Лжедмитрий. Новая заря
Шрифт:
И не зря.
Дмитрий прекрасно понимал: у него есть совершенно уникальный шанс кардинально изменить историю. Он и так ее уже слегка подретушировал – зуб выбил и ухо разбил. Однако все это мелочи по сравнению с тем, какие невероятные возможности находились в его руках.
При его отце Иване IV Васильевиче держава, традиционно именуемая Россией, завершила тот маневр, который определил ее сущность на последующие пять веков. И Дмитрий с решением рулевых был не согласен.
Нет, конечно нет. Он не считал своего природного отца дураком или вредителем. Отнюдь. Скорее, напротив. Все, что он узнавал здесь об Иване Грозном, рекомендовало его с самой лучшей стороны. И ум, и упорство, и пытливость, и находчивость, и какое-то чудовищное трудолюбие. Он был, безусловно, на своем месте. Прирожденный правитель, волею судьбы оказавшийся у кормила.
Беда была в ином – он опирался на знания,
К середине XVI века системно-идеологическая самоизоляция [26] продолжала набирать обороты, почти достигнув своего пика. Самоизоляция в любом формате – штука весьма бестолковая. В радикальном же так и вообще – крайне вредная и деструктивная.
И чем дальше в лес, тем толще получались партизаны.
26
Системно-идеологическая самоизоляция (СИС) России тех лет базировалась на двух явлениях. Во-первых, борьба с любым образованием. Иерархи закономерно считали, что оно подорвет крепость веры. Поэтому до середины XVII века в России не было ни одного учебного заведения (не мастерской, а собственно учебного заведения). Даже духовных семинарий. Во-вторых, «Великий китайский файрвол» в исполнении церковных иерархов. Знания и технологии сортировались по источнику их зарождения и массового применения. И если они проистекали оттуда, где вера недостаточно чиста, их безжалостно отбрасывали, считая, что они могут помешать спасению души. Доходило до смешного, когда у магометан учиться было проще, чем у католиков. Не самая разумная стратегия для выживания…
Само собой, Дмитрий не имел никаких личных предрассудков в отношении православия. Это было вне его парадигмы мышления. Он ненавидел все религии одинаково, не опускаясь до любимчиков. Да, православие играло ключевую роль в формировании и усилении системно-идеологической самоизоляции. И что с того? Вместо него могла быть любая другая религия, подаваемая в формате государственной идеологии, локализованной территориально одним, далеко не самым сильным государством.
Проблема заключалась в том, что при любом столкновении идеологических платформ сильнее всего страдает та сторона, у которой меньше всего земель, денег, знаний, людей и так далее. Иными словами – ресурсов и уровня технологического развития. И чем дольше длится борьба, тем сильнее она бьет по слабому. Не потому, что плохой или неправый. Отнюдь. Природе вообще такие категории не интересны. Сильнее ему достается только по одной причине – потому что он слабый.
Грустная ситуация. Ибо все равно, кто с кем сражается. Коммунисты с капиталистами или православные с католиками. Бог, при прочих равных, всегда на стороне больших батальонов, как говаривал Наполеон. Единственный выход в свое время показали англичане. Именно в той туманной стране появилось понимание, что, если джентльмен не может выиграть по правилам, джентльмен меняет правила. Отец Дмитрия этого подхода к жизни не ведал. Он честно пытался выиграть в казино по правилам сего мутного заведения. Однако в Большой партии, длиною в несколько веков, это вело Россию от поражения к поражению. Не только и не столько к военным, сколько к социально-политическим и экономическим.
Конечно, кто-то может сказать, что к своему расцвету Российская империя стала территориально самым большим государством мира. Ну, после Британской империи, над которой в те же самые годы никогда не заходило солнце [27] . Вот только беда в том, что большая часть этих земель в России была непригодна для внятной хозяйственной деятельности. А львиная доля других имела массу специфических особенностей, продиктованных климатом и логистикой. Получилась большая очень земля. Но толку с того выходило чуть. Этакая империя неудобий и буераков. Проблем же оставался полный воз – от транспортных, хозяйственных и экономических до социально-политических и культурных. И учитывая общесистемное отставание от ведущих мировых держав, это сказывалось самым пагубным образом, усугубляя и без того не самую радужную картину.
27
Британская империя на 1913 год – 31,8 млн квадратных километров без учета антарктических территорий. Российская империя на 1914 год – 21,8 млн квадратных километров. В 1867 году Россия потеряла Аляску (1,717 млн квадратных километров), но это компенсировалось с лихвой присоединением в 1870-е годы Средней Азии.
Дмитрий прекрасно понимал общую диспозицию и пропорции сил.
