Лютый беспредел
Шрифт:
– Вот и прятался бы у своих подельников, – буркнул Геннадий Ильич.
– Оно, конечно, можно. Только я не хочу к ним обратно. В кои-то веки возможность выпала заново начать жить. Сейчас я чист. Ни судимостей, ни долгов невыплаченных. Никто не спросит с меня. Мастырь новую ксиву и живи.
– Ты серьезно?
– Серьезней некуда, брат, – сказал Александр. – Мне сороковник, а здоровье, как у восьмидесятилетнего хрыча. Еще одну отсидку не вытяну. Спрыгивать надо. Подсобишь?
Геннадий Ильич вздохнул:
– Приезжай. Где живу, помнишь?
– Склерозом пока не страдаю. Ты только своих подготовь. Мол, брат встал на путь исправления, поживет чуток. У меня половину желудка вырезали, так что жру мало. А спать и на полу могу. Долго не задержусь. Определюсь с документами, работенку найду – и свалю. Люсьен твоя потерпит?
– Она ушла, – коротко сообщил Геннадий Ильич.
Александр присвистнул:
– Чего не поделили?
– Не твое дело. Тема закрыта.
– Как скажешь.
– И с Сергеем держи дистанцию, Саша. Без этой своей блатной романтики. Ему дядя-рецидивист ни к чему.
– Понимаю, – сказал Александр. – Сколько ему? Большой, поди, вымахал?
– Нормальный, – ответил Геннадий Ильич и, поколебавшись, добавил: – Сегодня дома не ночевал.
– Дело молодое.
– В том-то и дело. По молодости ох сколько дров наломать можно.
– Ты, главное, не дави на него, – сказал Александр.
– Не учи ученого. Тоже мне, заступник выискался.
Геннадий Ильич закончил разговор и принялся готовить себе омлет. Жизненный опыт свидетельствовал, что на сытый желудок похмелье переносится легче. Зря он вчера свою норму превысил. Так и сорваться недолго. Вот чего делать нельзя ни в коем случае. У него есть сын, которому нужно быть примером и опорой. Но рога Геннадий Ильич ему припомнит.
Он снова почувствовал гнев. Растишь-растишь детей, выкладываешься, чтобы обеспечить их всем необходимым, а они тебе в душу плюют вместо элементарной благодарности.
В дверь позвонили. Жуя, Геннадий Ильич отправился открывать. Он ждал брата и в недоумении уставился на двух парней лет двадцати, которых увидел перед собой на лестничной площадке. Оба были в кожаных куртках с меховыми воротниками и в спортивных штанах.
– Здравствуйте, – произнес тот, что повыше. – Вы Серегин отец?
– Я, – машинально представился Геннадий Ильич и с усилием проглотил кусок, застрявший в горле.
Он знал, что сейчас услышит. Знал еще до того, как парни стащили с голов свои шерстяные шапочки. В мозгу промелькнула мысль, что нужно не дать им говорить, и тогда все обойдется. Столкнуть их с лестницы? Захлопнуть перед ними дверь и убежать в дальний конец квартиры, зажимая уши?
Геннадий Ильич остался стоять на месте. По его коже побежали мурашки. Он взял себя ладонями за локти.
– Сергея… – выдавил из себя парень. – Сергей… Он во второй больнице.
– Живой?
Парни переглянулись и медленно покачали головами.
– До утра не дотянул, – сказал другой парень. – У него раны тяжелые были. Жизненно несовместимые, так доктор заяснил.
– Несовместимые с жизнью, – поправил товарищ.
Геннадий Ильич почувствовал ледяное спокойствие. Все самое плохое, самое страшное уже произошло. Больше нечего было бояться. Все кончилось.
Конец ознакомительного фрагмента.