Лживая
Шрифт:
— Вы не против?
Я посмотрела на халат, потом на дверь. Майор ушёл первым, а Алек ободряюще улыбнулся мне, следуя за ним.
Дрожащими руками я положила халат на кровать и начала раздеваться. Это работа, напомнила я себе. Речь шла не о моем комфорте. Я сняла одежду и накинула халат. По спине пробежала дрожь, когда тело соприкоснулось с холодной тканью.
В дверь постучали.
— Ты закончила? — позвал Майор.
Он не отличался терпением.
Забравшись на кровать, я накрылась одеялом. Дверь открылась, и вошел Майор. Алек колебался,
Раздался еще один стук. Родители Мэдисон? Я еще не готова. Хотя, возможно, я никогда не буду готова.
Майор направился к двери, когда Алек сел на стул рядом с кроватью.
— Это всего лишь врач.
— Но он увидит, что я не Мэдисон.
Алек кивнул.
— Все в порядке. Майор решил рассказать ему. Он никому не скажет.
— Почему ты так уверен?
— Майор уверен.
В палату вошел высокий мужчина с лысой головой.
— Это доктор Фонсека. Он подготовит тебя к встрече с родителями Мэдисон, — сказал Майор серьезным тоном.
Я не успела спросить, что значит «подготовит», как доктор и Майор подошли ближе к моей кровати.
Глаза доктора Фонсеки поднялись и встретились с моими, а затем вернулись к истории болезни Мэдисон. Он увеличил расстояние, между нами. Его лоб покрывал тонкий слой пота, а воротник промок. Мне не нужно было быть читательницей мыслей, чтобы понять, что он тоже напуган.
— Тесса. Пришло время принять облик Мэдисон, — сказал Майор.
Перед доктором Фонсекой? Мужчина так крепко сжимал свою шариковую ручку, что костяшки пальцев побелели.
— Чего ты ждешь, Тесса? — огрызнулся Майор.
Доктор Фонсека не отрывал глаз от своих бумаг.
Я позволила себе расслабиться и отдалась трансформации. Кожа отвисла и изменила форму, кости удлинились. Вздох прорвался сквозь мою концентрацию. Закрыв глаза, я заставляла тело завершить начатое. И когда ощущение разрыва исчезло, Тесса растворилась, а ее место заняла Мэдисон Чемберс.
Я открыла глаза, и что-то кислое наполнило мой рот при виде того, что предстало передо мной. Доктор Фонсека стоял, прижавшись к самой дальней стене, а перед его грудью, как щит, вытянулась медицинская карта. Глаза Алека застыли, остановившись на Майоре. Я никогда раньше не боялась никого. Но в том, что я увидела в глазах доктора Фонсеки, не было никаких сомнений. Жизнь в СЭС позволила мне забыть об истинной природе моего существования: фрик. Отклонение от нормы. А не одаренное чудо, в которое Майор всегда хотел, чтобы я верила.
— Доктор? — голос Майора прорезал тишину, как бритва.
Фонсека с явным трудом оторвал взгляд от меня и посмотрел на Майора, точнее, на точку над его головой.
Рычащее лицо Майора напомнило мне ротвейлера.
— Доктор. Делайте свою работу.
Очевидно, доктор Фонсека не получил памятку о том, что приказам Майора нужно подчиняться без колебаний. В одну долю секунды Алек вынырнул из угла палаты и оказался рядом с доктором.
— В чем проблема? — прорычал он.
Глаза Фонсеки метались между мной и Алеком, видимо, он все еще напуган, чтобы подойти ко мне. Алек потянулся к стулу и сломал одну из его ножек надвое. В его глазах я увидела краткий огонек возбуждения. Алек редко позволял себе терять контроль над собой, но могла сказать, что ему нравится высвобождать свои более жестокие наклонности.
— Она не опасна.
Мне стало интересно, почему Майор позволил Алеку сделать это, кроме как ради чистого удовольствия показать, на что способны агенты СЭС.
Доктор Фонсека споткнулся, торопясь добраться до меня. Его руки дрожали, когда он устанавливал несколько электродов на моих руках и груди. Я отдернула руку, когда он попытался поставить мне капельницу. То, как дрожала игла в его руке, заставило меня нервничать. Он скорее выколет мне глаз, чем надежно введет ее в руку.
— Зачем мне это?
Я подпрыгнула от звука незнакомого голоса, сорвавшегося с губ. Он был выше, чем мой собственный. И моя рука — рука Мэдисон — была такой бледной и тонкой. Должно быть, ее мышцы пострадали за те недели, что она провела в коме. Но, к счастью, я не чувствовала себя слабее, чем раньше, только другой.
— Потому что Мэдисон нужны лекарства. Радуйся, что мы убедили врачей, что ты можешь дышать самостоятельно, — сказал Майор.
Я протянула руку. Доктор Фонсека сделал глубокий вдох, и его рука перестала дрожать. Я вздрогнула, когда игла вонзилась в кожу на тыльной стороне руки.
— Что там? — я кивнула в сторону прозрачной жидкости в пластиковом пакете капельницы.
— Тебе не о чем беспокоиться.
Майор говорил так, будто его ничего не беспокоит, но глубокие морщины вокруг его глаз говорили, что он не так спокоен, как притворяется. Это важный день и важная миссия, и это не зависело даже от Майора. Я единственная, кто должна выступить.
Мое сердцебиение участилось, а вместе с ним и назойливое пищание аппаратов. Алек подошел ко мне.
— Все будет хорошо.
Его глаза изучали мое лицо, задерживаясь на чертах Мэдисон слишком долго, словно он должен привыкнуть смотреть на них. Я подумала, не скучает ли он по настоящей мне.
Я заставила мышцы своего лица — или, скорее, лица Мэдисон — расслабиться. Пальцы провели по шраму на горле, где убийца задушил ее проволокой. Он проходил почти по всей шее. Медленно я опустила руку ниже, пока не нащупала на грудной клетке место, где убийца оставил свою подпись. Дрожа, я отпрянула.
Доктор Фонсека испустил небольшой кашель.
— Я закончил.
— Хорошо. — Майор поднес телефон к уху. Очевидно, правило «не звонить в больнице» для него было отменено. — Мы уйдем через несколько минут.
Я не знала, кто был на другом конце и что они говорили, но выражение лица Майора выглядело довольным, когда он положил трубку.
— Где родители Мэдисон? — спросила я.
— Они все еще разговаривают с другими врачами о том, что состояние Мэдисон улучшилось и что, возможно, скоро ты придёшь в себя.
Обращение на «ты» сначала смутило меня. К тому, что я выдаю себя за Мэдисон, нужно было привыкнуть. Она ненамного выше меня, но худее, а ее грудь даже меньше моей. Я взяла в руки прядь ее темно блондинистых волос. На ощупь они были более гладкими, чем мои собственные, и спадали прямой длиной на грудь.