужели вы станете спорить против этого благоразумного названия, принятого историками Франции? Если вы выведете меня из себя, я употреблю более точное выражение. Начиная с Франциска Первого и кончая Людовиком Пятнадцатым, министерские посты раздавались дамами, по крайней мере две трети их. Всякий раз, когда нашу нацию не лихорадит, она возвращается к этим нравам, так как они глубоко ей свойственны. Разве плохо поступать так, как поступали всегда? (В этом заключалась подлинная нравственная философия г-на Левена. Что касается его жены, родившейся в эпоху Империи, она отличалась той суровой нравственностью, какая подобает зарождающемуся деспотизму.)
Госпоже Левен стоило известного труда примириться с моралью мужа.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Мысленно освоившись со счастьем быть женой министра, г-жа Гранде подумала о том, что г-н Левен, быть может, введен в заблуждение печальным видом сына, ставшего жертвою безнадежной любви или, во всяком случае, сделавшегося смешным в глазах окружающих, так как в любви Люсьена она никогда не сомневалась. Ей были известны только карикатуры на любовь, обычно встречающиеся в свете; она не была способна увидеть ее там, где она действительно находится и где она скрывается.
Главный вопрос, к которому г-жа Гранде возвращалась беспрестанно, заключался в следующем:
«Может ли господин Левен сделать кого-нибудь министром? Конечно, он очень популярный оратор; несмотря на свой крайне слабый голос, он, безусловно, единственный человек, которого слушает палата. Говорят, что король тайно принимает его у себя. Он состоит в наилучших отношениях с генералом N. Совокупность всех этих обстоятельств, разумеется, создает ему блестящее положение, но это еще далеко не значит, что он сможет заставить короля, хитрейшего человека и искуснейшего обманщика, поручить министерский пост господину Гранде!» И г-жа Гранде глубоко вздыхала.