Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)
Шрифт:
Сянь сюэ («учение о бессмертии»)
Один из аспектов даосской теории и практики «вскармливания жизни» (ян шэн сюэ), которая в европейской литературе иногда именуется макробиотикой и в целом ассоциируется с «даосской алхимией» (дань). Эти тесно связанные, как в теории, так и на практике, с традиционной медициной даосские искусства предполагали в качестве конечного результата достижение телесного бессмертия. Адепты, достигшие искомого состояния, и назывались «бессмертными» (сянь, или шэньсянь). Некоторые из таких сяней получили необычайную популярность в фольклорной традиции и стали темой бесчисленных произведений словесного и изобразительного искусства: таковы, например, знаменитые «восемь даосских бессмертных» (ба сянь), большинство из которых преданием возводятся к реальным историческим прототипам. Предполагалось, что сяни живут в уединении, чаще всего в глубине гор, лишь время от времени вступая в контакт с людьми, особенно в том случае, когда им надо передать кому-нибудь достойному свое тайное знание, которое иногда обозначается термином сянь сюэ, что может быть истолковано и как «наука достижения бессмертия» и как «наука бессмертных мудрецов». В более узком смысле под сянь сюэ иногда подразумевают совокупность алхимических практик, которые в традиции подразделялись на «внешние» (вай дань), связанные с приготовлением «эликсира бессмертия», и «внутренние» (нэй дань), имеющие целью замещение с помощью специальных упражнений смертного тела адепта на бессмертное: последнее постепенно «выращивается» из некоего «зародыша», создаваемого внутри первого при помощи специальной психотехники. Считается, что сянь сюэ как последовательное вероучение сформировалось в общих чертах в эпоху 3-4 вв. до н. э. на территории древних царств Янь и Ци в среде магов (фанши) и даосов (даожэнь), в основном занимавшихся целительством. Некоторые фрагменты «Чжуан-цзы» и чуской поэзии («Чуские строфы», Чу цы) свидетельствуют о том, что в царстве Чу существовал свой вариант «шаманизма», лишь отчасти сходный с практикой других эзотериков. Поисками путей к бессмертию активно интересовались правители ранних империй, в частности Цинь Шихуан и ханьский У-ди, о магах-советниках которых сохранились довольно подробные сведения в «Исторических записках» Сыма Цяня (Ши цзи, гл. 6; гл. 12). В танскую эпоху увлечение некоторых императоров даосизмом привело к дальнейшему развитию культа шэньсяней и их искусств, что, в частности, выразилось в их своеобразной специализации. Так, стали различаться «земные сяни» (ди сянь), в основном обитающие га горе Куньлунь в обществе «Хозяйки Запада» (Сиванму), «небесные сяни» (тянь сянь), живущие на небесах и превосходящие всех других своими способностями, «человеческие сяни» (жэнь сянь), занимающиеся созерцанием и свободные от земных соблазнов, но еще не достигшие бессмертия, собственно «божественные сяни» (шэнь сянь), пребывающие на островах Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу в Восточном море (с ними искал встречи Цинь Шихуан) и, наконец, «демонические сяни» (гуй сянь), неприкаянные души казненных преступников, утопленников
«Дао дэ цзин»
Памятник древнекитайской мысли, авторство которого традицией приписывается патриарху философствующих в даосском стиле — Лао-цзы. Согласно преданию, Лао-цзы, разочаровавшись в современной ему действительности чжоуской протоимперии, отправился на запад, но на границе был остановлен неким «стражем заставы» Инь Си (Гуань Инь-цзы), по требованию которого оставил потомкам текст в пять тысяч слов, известный как «Дао дэ цзин» («Канон о дао и дэ»). По легенде, он затем продолжил путь в Индию, где его пребывание привело к возникновению буддизма. Безотносительно к авторству, «Дао дэ цзин», несомненно, самое известное произведение традиционной китайской культуры, значение которого выходит далеко за рамки своей эпохи и непосредственного культурного