Могла ли Россия в той системно-идеологической самоизоляции, в которой она пребывала, уверенно конкурировать и решительно побеждать на мировой арене? Нет. Очень непатриотичный вывод. Но Дмитрий и не был патриотом в привычном понимании этого слова. Он не понимал, какой в этом смысл. Для него патриотизм заключался в любви к Родине. А будет ли человек рад, если его возлюбленная голодная, холодная и грязная устало бредет по дороге? Возможно. Но такими вещами Дмитрий не увлекался. Плетка, страпон, кляп и прочие игрушки его не вдохновляли, как и не возбуждало истязание других. Он предпочитал видеть возлюбленную сытой, ухоженной, здоровой и если не счастливой, то уж точно довольной своей жизнью. И никаких комплексов не испытывал по поводу того, какими способами этого добиваться. Надо забрать у соседа вкусную еду для своей возлюбленной? Значит, надо. Надо научиться у другого соседа тому, как правильно забивать гвозди в бетон, чтобы по-человечески повесить картину в комнате любимой? Не вопрос. Главное – результат. Все остальное – пустая болтовня, детские комплексы и деструктивная рефлексия. Такой уж он был человек.
Выиграть по правилам было нельзя. Ни ему, ни России. Поэтому Дмитрий решил последовать завету Александра Васильевича Суворова, который, как известно, прослыл большим любителем удивлять своих врагов. Все ждут, что он вломится в дверь, ну или, на худой конец, в окно. Но нет – он решительно прыгает в дымовую трубу и, весь перемазанный как черт, атакует растерявшегося и смущенного врага «в штыки». Дмитрий прекрасно понимал, что так нельзя, что так глупо и неправильно. Ведь все, что касается людей и общества, нужно претворять в жизнь постепенно, аккуратно и не спеша. Чтобы не было потрясений. Но государь не был уверен в том, что его дело не заглохнет после его смерти. Вдруг его сын будет идиотом? Или слишком слабым? Или просто окажется заложником положения? Или этот сын вообще не родится? И так далее. Очень сложно планировать дела на столетия вперед, когда не знаешь, что будет завтра. А потрясения? Так для России это была обычная форма существования, и несколько лет погоды не сделают.
– Ты уверен? – нервно покусывая губы, спросила Марина.
– Пути назад нет. Уже нет. Я приказал раздать им все напечатанные тексты.
– Я боюсь… Это все выглядит очень опасно.
– Поверь – так нужно. Мы могли бы прожить с тобой тихо и спокойно, наслаждаясь тем, что греем свои царственные задницы о трон. Жужжание мух, изобилие варенья, мирно пасущиеся глисты, душная благость церквей и тошнотворный покой, больше напоминающий смерть. Но… разве ЭТО тебе нужно? Разве ТАКОГО ты хочешь мужа?
– Я люблю тебя.
– Верю. Но такого, какой я есть. И чтобы не потерять твою любовь, я должен идти вперед. Идти в бой. Пусть даже это может стоить мне жизни.
– Нам жизни, – поправила его Марина, невольно дернув рукой в сторону уже изрядно округлившегося животика.
– Я понимаю, чем рискую, – произнес он, нежно прижавшись и заглянув ей в глаза. – Мы здесь чужие. Совсем. Нас выжгут дотла. Даже память всю зальют помоями и замажут дегтем перед тем, как похоронить в канаве. Я должен это сделать. Я не смогу быть твоим мужем, если стану отступать и проигрывать. Ты и сама это понимаешь. Зачем такой женщине, как ты, ничтожество?
– Даже не знаю… – покачала головой государыня, изрядно озадаченная такой постановкой вопроса.
Открытие Дмитрием даров волхвов сильно изменило ее отношение к нему. Для себя она решила очень многое, ибо не верила, что столь удивительные реликвии, восходящие ко временам Иисуса, открылись ему просто так. Конечно, она допускала, что волхвы, воспитавшие Дмитрия, могли дать ему похожие поделки. Но это мало что меняло. Этот мужчина был не от мира сего. В его голове были какие-то удивительные знания. Думал он странно, но интересно. Да и вообще… она поняла, что по-настоящему любит его. Это стало для нее открытием. В этом деле многое наслоилось одно на другое. И личные качества, и обстоятельства, и его отношение к ней. О да! Его бушующая страсть и стала той наживкой, которую она заглотила. В конце концов, он оказался первым видным мужчиной, нашедшим возбуждающей и привлекательной именно ее, а не положение и влияние родичей. Ведь в глазах жителей XVI–XVII веков графиня не казалась красавицей даже близко. Не тот типаж был в моде. А дамой она была амбициозной и личный успех ставила очень высоко. В том числе и в таких делах. Дальше – больше. Впрочем, она все равно не могла понять, на каком этапе перестала мыслить себя без него…