Лютер
Шрифт:
— Давайте пройдемся немного по этому дивному храму, дядюшка, — сказал император.
Он взял курфюрста под руку, и они спустились с хоров. Карл больше не улыбался. Некоторое время оба молчали. Ни один из них не знал пока, на что способен другой, поэтому оба были в замешательстве.
— Передайте Лютера в Рим! — голос императора внезапно зазвучал резко и отрывисто. — Выдайте его немедленно!
Фридрих внутренне сжался. Он увидел Спалатина, который, скрестив руки на груди, стоял возле статуи какого-то святого, все время посматривая в их сторону. На его лице была написана тревога.
— Я не могу этого сделать, Ваше Величество, — ответил курфюрст, собрав все свое мужество. — Доктор Лютер — мой подданный и знаменитый ученый. Поэтому мой долг позаботиться о том, чтобы с ним обращались как должно.
Карл рассерженно поднял густые брови:
— Алеандр заверил меня, что инквизиция выслушает Лютера подобающим образом!
— Посадив его в темницу? Ваше Величество, римская инквизиция никого не выслушивает. Она просто выносит смертные приговоры. Вся Германия молится о том, чтобы вы встали на защиту Лютера!
— Это невозможно, — твердым голосом заявил Карл. — Еретика положено судить. И судить его должен церковный суд. Алеандр добросовестно объяснил мне все детали. Человека, который уже осужден Папой, кардиналами и прелатами, можно допрашивать только в тюрьме. Люди светские, включая императора, не вправе за него заступаться. Будет лучше, если вы перестанете заботиться об этом Лютере. Так мир скорее о нем забудет.
Фридрих взволнованно поднял руку:
— Ваш покойный отец, который был моим другом, дал нам слово, что ни один подданный Германии не может быть осужден без слушания дела в своей стране. Спросите князей, которые единогласно вас поддержали. Они это подтвердят.
Упоминание о князьях было смелым шагом, но это сразу же возымело свое действие. Молодой император открыл было рот, чтобы возразить, но что-то в глазах Фридриха его остановило. То, что ему приходится выслушивать поучения старика, чувствуя, как почва уходит из-под ног, раздосадовало императора. От стыда и гнева он покраснел.
— Ну хорошо, курфюрст, — сказал он приглушенным голосом. — Если вы непременно этого хотите, мы допросим его в Германии. Через два месяца Лютер предстанет в Вормсе передо мной и перед знатными людьми империи.
— Но от Виттенберга до Вормса путь не близкий, Ваше Величество. И если вы спросите своего нунция Алеандра, он подтвердит, что Папа назначил награду за голову Лютера. Поэтому его повсюду подстерегают убийцы, и их не остановит моя скромная персона! — Курфюрст поджал губы. — И ваша высокая власть тоже не остановит!
Из часовни до их слуха донеслось пение, торжественные, завораживающие звуки которого проникали в самое сердце. Император прислушался с неприкрытым восхищением, и черты лица его разгладились.
— Договорились, курфюрст, — сказал он. — Я гарантирую Лютеру свободный проезд и даю ему право самому явиться на Вормсский рейхстаг. Там ему будет обеспечено справедливое слушание дела. Герольд приедет за ним в Виттенберг и будет сопровождать его до самого Рейна. Слово императора.
Грузный Фридрих преклонил перед императором колено и поцеловал ему руку. Теперь он немного успокоился. «Да, для переговоров этот Габсбург оказался нелегким партнером, — подумал он. — Может статься, теперь он больше не видит во мне доброго дядюшку, но, по крайней мере, мне удалось склонить его к тому, чего я добивался. Наше древнее немецкое право даже этот Алеандр не сможет опротестовать».
Поначалу было запланировано провести первый рейхстаг молодого императора в Нюрнберге, но страшная эпидемия, косившая в городе всех подряд, этому помешала. И Вормс на Рейне, благодаря своему удобному расположению, показался имперским князьям и представителям свободных городов удачной заменой.
Мартин впал в некоторое смятение, когда гонец Спалатина привез ему от императора официальное приглашение на рейхстаг. Ему к этому времени исполнилось тридцать семь лет, и он ощущал физическую и душевную усталость. Но после некоторого колебания он все же решился на дальнее и опасное путешествие в Вормс. «Если император призывает меня к себе, чтобы убить, — сказал он секретарю курфюрста, — то я не в силах что-либо изменить. Но я не отрекусь от слова Христова!»
Многолюдная процессия, состоящая из горожан, которые хотели проводить его повозку до городских ворот, казалась бесконечной. Не меньше людей собралось на стенах, чтобы помахать Лютеру, провожая его в опасный путь. Среди них были профессор Карлштадт, торговка хворостом Ханна и ее маленькая дочка Грета.
«А брат Мартинус назад вернется?» — вновь и вновь спрашивала девочка. Слезы вот-вот готовы были брызнуть у нее из глаз. Мать беспомощно гладила девочку по голове и утвердительно кивала, хотя сама она смотрела в будущее без особой надежды. Император дал слово, что с доктором Лютером ничего не случится, пока он добирается до Вормса, но можно ли доверять императору? Этот монах был отнюдь не первым, кому был гарантирован свободный проезд и кого потом схватили и казнили.
Карлштадт, судя по всему, разделял опасения Ханны, потому что, несмотря на холод, он раскраснелся, и в легкой накидке ему явно было жарко.
Мелкий дождик ровно сыпал на бесконечные поля и луга вдоль Эльбы. Стража на городских башнях с интересом разглядывала гордого белого жеребца, на котором сидел герольд императора, сопровождавший повозку Лютера. Герольд этот, некий Каспар Штурм, был снаряжен как рыцарь и держал в руке знамя с золотым орлом, символом императорской власти.
Брат Ульрих сидел на козлах устойчивой повозки, в которую впряжена была тройка лошадей. То был подарок Виттенбергского магистрата. Несмотря на резкие возражения приора монастыря, брат Ульрих настоял на том, чтобы сопроводить Мартина до Вормса, и Мартин в душе был ему за это очень благодарен.
Их путь лежал через Эрфурт, Готу и Айзенах. Во всех городах и деревнях, где они останавливались, звонили церковные колокола. Люди толпами сбегались посмотреть на удивительного монаха, который выступил против Папы, а теперь ехал в Вормс держать ответ перед императором. Многие не верили, что вот этот невзрачный монах в коричневой рясе, местами потертой и забрызганной грязью, отважился на борьбу с князьями Церкви, которые угнетали людей. Мартин, которому хотелось, чтобы его как можно меньше замечали, с трудом отбивался от восторженных сторонников, желавших услышать его проповедь. Но раздавались и критические голоса. «Полоумный монах, до чего же ты глуп! — упрекнул его как-то вечером крестьянин, пока брат Ульрих привязывал лошадей возле харчевни. — С чего это мы должны тебе доверять? Вот, к примеру, наша деревушка испокон веку принадлежит монастырю. Такие же монахи, как ты, выжимают из нас десятину, последнее отбирают, а сами только жиреют!»