контекста. Эта книга стала самым известным в мире произведением китайской мысли, необычайно привлекательным и актуальным для части европейской культурной элиты, в первую очередь потому, что в ней увидели призыв к полному интеллектуальному и нравственному «освобождению» индивида от гнета всех «условностей». Поэтому необычайно актуальным для западного сознания, особенно в шестидесятые годы XX в., оказался «Дао дэ цзин», прочитанный как универсальный манифест «антисистемных» (анархических) настроений, призывающий к решительному разрыву с навязываемой индивиду «репрессивной» культурой. Не оставляет впечатление, что для многих тогдашних властителей дум «Дао дэ цзин» был едва ли не настольной книгой. При этом то, что под «культурой» (вэнь) авторы «Дао дэ цзина» подразумевали прежде всего конкретную конфуцианскую мораль и ее адекватное символическое представление — нормативный ритуал (ли), оказалось не столь важным. Антиконфуцианский пафос даосов легко экстраполировался на вообще все общественные условности, а в призывах возвратиться к неким простым и естественным отношениям в условной деревенской идиллии (Дао дэ цзин, 80) достаточно легко опознавался китайский вариант руссоизма и вытекающих из него романтических устремлений, реализующихся в движении хиппи, массовом «паломничестве» в страны Востока, увлечении психоделиками и т. д. Надо сказать, что некая «утопическая» тема действительно присуща «Дао дэ цзину», что, вероятно, делало его и в самом Китае на протяжении веков исключительно привлекательным как для различного рода социальных реформаторов и мятежников, так и для склонных к индивидуалистическому затворничеству и интроспекции поэтов, художников и философов. В нем также находили глубокое содержание натурфилософы и алхимики, а фигура его «титульного» автора, Лао-цзы, приобрела необычайную популярность в так называемой народной религии Китая в качестве едва ли не основного объекта поклонения. Пожалуй, остается лишь удивляться «универсальности» этого текста, легко обслуживающего самые разнообразные духовные запросы носителей весьма непохожих культур, живущих в совершенно разных обществах в разделенные веками эпохи и занятых в самых различных сферах деятельности. При этом необходимо заметить, что помимо прочих многочисленных достоинств «Дао да цзин» является одним из немногих бесспорно аутентичных памятников древнекитайской мысли, что подтверждено археологическими находками в районе Мавандуй, пригороде г. Чанша (провинция Хунань). В настоящее время считается, что обнаруженные здесь в декабре 1973 г. во время раскопок захоронения № 3 две версии текста «Дао дэ цзина» на шелку (бо шу), получившие в литературе название версий А и В, датируются соответственно рубежом 3-2 вв. до н. э. и 194-180 гг. до и. э. До этих находок считалось, что современный текст «Дао дэ цзина» восходит к комментированным версиям Хэшангуна (который якобы передал текст ханьскому императору Вэнь-ди, правившему в 179-158 гг. до и. э., и историчность которого исследователями оспаривается), и Ван Би (226-249). Другой известной ранней версией памятника считался текст на каменной стеле 708 г., в течение долгого времени служивший издателям и исследователям эталоном при корреляции разночтений в многочисленных изданиях «Дао дэ цзина». Основные отличия мавандуйской версии от ранее известных заключаются в отсутствии разбивки на главы (чжан), которых в современном тексте насчитывается 81, а также в ином порядке следования двух частей текста, известных, как «Дао цзин» и «Дэ цзин» (в мавандуйской версии порядок следования чжанов, по современной нумерации,— 38—81, затем 1-37, — т. е. «Дэ цзин» предшествует «Дао цзину»). Следует отметить, что «Дао дэ цзин» и сейчас остается наиболее привлекательным для европейских исследователей и интеллектуалов памятником китайской мысли, и в настоящее время число переводов текста на европейские языки (в том числе мавандуйской версии) и их переизданий продолжает расти.
