М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
всякий раз просит о присылке ему малых толик день
жат. В деньжатах, конечно, отказа никогда не было;
но надобно же, в самом деле, и честь знать. Тройка
моя уже была у подъезда, как вдруг швейцарский звон
объявляет мне гостей, и пять минут спустя ко мне
вваливается с смехом и грохотом и cliquetis des armes ***,
как говорит бабушка, честная наша компания, пред-
* хочет не хочет ( фр.) .
**беглеца ( фр.) .
***бряцанием
229
водительствуемая Костей Булгаковым, тогда еще под
прапорщиком Преображенского полка, а с ним подпра
порщик же лейб-егерь Гвоздев * да юнкер лейб-улан
М<ерин>ский **. Только что они явились, о чем узна
ла бабушка, тотчас явился к нам завтрак с блинами
изобретения Тихоныча и с разными другими масленич
ными снадобьями, а бабушкин камердинер, взяв меня
в сторону, почтительнейше донес мне по приказанию
ее превосходительства Елизаветы Алексеевны, что не
худо бы мне ехать за Михаилом Юрьевичем с этими
господами, на какой конец явится еще наемная тройка
с пошевнями. Предложение это принято было, разуме
ется, с восхищением и увлечением, и вот две тройки
с нами четырьмя понеслись в Царское Село. Когда мы
подъехали к заставе, то увидели, что на офицерской
гауптвахте стоят преображенцы, и караульным офице
ром — один из наших недавних однокашников, князь
Н*****, веселый и добрый малый, который, увидев
между нами Булгакова, сказал ему: «Когда вы будете
ехать все обратно в город, то я вас, господа, не пропущу
через шлагбаум, ежели Костя Булгаков не в своем
настоящем виде, то есть на шестом взводе, как ему
подобает быть». Мы, хохоча, дали слово, что не один
* Павел Александрович Гвоздев, брат того Александра
Александровича, который был впоследствии директором департамен
та общих дел министерства внутренних дел и погиб такою трагиче
скою смертию, как говорили тогда, в припадке ипохондрии, под
колесами вагона Николаевской железной дороги в 1862 году. Этот
Гвоздев, даровитый, добрый и умный малый, но необыкновенно
впечатлительный и вспыльчивый, из подпрапорщиков л.-гв. Егерско
го полка был в 1835 году переведен в армию юнкером же на Кав
каз. Потом он вышел в отставку, служил по статской службе при
протекции брата и умер в молодых еще годах, то есть моложе
30 лет. Когда был в Петербурге шум и гвалт по поводу стихов
графини Ев. Петр. Ростопчиной, напечатанных в «Сев. пчеле» Бул
гариным, думавшим угодить ими правительству, не зная, что стихи
эти, под названием «Барон», были направлены против императора
Николая Павловича, — явилось следующее довольно бойкое четверо
стишие:
Шутить я не привык,
Я сам великий барии,
И за дерзкий свой язык
Заплатит... Булгарин.
(Стихи эти были написаны именно этим Пав. Ал. Гвоздевым.)
( Примеч. В. П. Бурнашева.)
**Ал. М. Меринский, ныне полковник в отставке, мой добрый
знакомец. Он сообщил в печати некоторые замечательные подроб
ности о Лермонтове, в приложениях к «Запискам» Е. А. Хвостовой.
( Примеч. В. П. Бурнашева.)
230
Булгаков, а вся честная компания с прибавкою двух-
трех гусар, будет проезжать в самом развеселом, насто
ящем масленичном состоянии духа, а ему представит
честь и удовольствие наслаждаться в полной трезвости
обязанностями службы царю и отечеству. В Царском
мы застали у Майошки пир горой и, разумеется, всеми
были приняты с распростертыми объятиями, и нас
принудили, впрочем, конечно, не делая больших усилий
для этого принуждения, принять участие в балтазаро-
вой пирушке, кончившейся непременною жженкой,
причем обнаженные гусарские сабли играли не послед
нюю роль, служа усердно своими невинными лезвиями
вместо подставок для сахарных голов, облитых ромом
и пылавших великолепным синим огнем, поэтически
освещавшим столовую, из которой эффекта ради были
вынесены все свечи и карсели. Эта поэтичность всех
сильно воодушевила и настроила на стихотворный лад.
Булгашка сыпал французскими стишонками собствен
ной фабрикации, в которых перемешаны были les rouges
hussards, les bleus lanciers, les blancs chevaliers gardes,
les magnifiques grenadiers, les agiles chasseurs * со всяким
невообразимым вздором вроде Mars, Paris, Apollon,
Henri IV, Louis XIV, la divine Natascha, la suave Lisette,
la succulente Georgette ** и прочее, a Майошка изводил
карандаши, которые я ему починивал, и соорудил
в стихах застольную песню в самом что ни есть скарро-
новском роде, и потом эту песню мы пели громчайшим
хором, так что, говорят, безногий царскосельский бес