Мадам Помпадур. Некоронованная королева
Шрифт:
Он осторожно поцарапался в дверь к маркизе и стоял, оглядываясь. Нет, вроде никто не заметил… Царапанье в Версале заменяло стук, считалось, что так услышит меньше ненужных ушей.
С той стороны раздались торопливые шаги, и голос горничной поинтересовался:
– Кто?
– Это я, – шепотом ответил герцог и тут же был вынужден прикрыть нос платочком, потому что в отворенную дверь понесло не совсем приятные запахи даже для Версаля.
Д’Аржансон не успел сказать, что зайдет позже, как горничная ловко втянула его внутрь и дверь тут же закрылась.
Маркиза не относилась к высшей категории придворных, потому ее покои во дворце были весьма скромны, то есть состояли из двух комнат небольшого размера. Из второй, служившей спальней, с которой герцог был неплохо знаком, доносились весьма характерные звуки – маркиза ставила клистир перед вечерним приемом. Вернее, клизма уже была поставлена, и теперь кишечник просто освобождался от бывшего обеда.
Это было совершенно обычным делом для дам Версаля, клистир способствовал хорошему цвету лица и тонкости талии, а потому его обязательно делали перед каждым балом или когда надо выглядеть хорошо. Выглядеть надо было всегда, потому запахи и звуки последствий клистира тоже были обычны для дворца.
Из спальни донеслось:
– Кто там?!
– Это я, мадам. У меня одна новость: сегодня!
Видно, новость была весьма важной, потому что звуки прекратились, а сама маркиза тут же показалась из двери, одергивая подол платья.
– Сегодня? О, как я рада! Неужели удалось?
Рановато вышла мадам, жестокая необходимость позвала ее обратно в спальню, а герцог поспешил убраться вон, махнув на прощание рукой:
– Потом обсудим.
Провожали его горничная и все те же звуки из-за двери…
Мадам д’Оссэ закончила ночной туалет маркизы, но уходить почему-то не спешила. Жанна удивленно вскинула на горничную глаза:
– Вы можете идти.
– Мадам… позвольте мне кое-что сказать.
– Слушаю.
Жанна вдруг подумала: что, если д’Оссэ попросит отпустить ее с должности, это будет ощутимым ударом, ведь вокруг оставалось все меньше преданных людей и все больше готовых ужалить исподтишка. Она устала, очень устала постоянно слышать за спиной шипение, видеть завистливые и злые взгляды…
Нет, Жанна вовсе не была идеальной, но как же тяжело, когда вокруг только ненавистники! Даже отношения с королем в последнее время стали прохладными. Нет, она по-прежнему старалась всячески развлечь его величество, ставились спектакли, то и дело устраивались увеселительные прогулки, фейерверки, организовывались поездки, давались обеды… Но Людовику была нужна постель. Каждую ночь и до изнеможения, а у Жанны изнеможения хватало и без объятий. Однако дело не в том, что она смертельно уставала за день, все же приходилось крутиться, а в том, что организм все больше давал сбой, причем в той части, которая должна быть здоровой именно у нее. Каждая ночь превращалась в мучение, она чувствовала боль, поэтому ни радости, ни удовольствия не получала. Больше не было тех пылких объятий, которые сделали Жанну фавориткой, она просто физически больше не могла соответствовать Людовику как любовница.
Это не осталось тайной для Версаля, где вообще невозможно сохранить ничего в тайне.
Как же обрадовались все, кто твердил, что фаворитка долго не продержится. Она продержалась долго, до сих пор. Но что дальше? Людовик все чаще оставался неудовлетворенным, это плохо, очень плохо…
А ее саму покидают прежние подруги. Узнав, что у д’Эстрад любовная связь с ее злейшим врагом герцогом д’Аржансоном, Помпадур едва не схватилась за голову. Удалить от себя маркизу, числящуюся в подругах и к тому же представлявшую ее саму ко двору, немыслимо, но и терпеть рядом – значит, точно знать, что каждый шаг становится известен бывшему министру.
Жанне удалось удалить от двора, причем в жесткой форме, с запрещением вообще появляться рядом с королем, одного заклятого врага – Морепа, который не просто распускал гадкие сплетни, но и в изобилии сочинял отвратительные эпиграммы, в которых выдавал все известные ему секреты и раздувал мелочи до размеров постыдных слухов. Удалось хотя бы на время нейтрализовать даже Ришелье, который после своих военных побед в Италии возомнил невесть что и решил показать фаворитке подобающее ей место. Но тогда расправился сам король, он словно между прочим поинтересовался у герцога, сколько раз тот сидел в Бастилии. Умному Ришелье не понадобилось повторять. Откровенно третировать Помпадур он перестал, но Жанна не сомневалась, что тайные гадости не прекратились.
Именно поэтому Жанна так ценила верную и не болтливую д’Оссэ.
Горничная замялась, но потом вдруг тихо произнесла:
– Мадам, его величества сегодня не будет…
– Почему?
У Жанны ухнуло сердце. Неужели что-то с королем, а ей ничего не сказали?! Но тут же поняла, что дело совсем в другом. Так и есть…
– Его величество… он не один…
Жанна давно ждала этого, прекрасно понимая, что неудовлетворенный в постели Людовик обязательно заведет себе любовницу. А она тогда кто?
Это должно было произойти, это произошло. Но, как все катастрофы, даже если их предвидишь, случилось неожиданно. Жанна обессиленно опустилась в кресло. У Людовика любовница… Вот почему он в последние два дня словно избегал ее.
– Кто?
– Графиня де Шуазёль…
Племянница д’Эстрад… вот чьи это старания, недаром она не ждала ничего хорошего от связи подруги с д’Аржансоном! Две змеи, сплетясь в тесный клубок, не могли родить жаворонка, они породили новую змею. Жанна усмехнулась: Шуазёль удачно вышла замуж и стала появляться не просто при дворе, а на ужинах в узком кругу только благодаря самой фаворитке. Красотка нестрогих правил, о которой говорили, что ее благосклонностью пользовались слишком многие, явно нравилась королю, но Жанна и мысли не допускала, что тот мог затащить ее в постель. Ведь помимо бурных объятий существовало еще и общение… Неужели Людовик мог предпочесть общению с ней глупышку Шуазёль?
Фаворитка невесело усмехнулась: ну почему же общению? Он с Шуазёль не общается, он с ней удовлетворяет свою плоть, которую она сама удовлетворить не может. Выходит, герцогиня де Бранка не права, не всегда достаточно царить в сердце и уме, иногда зов тела сильнее?
Жанна встрепенулась: нет, это мимолетное увлечение, переспит пару раз и поймет, что одними постельными сценами не обойтись, а разговаривать с красоткой просто не о чем.
– Благодарю…
Горничная помогла маркизе лечь в постель, озабоченно напомнила, что она в соседней комнате, и удалилась.