«Чжуан-цзы»
Важнейший наряду с «Дао дэ цзином» текст даосской традиции философствования. Авторство приписывается Чжуан Чжоу (Чжуан-цзы), однако исследователями доказано, что современный текст «Чжуан-цзы» весьма сложен по составу и, возможно, включает: 1) тексты собственно Чжуан-цзы (ок. 320 до н. э.); 2) тексты «школы Чжуан-цзы»; 3) фрагменты неизвестного автора, условно называемого «примитивистом», созданные между 209 и 202 до н. э.; 4) относящиеся к тому же периоду главы автора, бывшего сторонником идей философа Ян Чжу; 5) «синкретистские» фрагменты 2 в. до н. э. Лингвистический анализ текста также позволяет предположить, что в его создании участвовали по крайней мере пять групп авторов, работавших в разное время. Традиционное деление памятника, восходящее к его основному комментатору Лю Сяну, подтверждает предположение о гетерогенности его частей: согласно этому делению, текст состоит из 1) «внутренних глав» (гл. 1-7); 2) «внешних глав» (гл. 8-22) и 3) «смешанных глав» (гл. 23-33). Наиболее характерные темы Чжуан-цзы: «уравнение вещей» (ци у) и «неразличение альтернатив», или «этого» и «того» (бу цянь ши-фэй). По общей релятивистской установке и критическому отношению ко всякой дихотомии (бинарным оппозициям) «Чжуан-цзы» чрезвычайно, порой цитатно, близок к «Дао дэ цзину» и традицией обычно рассматривается как его развитие и продолжение. Не исключено тем не менее, что оба текста черпали из общего источника (устной традиции) и что более отточенный стиль «Дао дэ цзина» указывает на его более позднюю, по сравнению с «Чжуан-цзы», фиксацию в виде письменного текста. По богатству материала и яркости образов книга «Чжуан-цзы» остается непревзойденным шедевром философской прозы и неиссякаемым источником вдохновения для поэтов и художников на протяжении всей истории китайской культуры.
«Гуйгу-цзы»
Один из так называемых «неаутентичных» (вэй) даосских текстов, время составления и авторство которого неизвестны. Традиционно «Гуйгу-цзы» датируется 4 в. до н. э., но впервые упоминается в суйской истории, в разделе трактатов (Суй шу. Цзин цзи чжи), где он отнесен к произведениям так называемой школы «союзов по вертикали и горизонтали» (цзун-хэн цзя), то есть к литературе, трактующей преимущественно военно-дипломатические проблемы. Существует предположение, что под псевдонимом Гуйгу-цзы (который может быть переведен как «Учитель из ущелья духов предков») скрывается Су Цинь, один из основателей школы цзун-хэн цзя. По другой версии, Су Цинь, предлагавший союз «по вертикали», то есть расположенных с севера на юг царств Янь, Чжао, Хань, Вэй, Ци и Чу против царства Цинь, и его соперник Чжан И, выступавший за союз царств «по горизонтали», то есть с востока на запад, возглавляемый царством Цинь,— оба ученики Гуйгу-цзы. Современный текст в трех книгах (цзюань) сопровождается комментарием Тао Хунцзина (456-536) и, по-видимому, вследствие этого датируется эпохой Южных и Северных Династий (Наньбэйчао, 420-589). Основное содержание «Гуйгу-цзы» может быть истолковано и как описание традиционных даосских техник продления жизни (ян шэн), связанных с медитативной практикой (чуай мо), через которую достигается познание собственной «истинной природы» (син), определяемой актуальной конфигурацией в мире и в теле индивида (макрокосме и микрокосме) энергий инь-ян, действие которых здесь описывается в натурфилософских терминах «открывания-закрывания» (бай-хэ) всепорождающего лона неба-природы. Все эти натурфилософские концепты, по мысли авторов «Гуйгу-цзы», могут быть успешно применены и в сфере политического планирования.
