Лжегерои русского флота
Шрифт:
Обращаясь от этого общего изложения к сущности дела, я нахожу: 1). Мичман Черневский изобличается в принадлежности к „военно-революционному кружку“ гардемаринов, во главе коего стоял мичман Шелгунов. 2). Мичман Шелгунов при допросах, отобранных у него по возвращении из заграничного плавания, признал себя виновным лишь в принадлежности к революционному кружку. Между тем дознанием установлена не только принадлежность его к военному кружку, но и руководящее значение в этом кружке.
По соображениям вышеизложенного я полагал бы обвиняемых мичманов Черневского и Шелгунова предать суду военно-морским судом.
Главный военно-морской прокурор статс-секретарь Янвич-Яневский».
Нескольких из участников группы выгнали
Чем же занимался Петя Шмидт во время учения в Морском корпусе? По крайней мере, два его увлечения нам известны точно. Во-первых, Петя усердно учился играть на виолончели. Почему именно на виолончели? Да потому, что на виолончели любил играть тогдашний глава морского министерства великий князь Константин Николаевич. Будучи интеллигентом и либералом, великий князь увлекался в свободное время игрой на виолончели, которую возили за ним по всем кораблям. Подражая ему, немало офицеров из числа так называемой золотой молодёжи, желавших каким-то образом выделиться из общей массы, также начали брать уроки игры на виолончели и также принялись, подражая великому князю, таскать их всюду за собой. Это было в ту пору и стильно, и модно. Пётр Шмидт был, разумеется, не единственным кадетом, кто, подражая вполне демократичному великому князю, до порезов пальцев щипал струны своих арф. К слову сказать, «виолончелистов» на флоте не слишком жаловали, полагая, что корабельные офицеры должны заниматься службой, а не музицированием. Эту «виолончельную» моду хорошо описал в своём романе «Крейсера» Валентин Пикуль. Главный герой романа мичман Панафидин всё время перетаскивает с корабля на корабль свой любимый музыкальный инструмент, вызывая непонимание и насмешки товарищей.
«В свободное время, — вспоминает его сестра Анна Петровна Избаш, — он, как всегда, много занимался музыкой, играл на скрипке, а позже на виолончели, пел, рисовал акварелью… всё это у него выходило изящно и талантливо». О талантливости вопрос спорный, так как творений Шмидта до нас не дошло. Однако вполне очевиден факт, что Петя изо всех сил старался найти ту стезю, которая может сделать его великим. Неважно кем: скрипачом, виолончелистом, художником — главное, чтобы отличаться от всех. Эту жажду славы он пронесёт через всю свою жизнь, и, что самое удивительное, добьётся своего, хотя его слава в конечном итоге и будет славой Герострата.
Второе увлечение кадета, а потом гардемарина Петра Шмидта заключалось в регулярном посещении им публичных домов. В этом в принципе не было ничего особенного. Проститутками грешили в то время, наверное, многие гардемарины и юнкера. Были, разумеется, гордецы, которые презирали такое времяпрепровождение, но наш герой к таковым не относился. Доходило до того, что начальники училищ подписывали договоры с содержательницами определённых борделей и посылали туда для профилактики девиц военных врачей, чтобы избежать заразных болезней у своих воспитанников.
Но у Пети Шмидта всё, как обычно, закончилось не так, как у всех. Вообще, Петя Шмидт, судя по всему, никогда не пользовался расположением барышень. При всём его благородном происхождении и увлечении музицированием что-то молодых девушек от гардемарина Шмидта отпугивало. Проститутки были для Шмидта достойным выходом из сложившейся ситуации. Увы, посещение борделей стало для Шмидта прологом поступка, который во многом определил всю его дальнейшую судьбу. Пока его однокашники-демократы мечтали о преобразовании России, Пётр Шмидт в это же время не менее энергично занимался «революционным» преобразованием отдельно взятой проститутки.
За время учёбы в Морском корпусе Пётр Шмидт ходил вместе с другими кадетами в учебные плавания по Балтике: в 1883 году — 87 суток на корвете «Гиляк», в 1884 году — 87 суток на корвете «Боярин», в 1885 году — 85 суток на корвете «Баян» и в 1886 году, уже гардемарином, — 17 суток на корвете «Аскольд».
В сентябре 1886 года Пётр Шмидт 3-й успешно закончил курс учёбы и был выпущен из Морского корпуса в чине мичмана. Выпуск Морского корпуса 1886 года был на редкость богат именами, оставившими след в отечественной истории. Мичман Дмитрий Толстой впоследствии героически погибнет в Цусимском сражении. Игорь Гиляровский — в 1905 году станет старшим офицером броненосца «Князь Потёмкин» и будет зверски убит восставшими матросами. Михаил Ставраки — лучший друг детства и юности Шмидта, именно он, Ставраки, не даст «красному лейтенанту» в ноябре 1905 года уничтожить Севастополь, а затем будет лично руководить расстрельной командой во время казни Шмидта. Юрий Карказ в том же ноябре 1905 года возглавит сводный офицерский отряд по аресту «бунтовщиков» с «Очакова», впоследствии будет воевать в чине генерал-майора в армии Деникина, затем Врангеля, а в 1921 году будет расстрелян в Крыму. Владимир Лесли честно отвоюет две войны, а в 1917 году станет главным артиллерийским военным специалистом молодого Рабоче-Кресгьянского Красного Флота.
МИЧМАН С МАНИЕЙ ВЕЛИЧИЯ
Закончив Морской корпус, Пётр Шмидт в чине мичмана был определён на Балтийский флот. С этого момента согласно традиции российского флота он получает официальное наименование в документах и прежде всего в послужном списке, как Шмидт 4-й. Дело в том, что все морские офицеры-однофамильцы, во избежание путаницы, получали свои личные номера в зависимости от старшинства в чинах. По мере выбывания в отставку старших, младшие, таким образом, продвигались номерами вперёд. Считалось, что такая система стимулирует офицеров к рвению в службе и приобретению подле своей фамилии литеры «1». Насколько удобна была такая система, вопрос спорный, но она существовала как неотъемлемая часть старых добрых морских традиций вплоть до революции 1917 года. Что касается Петра Шмидта, то он по окончании Морского корпуса до 1894 года числился самым младшим из флотских Шмидтов, Шмидтом 4-м, а с 1894 года уже значится Шмидтом 3-м. Именно так его иногда именуют не только в официальных документах, но и в различных печатных изданиях.
Плавать при всём при этом Шмидт 4-й особенно не хотел, и с подачи дяди был определён служить на портовое судно «Невка». Внешне такое назначение выглядит странно. В эпоху массовых походов наших кораблей на Дальний Восток, в эпоху энергичного строительства океанского броненосного флота получить назначение на портовое судно, которое дальше аванпорта в море не выходит, было более чем непрестижно. Почему же Шмидт 4-й при всех его огромных семейных связях получает столь откровенно плохое назначение? Точного ответа на этот вопрос мы не знаем. Можно предположить по меньшей мере два варианта.
Во-первых, Шмидт к этому времени был уже серьёзно психически болен, и отправлять его в дальние моря родственники просто боялись. Во-вторых, по каким-то причинам, возможно связанным с тогдашним любовным романом, Петя Шмидт и сам не слишком-то рвался на океанские просторы. Наконец, в-третьих, такое назначение могло быть реакцией могущественной родни на эпатажное поведение молодого мичмана.
Однако даже на портовой «Невке» служба у Шмидта 4-го сразу же не заладилась. Амбициозность и завышенное самомнение молодого мичмана вызывало резкое отторжение окружавших его офицеров.