Мацзу

Чернобровкин Александр Васильевич

Через неделю войска покинули крепость, расположившись в лагерях, оборудованных на холмах. В западной стене на всякий случай сделали пролом шириной метров тридцать, взорвав четыре мины из китайского пороха, который был заметно слабее европейского. В случае атаки британцы могли быстро отступить в крепость. Для перевозки снаряжения использовали пони, обнаруженных в большом количестве в конюшнях богачей. Некоторые солдаты ездили на них без седла, сильно сгибая или высоко поднимая ноги и веселя соратников.

Я все это время находился на «Немезиде». На берег сходил пару раз по утрам, чтобы купить у крестьян свежие фрукты. Днем было слишком жарко, а ночью слишком опасно. Каждый приличный китаец считал своим долгом что-нибудь продать хунмао инцзипи, или убить его, или два в одном. Позже

местные торговцы поняли, что грабить их не будут, и начали приплывать к кораблям и пароходам на сампанах и джонках. Единственное, что британцы сразу конфисковали, заплатив из откупного, которое получили от населенных пунктов, расположенных выше по Янцзы, был древесный уголь. У пароходов расход топлива оказался намного выше, чем предполагали, потому что приходилось буксировать против течения почти все парусники. Китайские купцы помогли решить эту проблему. Следом за ними подтянулись проститутки. Когда к «Немезиде» подошла первая крытая джонка с девушками без предрассудков, матросы чуть не передрались. Пришлось вахтенному офицеру следить, чтобы соблюдали очередь.

За это время меня всего раз вызвали на пароход «Плутон» к Генри Поттинджеру, чтобы послужил переводчиком во время переговоров с китайцами, потому что Джон Моррисон опять слег (или присел?) из-за дизентерии. Старшим у них был чиновник-китаец с буфаном пятого ранга серебряный фазан и белым шариком на шапке — пожилой мужчина с узким лицом, напоминающем высокий равнобедренный треугольник основанием кверху. Пучок седых волос на остром подбородке мелко трясся, хотя голова, вроде бы, нет. Сопровождали его плотный военный-маньчжур средних лет и безволосым лицом, обладатель буфана шестого ранга дикая кошка и матовым шариком на шапке, и молодой, лет семнадцать, переводчик, судя по акценту, хакка, улыбчивый, гибкий душой и телом, познания которого в английском языке ограничивались, как мне показалось, самыми распространенными бытовыми фразами и руганью. Наверное, выучил их, работая слугой в трактире в Тринадцати факториях или Макао. Поскольку посол понимал меня хорошо, переводчик нужен был только для того, чтобы подтверждать, что я правильно перевожу на английский, что он и делал, постоянно кивая, хотя, как догадываюсь, понимал всего четверть того, что я говорил Генри Поттинджеру. Это была не первая делегация. Предыдущую завернули, потому что представитель британской короны потребовал, чтобы переговоры с ним вел чиновник его уровня. С поправкой на второсортность аборигенов это не ниже первого буфана. Делегация и прибыла для того, чтобы сообщить, что сюда очень спешит Киенг, губернатор провинции Лянцзян, в которой мы находились. Он дальний родственник императора и имеет все полномочия для заключения мирного договора.

Я перевел их сообщение и тихо прокомментировал Генри Поттинджеру:

— Тянут время, чтобы собрать и привести сюда войска. Уверен, что их император до сих пор не знает о захвате Чженьцзяна, что ему доложили о победе над нами, только непонятно, почему перестали приходить по Великому каналу джонки с грузами из южных провинций.

— Скажи им, если Киенг не поспешит, мы захватим Нанкин, и спровадь их. Мне с ними не о чем говорить, — приказал представитель британской короны.

Я перевел и добавил шутливо:

— Пусть пересаживается на дракона и летит сюда. Иначе и ему, и вам будет очень трудно объяснить хуанди Айсиньгёро Миньнину, как это вы побеждали, побеждали, а хунмао инцзипи вслед за Чженьцзяном захватили еще и южную столицу.

Бороденка посла продолжила трястись в том же темпе, а вот сопровождавший его военный плотно сжал губы и опустил раскосые глаза долу, чтобы мы не увидели в них переполнявшую его ненависть.

— Что ты им так долго говорил? — поинтересовался Генри Поттинджер, когда посольство удалилось.

— Объяснял, что они опоздали на войну и опоздают на переговоры, — коротко перевел я.