«Инь фу цзин»
Входящее в даосский канон во многих комментированных версиях (не менее 20) произведение, которое обычно считают учебным пособием по даосской технике «питания жизни» (ян шэн). Полное название «Канон тайного амулета Хуан-ди» (Хуан-ди инь фу цзин; другая интерпретация заглавия — «Книга о единении сокрытого, [написанная] Хуан-ди»). Этот небольшой (около 400 знаков) текст в одной книге (цзюань) в трех главах (пянь) впервые упоминается в «Синь Тан шу. И вэнь чжи» (ок. 1044-1060), но ни время составления, ни авторство неизвестны; полагают, что он был записан в период Северных Династий (386-534). Некоторые исследователи называют в качестве автора одного из танских комментаторов текста, Ли Цюаня (8 в.). Основное содержание — наставления по технике корреляции всех устремлений ума-сердца с небесно-природным законом-паттерном дао, что в конечном счете и ведет к искомому долголетию: «Созерцать небесный путь-дао, соблюдать [порядок] действия неба-природы — вот и все» (Инь фу цзин, 1.1). Наиболее оригинальным в учении «Инь фу цзина» представляется интерпретация взаимоотношений трех агентов мироздания, известных традиции как «сань цай» — неба, земли и человека. Как утверждают авторы, «небо-земля грабительски пользуются всеми вещами-явлениями (дао цюй вань у), вещи-явления — грабительски пользуются человеком, и человек так же грабительски пользуется всеми вещами» (Инь фу цзин, 2.2). По логике авторов, из этого следует, что ради достижения успеха необходимо учитывать реальные природные (космические) процессы, выражающиеся в действии «пяти стихий» (у син), с тем чтобы неизменно и ловко обращать их себе на пользу. Хотя «Инь фу цзин» считается наряду с «Дао дэ цзином» и «Чжуан-цзы» важнейшим текстом традиции философствования в даосском стиле, этот же текст, по общему признанию, оказал серьезное влияние на учение о «ли-принципах» (ли сюэ) сунских философов-неоконфуцианцев Чжоу Дуньи (1017-1073), Чэн И (1033-1107) и Чжу Си (1130-1200), за что и был подвергнут уничижительной критике другим известным неоконфуцианцем, Хуан Чжэнем (1213-1280). «Инь фу цзин» многократно комментировался, в том числе и в качестве пособия по алхимии.
«Тай пин цзин»
Один из ранних текстов даосского канона. Время составления и авторство неизвестны. Считается, что существовало по крайней мере три версии «Тай пин цзина» (наиболее распространенное сокращенное заглавие текста, обычно переводится как «Канон великого равновесия»), самая ранняя из которых — «Тянь гуань ли бао юань тай пин цзин», в 12 книгах (цзюань), датировалась временем правления императора Чэн-ди династии Западная Хань и приписывалась Гань Чжункэ. Две другие известные в традиции версии — «Тай пин цин лин шу» Юй Цзи, жившего в конце династии Восточная Хань, в 170 книгах, и «Тай лин дун цзи цзин» Чжан Лина (34-156), в 144 книгах. Все эти версии текста были утрачены, и современный текст, входящий в «Дао цзан», в 57 книгах, представляет собой контаминацию «Тай пин цзин чао» танского Цзе Лу, в 10 книгах, и текста, известного как «Тай пин цзин шэнь цзюнь ми яо». Таким образом, современный «Тай пин цзин» не является произведением одного автора или одной эпохи и содержит как общетеоретические (натурфилософские) идеи, разрабатывающие концепцию циклического действия «пяти стихий» (у син), так и частные материалы, относящиеся к практике даосских отшельников (шэнь сянь фан шу), а также к традиционной медицине, культуре знамений, проблемам государственного управления и т. д. Считается, что содержащиеся в трактате «Тай пин цзин» идеи оказали определенное влияние на учение Чжан Цзяо (?-184) о «пути великого равенства» (тай пин дао) и идеологию Чжан Даолина (2 в.) как основателя школы «Небесных наставников» (Тянь ши дао; другие названия — У доу ми дао, или школа «Пяти мер риса», а также Чжэнъи дао — школа «Истинного единства»).
