Мадам Гали. Свободный полет
Шрифт:
Здесь гремели имена графа де Монтескье, принца де Сагана и многих других аристократов республики, здесь просиживали состояния великие русские князья, богатейшие промышленники и купцы, а с ними — певицы и балерины. Денег, случалось, у русских было больше, чем у французской аристократии, да и тратили они не скупясь. Сейчас славу наших кутил поддерживают «новые русские», а «Максим» принадлежит маэстро высокой моды Пьеру Кардену. Знаменитый кутюрье, одевавший Жаклин Кеннеди и Софи Лорен, решил развить вкус высокой моды на новом поприще. И это ему удается. Но в пору,
Фуа-гра с инжиром и хлебом на травах, филе дорады с ризотто из овощей, мороженое «Бурбон»… Гали с любопытством наблюдала, как расплачивался ее кавалер. Деньги, которые доставали из солидных бумажников отличной кожи Легаре, Тапи или доктор Шарон, были всегда крупными купюрами, чистыми и почти новыми. Люсьен же расплачивался мятыми, скомканными и разнокалиберными ассигнациями. Вышколенные официанты молча, но с едва уловимым презрением приняли деньги. И чаевые. Гали тоже не стала афишировать свое удивление. Однако через неделю Люсьен повел ее в «Мулен Руж».
— Люсьен, вам повысили жалованье?
Гали никогда не стеснялась, если речь шла о деньгах.
— Не беспокойтесь, мадам, мне просто очень повезло вчера, — похвалился молодой человек и осекся.
«Так-так, — мгновенно сообразила Гали, — ты, мой милый, — игрок. Карты или рулетка?» Состоялась пара совместных визитов в казино. Люсьен в серьезную игру благоразумно не вступал — главной ставкой на данный момент для него была благосклонность мадам Гали, и молодой человек старался ее всячески развлечь и очаровать. Но от наблюдательной мадам не ускользали никакие нюансы.
— Ну, Люсьен, почему вы так скептически относитесь к рулетке! Одна моя подруга в прошлом году… нет, в позапрошлом, выиграла восемьдесят тысяч. Правда, она играла по системе. Может, мне поставить по системе? Вы знаете какую-нибудь?
И Люсьен терпеливо объяснял своей наивной красавице, что реклама большинства таких «систем» — дело рук не только игроков, но и содержателей казино: чем большее число игроков будет пренебрегать строгими математическими законами вероятности и принимать шансы выигрыша во всех играх за равные, тем больше денег останется в заведении.
— Но ведь при длительной игре шансы повышаются!
— Дорогая, поздравляю: вы находитесь под обаянием «заблуждения Монте-Карло», или доктрины повышения шансов. Эта система замешена на мистике, а не на математике. — Усмешка Люсьена была слегка презрительной. — Что закладывается в основу этих убыточных расчетов? Принимается, что каждая партия в азартной игре не является независимой от других и что серия неудачных результатов должна, ну просто обязана в скором времени быть сбалансирована серией удачных, и наоборот, серия выигрышей должна смениться серией проигрышей. Но ваш «механический противник» — рулетка — эту мистическую математику не изучал. Он повинуется более строгим законам, и, чтобы оправдать «систему», вам надо сыграть с ним просто астрономическое число партий. Хватит ли жизни? А при малых числах ваша удача — не более чем случайность.
— Неужели эту
— В рулетке-то? Ну приделать тормоз и нажимать его в нужный момент, — съязвил великий математик. — Нет, Гали, если вы хотите влиять на свой шанс, выбирайте игры с людьми. Там вы сможете сбалансировать случайность знанием психологии, выдержкой, актерским мастерством, наконец. Автомат нельзя переиграть честным путем. Человека — можно. Кроме того, некоторые карточные игры…
Карты! Гали автоматически продолжала слушать — и очень внимательно слушать! — разговорившегося поклонника. Грех прерывать человека, когда его глаза сверкают, а страстный монолог вырывается прямо из сердца. Но, непревзойденный мастер «игр с людьми», она уже просчитывала ситуацию. Карты. Надо же, какая «удобная» тайная страсть у сотрудника отдела кодирования! Это нам подходит. И как удачно все складывается — через месяц Гали будет в Москве, и…
Господи, как она волновалась, когда возвращалась домой в первый раз, как боялась встречи с прошлой жизнью и как смеялась над своими опасениями, едва переступила порог родной коммуналки на Арбате. Она словно находилась в декорациях спектакля, оформленного дешевым художником и по бедности режиссера несменяемых десятилетиями. Настоящими живыми людьми были только мама и сестра. Софья Григорьевна, всегда скупая на внешние проявления чувств, обнимая дочь, тихо сказала:
— Ты стала совсем чужая, девочка.
Гали суетилась, выкладывала подарки, торопливо прикладывала к матери то одно, то другое платье, костюм, сумочку…
— Все очень красивое, доченька, очень.
А Гали хотелось зареветь, зареветь в голос, как в детстве — громко и отчаянно. И она и мать — обе понимали, что не Париж сделал их далекими друг от друга, что уже давно, не выходя из коммуналки, они стали жить в разных мирах. Никакие подарки и никакие благодарности этой пропасти не уничтожат. Но они все-таки любят друга друга…
Зато глупенькая Изольда мгновенно влезла в брючный костюмчик от Шанель и уже трудилась над плотно притертой пробочкой флакончика духов «Эрмес».
— Мама, посмотри, мне идет? Ну, мама! Галя, ты что молчишь?
— Чудесно, Иза, только не стоит выливать на себя такое количество парфюма.
— Я нечаянно!
Когда уставшая от примерок Изольда ускакала к подружкам, Гали и Софья Григорьевна остались вдвоем.
— Мам, не знаю как скоро, но, думаю, через два года, самое большее, я заберу тебя в Париж.
— Спасибо, моя хорошая, только я никуда отсюда не поеду.
— Но почему?! Здесь же невозможно жить! За каждой тряпкой стой сутки в очереди или переплачивай за чеки в «Березку».
— Все так, но мы остаемся здесь.
— Но почему?! — кричала в слезах мадам Легаре. — Мамочка, я не понимаю тебя!
— Успокойся, дорогая. Видишь ли, ты действительно не понимаешь, а я не сумею тебе объяснить. Оставим это, оставим навсегда. Давай потратим время, которое ты будешь с нами, весело.
Гали поняла: так оно и будет. И смирилась.