М. Ж.

Жил в посёлке парень, не от мира сего, но никто не мог одолеть в шахматной игре. Вошёл Лёня перед киносеансом в форме фашистского офицера с автоматом. Деревянным. «Коммунисты есть?! Встать!» Встали двое. Первый секретарь райкома партии был срочно информирован о «шутке». Те, коммунисты, которые не встали, постояли на ковре. Фельетон в печать не пошёл. В КПСС не вступил, хотя редактор требовал, чтобы беспартийные журналисты вступили в ряды. Установка была такая свыше. В декабре и в феврале ходил в райком партии, но мне отвечали, что лимит на «штиблетников», тоесть –

интеллигенцию, кончился. Рассказики мои не всем нравились. Хотя, как мне казалось, крамольного ничего в них не было. А посему карьерный рост безбилетнику не светил.

Порфирий Николаевич Пёрышкин – кристальной души человек, поддерживая за локоток супругу, с огромным чувством собственного достоинства спешил в кинотеатр. До начала сеанса оставалось каких-то нескладных десяток минуток. Опаздывали Перышкины.

Им повезло. Около гастронома увидели знакомый автомобиль с красной полосой. На нём работал водителем давний друг и сосед Промакашкин.

– Петрович, голубчик, подбрось нас к кинотеатру, – взмолились Пёрышкины. Промакашкин галантным жестом распахнул заднюю дверцу, помог дородной Аглае Сидоровне втиснуться в автомобильное нутро. Щелкнул замок. Пёрышкины приготовились к быстрой езде, но автомобиль будто примёрз к асфальту. Стрелки на часах занимались своим черным делом.

– Лучше пешком. Порфирий, выгружайся. – Пёрышкин попытался открыть дверку, но она даже не пискнула. Увидев проходившую чету Пузырьковых, Пёрышкин отчаянно застучал в стекло, просовывая руку между металлических прутков.

– Акимыч, в кино спешим. Открой нас! – кричала Аглая, но, увидев бледное лицо сослуживца, замолчала.

– Дружище, вот билеты. Что тебе стоит открыть нас.

– Раечка, – позвала проходившую племянницу Аглая Сидоровна. Но девушка как-то странно посмотрела на автомобиль и заторопилась к ступеням гастронома. Страшная догадка сразила Пёрышкиных наповал. Аглая рыдала черными слезами. Порфирий заметил, что у фургона собираются люди. «Что будет завтра? – подумал он. – Только на прошлом собрании коллектива выступал с речью о недопустимости бытовых правонарушений и пьянства на рабочем месте».

– Откройте нас, люди. Мы только в кино. Вот и билеты у нас… Позовите Промакашкина. Куда делся? – Но знакомые и очень знакомые люди уходили, пряча улыбки. Никто не поверит. Этот писклявый Пузырьков первым будет издеваться. И на местком могут вызвать. Доказывай, что ты в кино решил прокатиться. Квартальная премия прощай. О кино Перышкины и не думали.

– Приехали, соседи, – вежливо говорил Промакашкин, распахнув дверцу автомобиля. – У вас четыре минуты. Успеваете. Фильм отличный…

1968

По улицам нахально разгуливала босоногая весна. Под её розовыми пятками исчезали сугробы. Поэтому, где она проходила, оставались лужи и ручьи, а с крыш текло, как из худого самовара. Люди шли неторопливо, хотя время обеденного перерыва давно растаяло. Они оживленно переговаривались, а некоторые даже удивлялись: «Весна. Откуда? Техника не готова, семена не протравлены… Откуда свалилась на наши головы?»

Иван Поликарпович плотно и, охотно пообедав, вышагивал к себе в контору, где последнее время руководил одним из главных отделов. Ему захотелось петь, и он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Весна! Разбрызгивая

не чистую воду из луж, промчался легковой автомобиль. Шофёр в темных очках даже не повернул озабоченной головы, когда обрызгал и Пёрышкина.

– Безобразие! – вскричал начальственным баском, грозя вслед машине коротким розовым пальцем.

– Грязь – не сало, – попробовала утешить пострадавшего пожилая женщина.

– Эка невидаль. Пятнышко. Посмотрите, как купаются в луже воробьи. Будто у них начался купальный сезон, – весело улыбался детина в солнцезащитных очках, встряхивая длинными волосами.

– Какие вам воробьи! – горько восклицал Пышкин, – Я его, подлеца, отыщу, покажу, как скорость превышать и людей поливать грязью. Он у меня за всё заплатит. Жаль, вот номер не весь запомнил – замазана последняя цифра. Хам. Надо его водительского удостоверения лишить. Он должен был принять меры, чтобы грязь не достигала до одежды пешеходов.

Перед тем как войти в контору, Иван Поликарпович застегнул пуговку на рубашке, подтянул галстук на положенное место и оглядел брючину с высохшим невзрачным пятнышком. Громко топая, с обиженным лицом, ворвался в кабинет. Когда плюхнулся в кресло, Иван Поликарпович вытянул ногу и взглянул на брючину. «Мерзавец. – выдохнул, скрипя своими и металлическими зубами. – Никакого уважения к товарищам. Что творится в мире…». Он встал, прошелся по кабинету, наливаясь жуткой злобой и ненавистью ко всем, кто сегодня сидел за рулём автомобилей. Ворвавшись вихрем или смерчем в комнату, где за столами сидело пять сотрудников, умело делающих вид кропотливой работы над документами. Жужжал арифмометр, музыкально вторили древние деревянные счёты.

– Где квартальный? Кто задержал сводку за квартал? Вижу, халтурите, – Пышкина трудно провести. Он знал, что в послеобеденное время никто не может работать в полную силу своих обязанностей и трудолюбия. У каждого сотрудника нашлись просчеты и недостатки. Особенно досталось чертёжнице Любочке – у неё вдруг выкатилось из стола крохотное круглое зеркальце. Это стало темой долгого и обвинительного разговора. Любочка заплакала, а Иван Поликарпович удалился. Лица сотрудников потускнели и озлобились. Гнев Пышкина угас, а пятнышко осталось. Он пригласил к себе Мямлина – не старого, но и далеко не молодого ветерана отдела, работавшего инженером-оператором по процессам совместимости материалов.

– Найди, дружок, мне мерзавца, который окатил меня с ног до шляпы грязью на проспекте. – Пёрышкин придвинул на край стола лоскуток бумаги, на котором нацарапаны цифры. – Автомобиль такой, – крутнул рукой Иван Поликарпович в воздухе над столом. – Полчаса назад спешу на работу…

– Мы этого не оставим. Найдём нарушителя. У меня племянник в ГАИ и еще кое-кто имеется в запасе в органах, – схватил лоскуток Мямлин, выскальзывая за дверь так быстро и аккуратно, как мог это делать один Мямлин.

До конца рабочего режима оставалось семь минут, когда в кабинет Пышкина вошел усталый и довольный Мямлин.

– Нашел! – крикнул он, словно Архимед, обнаружив точку опоры для своего рычага.

– Что нашел? – строго удивился Иван Поликарпович. Он забыл об инценденте за разгадыванием кроссворда.

– Ну, того шоферишку, что вас обмарал грязью.

– Молодец, чуткий вы товарищ, но благодарность тебе объявлю к празднику. А того хулигана мы в бараний рог. Штраф уплатит, – Пышкин показал, как нужно сворачивать в бараний рог хулиганов вместе с автомашинами.