Лао-цзы
По наиболее распространенной версии, Лао-цзы (Лао Дань, Ли Боян, Лао Лайцзы) — уроженец деревни Цюйжэнь волости Ли уезда Ку царства Чу, появился на свет в 604 г. до н. э. Согласно этому преданию, восходящему к главе «Жизнеописание Лао-цзы и Хань Фэй-цзы» в «Исторических записках» (Ши цзи) Сыма Цяня (ок. 145-86 до н. э,), Лао-цзы служил архивистом в чжоуском книгохранилище. Он был на 55 лет старше Конфуция и встречался с ним, причем эта встреча произвела на молодого Конфуция неизгладимое впечатление. Лао-цзы ему сказал: «Я слышал, что умный купец прячет свои запасы так глубоко, что снаружи кажется пусто, и что благородный человек, отличаясь совершенной добродетелью, имеет вид простоватый. Оставь свою надменность и всякого рода мечтания, свою внешнюю важность и свои неумеренные планы; все это для тебя совершенно бесполезно...» Конфуций, вернувшись к себе, сказал своим ученикам: «О птицах я знаю, что они летают, о рыбах — что они плавают, о четвероногих — что они бегают. Бегающих можно поймать в силки, плавающих можно поддеть на удочку, летающих можно подстрелить. Что же касается дракона, то я не в силах понять, как он, путешествуя на ветре и облаках, поднимается к небу. Сегодня я видел Лао-цзы, и он подобен дракону!» Согласно Сыма Цяню, у Лао-цзы были многочисленные потомки, некоторые из которых преуспели на службе. Однако сам мудрец к концу своей карьеры разочаровался в современной ему действительности и отправился на запад с целью навсегда покинуть Китай. Благодаря этой истории в Китае приобрело распространение одно из канонических его изображений — глубокий старец с длинными бровями, верхом на темно-синем буйволе. В той же легенде объясняется и происхождение главного текста даосизма — книги «Дао дэ цзин». В пограничной области Ханьгу (территория современной провинции Хэнань) он был остановлен неким «стражем заставы» Инь Си [Гуань Инь-цзы) и по его просьбе написал, или надиктовал, пять тысяч слов, которые и стали «Дао дэ цзином» — «Книгой о дао и дэ». Затем он продолжил путь в Индию, где его проповедь привела к возникновению буддизма. Эта часть предания явно связана с попытками обнаружить родство даосизма с буддийским учением и доказать приоритет первого. По этой причине Лао-цзы представляли чуть ли не отцом самого основателя буддизма — Сиддхартхи Гаутамы. Вместе с тем Лао-цзы под именем Лао-цзюнь известен как высшее божество даосского пантеона и воплощение дао. По учению религиозного даосизма, уже в древнейшие времена Лао-цзы много раз появлялся на земле под разными обличьями. В одном из позднейших сказаний о нем говорится, что он родился в 1358 г. до н. э. от божественной «Нефритовой Девы» (Юйнюй), которая как-то стояла в своем саду, прислонившись к сливовому дереву (фамильный знак Лао-цзы «ли» означает буквально «слива»). Неожиданно с неба спустился светящийся шарик, состоявший из солнечного вещества, который Юйнюй проглотила. Спустя 81 год (символическое число, означающее совершенную полноту свойств по аналогии с китайской «таблицей умножения», в основе которой лежит девятка — 9 x 9 = 81) на свет появился Лао-цзы. Интересно отметить, что со временем текст «Дао дэ цзина» был разбит на восемьдесят один «параграф» (чжан), в соответствии с той же числовой символикой, принятой также в китайской алхимии. Уже младенцем Лао-цзы имел черты существа необыкновенного: у него было золотое лицо и удивительно длинные мочки ушей, что в Китае считается признаком мудрости. Кроме того, у него были совершенно белые, как бы седые, волосы, что послужило причиной его прозвища (Старый младенец). После рождения Лао-цзы сел, поджав ноги, под сливовым деревом и, указывая