Маара и Данн
Шрифт:
На скалы быстро опускалась тьма.
— Я посплю, — сказал Данн. — Ты не спи, сиди и слушай, смотри. Когда захочешь спать, разбуди меня. Только не резко, осторожно, не то еще ударю спросонья. Приму за врага. Ты немного уже поспала. — Он улегся и тут же заснул.
Стемнело. В небе ни луны, ни звезд — все затянуто дымом. Маара села к скале. В голове роились беспокойные мысли. Хотелось плакать, но сдерживала мысль о необходимости беречь воду. И так уже сколько из нее вышло с потом! Она вспомнила о годах, прожитых с Дэймой, о сказках, которые рассказывала ей старуха. Выдуманные истории? Или все-таки есть в них доля правды? Чаще всего они играли во «Что я видел?». Но что она видела? Дом соседки Рабат… Чешую ящеров… Засохшие деревья, сваленные деревья. Ветви, как голые кости. Щепки. Кору… В каждой трещине жучки, червячки, личинки. Сейчас их всех сожрал огонь. Птиц, не находящих пищи в обгорелых головешках. Скелеты
И все. Сунуть нос дальше мертвых городов она не отваживалась.
«Что ты видела, Маара?» — «Я видела нарисованных на стенах людей, не похожих на нас, другого цвета кожи, с телами другой формы, с подведенными глазами, с кольцами на пальцах и в ушах…» Может быть, это те самые люди, которых Данн считал такими умными и умелыми?
Спать Мааре не хотелось, мысли жгли ее, и было стыдно. Затем ей захотелось помочиться. Боясь разбудить Данна, она потихоньку отползла подальше, присела, пожурчала… больно больше не было, воды в теле хватало. Вернувшись, она обнаружила, что Данн проснулся.
— Что-нибудь слышала?
— Нет.
Он снова закрыл глаза и мгновенно уснул. Чуть позже, не просыпаясь, подкатился к Мааре, обнял ее, пробормотал ее имя с детскими интонациями. Сердце ее билось учащенно: она снова держала в руках маленького брата, одновременно ощущая опасность, ибо его горячая напрягшаяся трубка уперлась в ее бедро. Потом Данн вдруг разжал объятия, сунул в рот палец, зачмокал. Затих. Об этом — что он сосал палец — ему говорить нельзя. Убьет, подумала Маара. Удивилась, как легко и просто пришла ей в голову такая мысль.
Данн, перед тем как заснуть, смотрел на сестру и думал: «Почему я вернулся? Она всего лишь бедная, слабая, больная курица». Но с того момента, как он услышал, что в деревне еще живет кто-то, он знал, что должен вернуться, он не находил покоя, сон потерял. Он должен был ее найти. Насчет обезьян Маара ошибалась. Видел он обезьян. В клетках. И людей в клетках видел. Да, вправду сестра казалась ему похожей на обезьянку с большими печальными глазами и оголенной головой. Но она быстро набирала вес, всего за два дня перестала выглядеть обтянутым кожей скелетом. У ямы, где он срезал с головы Маары свалявшиеся космы, рядом с ним было какое-то странное животное, но затем к сестренке вернулись прежние привычки, знакомые ему жесты, манеры. Он понемногу узнавал прежнюю Маару, сравнивал это хрупкое создание с воспоминаниями о сильных, добрых руках, внушавших спокойствие, охранявших его, маленького и беззащитного.
Рассвело, и Маара увидела, что все вокруг, и ее тоже, покрывают хлопья сажи. Ветер изменил направление.
— Данн!
Он мгновенно вскочил, стряхивая с себя сажу. Огонь дошел до границы прежнего пожара. Дым сгустился, но в том направлении, куда они шли, намечался просвет. Данн схватил бидоны и палку с мешками, понесся к ближайшей яме. Он позвал Маару, и она подошла к краю холма, где камни под ногами уже нагрелись. Она увидела, что Данн тычет пальцем вниз, в гарь, черноту которой пронизывали теперь серовато-желтые ручейки. Земляные насекомые потоком устремились к руслу, не собираясь в нем задерживаться. Они двигались к следующему водоразделу в поисках новых мест, где можно поселиться.
— Живо!