83

Три дня дул сильный летний муссон, встречный, поэтому эскадра стояла на якорях, а на четвертый двинулись вверх по Янцзы к Нанкину. Первым, буксируемое пароходом «Королева», на котором был Генри Поттинджер, шло транспортное судно «Марион» с десантом

под командованием генерал-майора Хью Гофа. Следом «Плутон» и «Флегетон» тащили лагом линкор «Корнуоллис». «Немезида» в одиночку буксировала сорокадвухпушечный фрегат «Блондин». Двигались медленно, время от времени садясь на мель и стаскивая друг друга. На ночь становились на якоря. Никто нам не мешал. Артиллерийская батарея, с которой с неделю назад обстреляли высланный на разведку пароход «Чибис», оказалась пуста, ни пушек, ни солдат. Несмотря на это, на преодоление шестидесяти километров ушло четыре дня, а последние корабли добрались только на девятый.

Нанкин, он же Цзяннин, он же Наньцзин встретил нас белыми флагами. Их было так много и такого большого размера, что я сперва подумал, что на крепостных стенах сушат постиранное постельное белье. Это при том, что пока такую роскошь, как простыня, позволяют себе только очень богатые, причем делают из шелка разных цветов, кроме белого, который символ смерти, траура, неудачи… Кстати, крепостные стены были высотой от десяти до почти тридцати метров. Столица, однако, хоть и бывшая.

В первый же день на линейный корабль «Корнуоллис», на который перебрался Генри Поттинджер, прибыла из Нанкина делегация человек в двадцать. Обсуживал их Джон Моррисон, потому что я на «Немезиде» следовал вниз по течению реки за следующим кораблем британской эскадры. Как мне сказали позже, переводчик еле стоял на ногах, выглядел, хоть в гроб клади. Парламентеры сообщили, что Киенг будет со дня на день и что город сдается, но попросили не заходить в него. Так понимаю, в случае захвата Нанкина всплывет их вранье хуанди, и все вдруг останутся без голов. На следующий день приплыли на джонке двое, те самые, которых я обслуживал в Чженьцзяне, и предложили триста тысяч лянов серебра, если эскадра спустится километров на двадцать ниже по реке. Им отказали категорично, не уточнив, что уголь опять на исходе, и возвращаться сюда будет просто не на чем. На второй день они приплыли с предложением шестисот тысяч. Опять получили отказ. На третий предложили генерал-майору Хью Гофу встретиться с китайским коллегой того же уровня. В общем, затягивали время, как умели. Наверное, надеялись, что проблема каким-нибудь чудом рассосется сама собой.

Восьмого августа «Немезида» притащила на рейд Нанкина шлюп «Гиацинт», и мне передали приказ Генри Поттинджера утром прибыть на «Корнуоллис» для проведения переговоров с китайцами. Джон Моррисон опять слег. Я в шутку посоветовал врачу, лечившему его, сделать переводчику клизму из байцзю: может, и не выздоровеет, но переговоры проведет с огоньком.

На этот раз прибыл только один посол — тот самый пожилой китаец с треугольным лицом и буфаном серебряный фазан. Я встретил его у трапа.

После обмена приветствиями посол соизволил назвать свое имя Ванг Ксу.

Я тоже представился.

— Нет ли у вас друга из Хоуганя? — тихо спросил он.

— Есть, но, насколько я знаю, Линь Цзэсюй сейчас в опале, — ответил я и, упреждая предложение, от которого не смогу отказаться, добавил: — Если бы он был здесь, я бы помог ему и только ему, — после чего жестом пригласил проследовать в каюту командира корабля, которую сейчас оккупировал Генри Поттинджер.

Посол прибыл с грамотой, которую и зачитал в огромной каюте собравшимся там на совещание старшим командирам экспедиционного корпуса. В ней подтверждалось право Киенга, обладателя буфана первого ранга единорог и чрезвычайного уполномоченного хуанди Айсиньгёро Миньнина, вести переговоры с британцами об… уплате компенсации за сожженный опиум и отмене большей части торговых пошлин.

— Какой опиум?! Какие пошлины?! — возмущенно воскликнул Генри Поттинджер. — Они что, считают нас дураками?!

Присутствовавшие в каюте старшие командиры тоже загомонили неодобрительно. Китайские церемонии уже начали раздражать их.

— Киенг уполномочен вести переговоры о заключении мирного договора или о торговых пошлинах? — задал я послу уточняющий вопрос.

— Сперва надо договориться о выплате компенсации и торговле, а потом перейдем к заключению мирного договора, — ответил Ванг Ксу, пытаясь изобразить улыбку на кислой морде, потому что без перевода понял реакцию британцев.