на него, сказал: «Вот мой род!» Как только Лао-цзы подрос, он поступил в обучение к отшельнику, который передал ему тайное знание, так что в конце концов он приобрел способность продлевать свою жизнь. Поэтому даосы-практики (алхимики) возводили свое искусство «вскармливания жизни» (ян шэн), которым они всегда славились, к самому патриарху и приписывали его авторству множество эзотерических трактатов, впоследствии вошедших в даосский канон («Дао цзан»). Согласно этой версии легендарной «биографии», до своего отъезда в Индию, который последовал в 1040 г. до н. э., Лао-цзы прожил на земле несколько сот лет. В эпоху Хань (206 до н. э.— 220 н. э.) религиозно-политический даосизм и связанные с ним поиски практического пути к телесному бессмертию получили значительное распространение под общим названием «учения Хуан-ди («Желтого Предка») и Лао-цзы» (Хуан-Лао сюэ пай), а в честь Лао-цзы был установлен официальный культ. Возможно, первые жертвы ему были принесены по приказу императора на его родине уже в 156 г. до н. э. Позднее в так называемой народной (синкретической) религии Лао-цзы (Лао-цзюнь) стал одним из трех высших божеств в пантеоне, составив наряду с «Нефритовым Императором» (Юйхуан шанди) и «Великим Первоначальным» (Тай ши) популярную конфигурацию так называемых «Трех Чистых» (Сань цин), которым часто поклонялись как одному божеству. Наконец, именем Лао-цзы должен быть назван и реальный автор (или авторы) философских афоризмов, собранных в книгу, которая по праву считается одним из высших достижений китайской мысли. В «Дао дэ цзине» в концентрированном виде представлены основные установки даосского умозрения: последовательное подчеркивание условности (относительности) любых противоположностей (высокого и низкого, прекрасного и безобразного, предшествующего и последующего и т. д.) и призыв к отказу от их рационального рассмотрения. Для разнообразных даосских практик, подводящих к сверхсознательному слиянию с «путем» природы (дао), который не имеет пары и «подобен самому себе» (цзы жань), характерен отказ от конвенционального «учения» (сюэ) в пользу отрешенности и созерцательности. Кроме того, в школах так называемых восточных единоборств (ушу) обычны ссылки на Лао-цзы как теоретика, разработавшего принципы стратегии достижения победы над сильным и агрессивным противником через максимальное проявление податливости и гибкости (Дао дэ цзин, 43). Пафос философствования в стиле Лао-цзы — в обличении извращений человеческой природы, вызванных навязываемой индивиду репрессивной культурой, под которой подразумевается прежде всего конфуцианская мораль, и в призывах возвратиться к неким простым и естественным отношениям в условной деревенской идиллии. Даосская утопия оказала огромное влияние на художественную практику последующих веков и постоянно служила источником критических аргументов идеологам народных движений под уравнительными лозунгами.
Чжуан-цзы
Прозвище философа Чжуан Чжоу, возможно жившего около 369-268 до н. э., в основном в царстве Чу. О жизни его практически ничего не известно: согласно «Историческим запискам» Сыма Цяня, он некоторое время служил на незначительной должности в области Мэн (совр. провинция Хэнань), а затем отказался от поста первого министра в царстве Чу ради сохранения независимости и в дальнейшем вел частную жизнь (Ши цзи, гл. 63). Чжуан Чжоу приписывается авторство текста, известного как «Чжуан-цзы» и вошедшего в даосский канон под заглавием «Нань хуа цзин». Биографические детали и даже черты характера философа реконструируются на основании его изображения в этом памятнике, где он фигурирует в качестве одного из персонажей.