Выкрикнув это, Данн спрыгнул ниже, стараясь держаться подальше от марширующих колонн. Маара поспешила за братом, дрожа от страха и опасаясь, как бы не ступить в эту смертоносную массу; догнала Данна, плюхнулась в воду. Они смыли с себя черный налет, наполнили бидоны, но больше всего пили, пили через силу, напивались впрок, постоянно следя за передвижением подземных полчищ. Видя, что насекомые приближаются к их яме, Маара хотела выскочить из воды, но Данн удержал ее. Дождавшись, когда первые из них свалятся в воду, он принялся молниеносно отрывать им головы и запихивать извивающиеся тела себе в рот. Он проглотил несколько штук, увидел выражение лица Маары, задержался. Она едва сознание не потеряла от ужаса. По краю ямы в воду сваливалось и тонуло множество юрких шестиножек. Данн протянул руку к лежавшему на берегу мешку, вынул из него другой, маленький, набил его тонущими насекомыми и кивнул Мааре в сторону берега. Она со страхом смотрела, как брат ловко выпрыгнул из воды, не наступая на потоки насекомых, которые в короткое время могли оставить от обоих двуногих начисто объеденные скелеты. Однако перед шестиногими погорельцами стояла иная задача: как можно скорее найти место, где можно на необожженной земле основать новые города. Но повсюду, сколько охватывал взгляд, простиралась лишь черная обожженная земля. Неизвестно, сколько им еще нужно было пройти, транспортируя пищу с подземных ферм, тоже сухую и сморщенную от засухи, таща на себе детишек и громадных матерей, с ладонь величиной, которые и в пути продолжали извергать яйца, тут же подхватываемые челюстями носильщиков. Переселялся целый народ — так же как переселялись жители скальной деревни, занимая оставленные выбывшими дома. Маара смотрела, как Данн переступает через ручьи насекомых, и следовала за ним. Им удалось пересечь живую реку без неприятностей, и они вновь зашагали вдоль русла, превратившегося в череду пустеющих ям с водой. Отойдя подальше, Данн вытряхнул содержимое мешка на раскаленную скалу. Насекомые с шипением сморщивались, уменьшались в объеме. Данн, пристально глядя на Маару, вручил ей сморщенную оболочку, и она послушно положила эту гадость в рот. Вкус оказался своеобразный: резкий, кислый; она попыталась представить себе, что это какие-то редкие ягоды. Данн подсовывал сестре еще и еще, пока она не наелась. Затем он снова понесся к потоку переселенцев, снова набил мешок и снова вывалил его содержимое на горячие камни. Покусанные руки его покраснели, распухли, но он не обращал на это внимания. Он ел насекомых сам, снова заставлял есть Маару, оценивая ее взглядом, замечая, что она на глазах поправляется.
— Ешь, Маара, ешь. Тебе нужно растолстеть.
Солнце всползало выше. Снова шагать по самой жаре. Они шли вдоль русла. Нигде никакого укрытия, ни скал, ни деревьев. Лишь изредка обгоревшие стволы, вытягивавшие к небу остатки ветвей. Огонь остался сзади. Впереди воздух — пыльный, но без дыма. Маара опять хотела рухнуть, и лучше всего в воду, в одну из быстро высыхающих ям.
Она глядела под ноги, чтобы солнце не слепило глаза, крепко держалась за палку, на которой висели бидоны.
— Глянь вперед, Маара! — услышала она вдруг.
Она подняла взгляд и увидела, что холмы резко переходят в горы. Сверху сочится жалкий водопадик — то, во что превратился бурный поток. К воде, конечно, не подобраться.
— Скоро остановимся, — пообещал Данн. Маара обратила внимание, что брат обращался к ней так, как она сама говорила с ним когда-то, уговаривая, заманивая. — Там, вверху, гораздо лучше, вот увидишь. К вечеру мы остановимся на середине подъема, а завтра влезем на самый верх.
Вечером они снова спустились к воде. Здесь вместо ям с водой текла настоящая река, когда-то большая, полноводная, и все еще текущая от водопада сплошным потоком, прежде чем потеряться в песках и скалах. Везде россыпи, кучи, груды костей. Большие, поменьше; ребра, черепа, а также рога и бивни. Данн и Маара обходили их, переступали и наступали на мелкие, рассыпающиеся, похожие на слипшийся меловой порошок. Маара боялась, что в воде могли спрятаться драконы и жалохвосты. Очевидно, Данн тоже этого опасался, ибо усердно тыкал в воду палкой. Но нет, ничто им не угрожало. Вода появилась лишь в результате ливней, до этого здесь так долго свирепствовала сушь, что вся живность передохла, не осталось ни жаб, ни лягушек. Снова они пили, купались, плескались, набрали воды. Затем начали подъем вблизи водопада, прислушиваясь к его неторопливому бормотанию. А ведь еще совсем недавно водопад этот был шириною в полмили, вода низвергалась там, где они поднимались, ее следы сохранились на скалах, настолько сглаженных переносимыми ею взвесями, что ноги скользили. Еще не стемнело, когда они остановились, чтобы осмотреться, вгляделись туда, откуда пришли. Вдали бушевал огонь. Деревню они не увидели, хотя до нее не так уж и далеко, ведь шли медленно из-за слабости Маары, шли по черной земле, меж тлеющими бревнами, дымящимися кучами костей. Маара попыталась разглядеть холмы старых городов, но они терялись в далекой дымке.
Она добавила в муку воды и снова выложила лепешки на горячие камни. Муки осталось совсем немного, а корней — всего восемь.
— Наверху пищи больше, — успокоил сестру Данн. Он вытащил кошелек, вывалил на камень и пересчитал свои сероватые монеты. — Много мы на это не купим. — Он пошевелил кучку монет пальцем. — Я вот о золоте думаю. Как бы нам его обменять? Давай поглядим.
Она вытащила мешочек, высыпала содержимое.
— Я, знаешь, никогда о них и не слышал, кроме как в разговорах… Ну, там — «дороже золота», «не все то золото, что блестит», «золотые россыпи» и все такое. Его используют, я знаю, но только богатые люди, потому-то я сначала и не сориентировался… — Он задумчиво тыкал пальцем в золотые монеты. — Нас убьют, если узнают, что у нас при себе такое.