М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
рие к нему непростительно глупым и смешным. Поэтому
108
я уже не далеко была от измены, но еще совершенно не
понимала состояние моего сердца.
В среду мы поехали на бал к известному адмиралу
Шишкову; 41 у него были положенные дни. Грустно
было смотреть на бедного старика, доживающего свой
век! Он был очень добр, и ему доставляло удовольствие
окружать себя веселящеюся молодежью; он, бывало,
со многими из нас поговорит
месте ли еще ретивое? У него были часто онемения
головы, и тогда он тут же в зале ложился на диван
и какая-то женщина растирала ему виски и темя; все
ее звали чесалкой, —она, как тень, следила за Алексан
дром Семеновичем, который едва передвигал ноги.
Я любила ездить к Шишкову и говорить с ним; меня
трогали его доброта и гостеприимство. Он иногда шутил
со мною и говорил, что чувствует, как молодеет, глядя
на меня.
Мишель взял у меня список всех наших знакомых,
чтобы со временем постараться познакомиться с ними.
Я не воображала, чтоб он умел так скоро распорядить
ся, и очень удивилась, найдя его разговаривающим
с былой знаменитостью. Я чувствовала, что Мишель
приехал для меня; эта уверенность заставила меня
улыбнуться и покраснеть.
Но я еще больше раскраснелась, когда Александр
Семенович Шишков сказал мне: «Что, птичка, ретивое
еще на месте? Смотри, держи обеими руками; посмот
ри, какие у меня сегодня славные новички». И он стал
меня знакомить с Лермонтовым; я так растерялась, что
очень низко присела ему — тут мы оба расхохотались
и полетели вальсировать.
Надобно ли говорить, что мы почти все танцы вместе
танцевали.
— Вы грустны с е г о д н я , — сказала я ему, видя что
он беспрестанно задумывается.
— Не грустен, но з о л , — отвечал о н , — зол на судь
бу, зол на людей, а главное, зол на вас.
— На меня? Чем я провинилась?
— Тем, что вы губите себя; тем, что вы не цените
себя; вы олицетворенная мечта поэта, с пылкой душой,
с возвышенным у м о м , — и вы заразились светом! И вам
необходимы поклонники, блеск, шум, суета, богатство,
и для этой мишуры вы затаиваете, заглушаете ваши
лучшие чувства, приносите их в жертву человеку, не
способному вас понять, вам сочувствовать, человеку,
109
которого вы не любите и никогда не можете по
любить.
— Я вас не понимаю, Михаил Юрьевич; какое право
имеете вы мне все это говорить; знайте раз навсегда,
я не люблю ни проповедей, ни проповедников.
— Нет, вы меня понимаете, и очень хорошо. Но
извольте, я выражусь просто: послезавтра приезжает
Л<опу>хин; принадлежащие ему пять тысяч душ дела
ют его самоуверенным, да в чем же ему и сомневаться?
Первый его намек поняли, он едет не побежденным,
а победителем; увижу, придаст ли ему хоть эта уверен
ность ума, а я так думаю и, признаюсь, желаю, чтоб он
потерял и то, чего никогда не и м е л , — то-то я поторже-
ствую!
— Я думаю тоже, что ему нечего терять.
— Как? Что вы сказали?
— Не вы же один имеете право говорить загадками.
— Нет, я не говорю загадками, но просто спрошу
вас: зачем вы идете за него замуж; ведь вы его не
любите?
— Я иду за него? — вскричала я почти с у ж а с о м . —
О, это еще не решено! Я вижу, что вы все знаете, но не
знаю, как вам передали это обстоятельство. Так и быть,
я сама вам все расскажу. Признаюсь, я сердита на
Л<опу>хина: чем он хвастается, в чем так уверен?
Сашенька мне писала по его просьбе, что если сердце
мое узнает и назовет того, кто беспрестанно думает
обо мне, краснеет при одном имени моем, что если
я напишу ей, что угадала его имя, то он приедет в Петер
бург и будет просить моей р у к и , — вот и весь роман;
кто знает, какая еще будет развязка? Да, я решаюсь
выдти за него без сильной любви, но с уверенностью,
что буду с ним счастлива, он так добр, благороден, не
глуп, любит меня, а дома я так несчастлива. Я так хочу
быть любимой!
— Боже мой! Если бы вы только хотели догадаться,
как вас любят! Если бы вы хотели только понять, с ка
кой пылкостью, с какой покорностью, с каким неистов
ством вас любит один молодой человек моих лет.
— Я знаю, что вы опять говорите о Л<опу>хине;
я именно и вверяю ему свою судьбу, потому что уверена
в его любви, потому что я первая его страсть.
— Вот прекрасно, вы думаете, что я хлопочу за
Л<опу>хина?
— Если не о нем, так о ком же вы говорите?
110
— Положим, что и о нем. Но отвечайте мне прежде
на один мой вопрос: скажите, если бы вас в одно время
любили два молодые человека, один — пускай его будет
Л<опу>хин, он богат, счастлив, все ему улыбается, все
пред ним преклоняется, все ему доступно, единственно
потому только, что он богат! Другой же молодой чело