Вэй Боян
Один из основателей китайской алхимии. Годами жизни условно считают 100-170 гг., поскольку главное произведение Вэй Бояна (Вэй Ао, Юнья-цзы) было написано скорее всего между 126 и 167 гг. Сведения об ученом и его книге содержатся в основном в «Жизнеописаниях отшельников» (Шэньсянь чжуань) Гэ Хуна (ок. 284-363), в комментарии к «Сань тун ци», написанном Пэн Сяо (10 в.), которого некоторые исследователи считают автором окончательного варианта текста, а также в составленном около 980 г. сунском своде «Пространные записи [годов] Тай-пин» (Тай-пин гуан цзи). Согласно этим источникам, родившийся в Шанюй (совр. провинция Чжэцзян) в аристократической семье Вэй Боян отказался от чиновничьей карьеры и пожелал приобщиться к даосским искусствам. В поисках учителей он много путешествовал, пока наконец не нашел наставника в лице некоего «настоящего человека» (чжэнь жэнь) в Дунбэе, от которого воспринял тайное знание и соответствующие навыки (ми цзюэ). По возвращении домой он жил в уединении, совершенствуясь в своем дао-искусстве, и достиг в этом больших успехов. Вэй Боян был образованным человеком, хорошо знавшим философскую литературу своего времени, как классического, так и эзотерического направления, и, как полагают, воспринял учение древних алхимиков, ассоциируемое с известным даосским центром Лунхушань (в современной провинции Цзянси). Главным произведением Вэй Бояна считается комментарий в трех книгах (цзюань) к китайской классической «Книге Перемен» (И цзин), известный как «Совмещение трех [техник на основе] чжоуских перемен» (Чжоу и сань тун ци). В этом тексте описывается способ (фа) приобретения статуса «бессмертного» (сянь), основанный на соединении трех «оснований» — собственно даосской алхимической техники (лу хо), связанной с производством «эликсира бессмертия» (дань), схематики «И цзина», отражающей «великие перемены» (да и), т. е. общекосмический процесс, моделью которого является система триграмм (гуа) «И цзина» (в ее нумерологической интерпретации, известной как «учение о символах и числах», сян шу чжи сюэ), и «учения Хуан [-ди] — Лао[-цзы]» (Хуан-Лао сюэ пай), т. е. собственно ханьского (натурфилософского) даосизма. Существует традиционное толкование заглавия книги Вэй Бояна, согласно которому каждый иероглиф в нем имеет определенные коннотации в рамках специфического даосско-алхимического и «макробиотического» (ян шэн сюэ) дискурса. Так, «чжоу» в этом контексте указывает на учение о последовательной трансляции тайного знания о «переменах» (и) тремя династиями, первая из которых (Ся) владела неким «ключом» к интерпретации триграмм (гуа), который носил название «лянь шань», вторая (Шан-Инь) — ключом под названием «гуй цзан», а третья (Чжоу) — собственно «чжоуским», откуда и происходит название «Книги перемен» для той эпохи — «Чжоуские перемены» (Чжоу и). Однако при этом сами «перемены» в народной этимологии толковались как вообще способность к изменению (трансформации), например, у некоторых животных (линька у змей и ящериц, изменение цвета у хамелеонов, вообще мимикрия и т. д.). По поверью, некоторые «перемены» такого рода были скоординированы с временными циклами, поэтому ящерицу, например, в просторечии называли «двенадцатичасовой тварью» (шиэр ши чун), имея в виду, что цвет ее головы якобы регулярно изменяется в течение суток (то есть двенадцати китайских «часов» — ши). Следовательно, в специфическом контексте даосской алхимической практики, связанной с попытками регуляции временных циклов (биоритмов), словосочетание «чжоу и» могло также означать «циклические изменения», поскольку «чжоу» имеет такие значения, как «круг», «цикл», «неделя» и т. д. Другие слова в заглавии книги Вэй Бояна означают соответственно «три» (сань, или цань), «объединение» (тун) и «документальная запись» (ци). Таким образом, более полное толкование названия этого трактата может быть передано по-русски как «инструкция по совмещению трех практик («перемен», «Хуан-Лао» и «лу хо») по [чжоускому] методу циклических трансформаций». Такая интерпретация, на наш взгляд, позволяет лучше почувствовать как алхимическую природу текста, так и его практическую направленность. Впоследствии «Сань тун ци» Вэй Бояна неизменно рассматривался адептами даосизма в качестве опорного текста для различных духовных практик (в особенности для так называемого цигуна), наряду с такими текстами, как «Дао дэ цзин» (в версии Хэшан-гуна), «Канон Желтого двора» (Хуан тин цзин), «Главы о постижении [истинной] реальности» (У чжэнь пянь) и т. д.
Го Сян
Го Сян (Го Цзысюань) известен в традиции прежде всего как первый и наиболее глубокий комментатор «Чжуан-цзы», придавший этому тексту его современный вид, а также как один из создателей «учения о сокровенном» (сюань сюэ), которое иногда называют «неодаосизмом». Годы жизни неизвестны, условные даты — 252-312. Уроженец провинции Хэнань, Го Сян с детства отличался выдающимися способностями и был известен среди ученых современников, увлекавшихся философствованием в стиле так называемых чистых бесед (цин тань) как выдающийся полемист. К государственной службе он поначалу не стремился, предпочитая ей домашнее затворничество и литературные занятия, однако впоследствии принимал различные высокие посты и подвергался из-за этого критике со стороны других участников «чистых бесед». В различных источниках сохраняются упоминания о ряде произведений, принадлежащих кисти Го Сяна, но почти все они утрачены, поэтому основным источником сведений о его философских взглядах продолжает оставаться «Чжуан-цзы» с комментарием» (Чжуан-цзы чжу). Считается, что именно интерпретация Го Сяна придает тексту «Чжуан-цзы» философскую глубину, позволяющую увидеть в памятнике своего рода манифест философского даосизма, систематическое изложение учения о дао как о неком мировом энергетическом потоке, единение с которым открывает адепту доступ к мистической реальности, ускользающей от обыденного сознания. Дао предстает в этом случае в виде потока жизни, от которого человек оказался отчужденным из-за присущего ему сознания (интеллекта), выделяющего его в природном мире, так что возвращение к подлинному существованию возможно для него только через вторичное «уравнивание со всеми вещами». Иными словами, индивид должен осознать, что все, что ни происходит в мире, есть результат надлежащих изменений и трансформаций, свойственных дао и, следовательно, находящихся вне каких-либо оценочных суждений человеческого ума. С другой стороны, поскольку объективно человек, как и любая другая вещь, находится в потоке дао, проблема сводится единственно к осознанию этого фундаментального факта и соответствующей смене «ложного» мировидения на «правильное». В ходе подобной трансформации сознания, описываемой традицией «сюань сюэ» как последовательное «забывание» ложных идей, воспринятых вместе с культурой-вэнь (преимущественно письменной, то есть «конфуцианской»), таких, как иерархия вещей, знаний и норм, вообще традиционных ценностей, морали и т. д., индивид восстанавливает утраченное единство с дао как на ментальном, так и на телесном уровне. В итоге он приобретает специфические свойства так называемого настоящего человека (чжэньжэнь), для которого утрачивают актуальность все различия (альтернативы), в том числе — между жизнью и смертью, поскольку такой индивид становится «бессмертным небожителем» (сянь) либо в философски-метафорическом, либо прямо в духовно-практическом смысле. Считается, что именно Го Сян, развивая характерные для «сюань сюэ» идеи, содержавшиеся в работах его предшественников Хэ Яня (ок. 192-249) и Ван Би (226-249), придал этим идеям систематический характер, разработав и развив концепцию «изначальной природы» (син), «судьбы» (мин) и «удела» (фэнь) каждой вещи, включая человека, в общекосмическом процессе. Согласно этой концепции, всякая вещь имеет предрасположенность, содержащуюся в ее врожденном характере как совокупности качеств (син), которая реализуется тем успешнее, чем в большей степени поведение индивида совпадает с его предусмотренным природой «устройством и предназначением» (морфологией), реализуемым в соответствии с оптимальным «принципом» (ли) данной вещи и в итоге образующим ее итоговую «судьбу» (мин). Успешное следование своему «принципу» образует благоприятную судьбу вещи, разного рода отклонения ведут к несчастьям, тем большим, чем больше отклонение. В конечном счете эти несчастья обусловлены неспособностью вещи «видеть» и реализовывать свою «судьбу» в рамках «удела» (фэнь), отведенного для данного типа (класса) вещей самим дао как всеобщим законом-принципом. Го Сян особо подчеркивает пагубность для индивида сознательного или бессознательного конфликта между «изначальной природой» и «судьбой». С другой стороны, искусство их гармонизации ведет к обретению индивидом мистического опыта счастливых «странствий в беспредельном» (сяо яо), то есть безмятежности, следующей за освобождением от всякой пространственно-временной ограниченности, что, по мысли Го Сяна, и должно полагаться конечной целью всякого человеческого опыта.