Мадикен
Шрифт:
«Ой-ой-ой! Кровь! Моя кровь!» — так нужно стонать и приговаривать. Маттис старательно подражает своей учительнице. В конце концов у нее стало очень хорошо получаться.
Зато Мия — вот уж кто действительно умеет представлять. Ее и учить не надо. Из Мии сразу получился самый свирепый разбойник на пути из Иерусалима в Иерихон. Мадикен от нее не отстает. Притаившись в кустах, они неожиданно выскакивают оттуда и нападают на караваны, которые проходят мимо них по дороге. Они совершенно забыли о самаритянине и гостинице, пока Лисабет сама не слезла
— Сколько, по-вашему, можно сидеть в гостинице и поливать его вином и натирать мазутом? — спрашивает она обиженно.
Лисабет спутала мазь с мазутом, а это не одно и то же, объясняет ей Мадикен:
— Если бы его натирали мазутом, он бы в ту же ночь умер!
Но Маттис осталась жива, и теперь она и Лисабет тоже хотят быть разбойниками. Мадикен и тут нашлась: гостиница превратилась в пещеру разбойников. Вскоре в пещере набралось видимо-невидимо золота и драгоценных камней, потому что вся четверка усердно принялась грабить. Никогда еще они так хорошо не играли, как сегодня. Про вшей все давно забыли. И вдруг Мия говорит:
— Слушай, Мадикен! Как ты думаешь: если у нас опять заведутся вши, нас еще раз к вам пустят?
— Да ну! — говорит Мадикен. — Вы можете приходить и без вшей. Хотите завтра?
Когда они вволю наигрались, их позвали на веранду и накормили котлетами с макаронами, а на сладкое дали крем из ягодного сока. Маттис так набросилась на еду, что Мии стало за нее стыдно. Увидев, что Маттис в третий раз потянулась за добавкой, Мия говорит:
— Неужели ты все еще голодная?!
— Еще как наелась! — отвечает Маттис.
— Почему же ты все ешь и ешь? — сердится Мия.
— Я — про запас! — объясняет Маттис.
Она до того наелась, что у нее закололо в боку и ей пришлось отставить тарелку. А тут и Альва пришла и сказала:
— Ну уж теперь, я думаю, вы все сыты, а ваши вши сдохли.
Она забрала девочек на кухню, разложила на столе газету и стала вычесывать им волосы. На газету так и посыпались мертвые вши. Только у Лисабет ни одной ни оказалось.
— Ведь я не такая грязнуля, как вы, — сказала Лисабет.
Затем Альва промыла им волосы душистым мылом, от которого пахло розами. И Мия, и Маттис отправились домой, они были уже не вшивые и такие чистенькие, какими отродясь не бывали.
Мадикен проводила их до калитки.
— А без вшей ты завтра к нам придешь? — спросила она Мию.
— Приду, если ты хочешь, — ответила Мия. — И Маттис, конечно, придет.
Потом Мия взяла сестренку за руку, и они пошагали, как на ходульках. Их волосы пламенели огненно-рыжими кострами.
В это время папа шел с работы и заметил эти развевающиеся костры. Мадикен рассказала ему про своих вшей и про все остальные радости, которые принес с собой прошедший день.
Папа, проходя мимо забора Нильссонов, увидел дядю Нильссона, который проверял лисий капкан, и отдал ему газету для тети Нильссон.
Мадикен висит у папы на руке и не отпускает ни на минуту. Хорошо, когда папа приходит домой!
— Какая мама добрая, что купила так много сабадиллового уксуса! — говорит Мадикен, и папа с ней соглашается:
— Да, наша мама всегда добрая!
Это слышит дядя Нильссон. Он кивает — значит, он тоже согласен:
— Верно! Благородная дама из Юнибаккена — добрая душа! Чего не скажешь о моем чучеле.
Мама сидит на веранде с вязаньем и ждет папу. Мама тоже обрадовалась папиному приходу:
— Сегодня мы с тобой будем ужинать вдвоем. Мадикен и Лисабет уже поели.
Папа целует маму в щечку.
— Здравствуй, благородная дама! — говорит папа. — Я слышал, что ты избавила от вшей двух бедных детишек. Пожалуй, об этом надо написать завтра в газете.
Мамины глаза становятся совсем черными. Она поднимается с плетеного кресла.
— Как тебе не совестно! — говорит она. И хотя папа сразу попросил прощения за свои глупые слова, было уже поздно. Мама молча уходит наверх в спальню. Мадикен знает — теперь мама будет себя жалеть. Только ей не совсем понятно, почему так получилось. Впрочем, Мадикен тоже готова рассердиться на папу за то, что все так печально кончилось.
— Ну зачем ты так сказал? Объясни мне, что это значит?
— Ох, я и сам не знаю! — говорит папа. — Наверно, я тогда подумал, что, если поморили вшей у двух девочек, от этого мало что изменилось. Ведь на свете еще так много недостатков, которые надо исправлять!
— Зря ты так сказал, не надо было, — строго говорит папе Мадикен.
Папа, Мадикен и Лисабет остались на веранде одни, без мамы. Им без мамы очень грустно.
«Ну почему такой хороший день и так печально закончился?» — думает Мадикен.
Альва входит на веранду с горячими биточками.
— Что тут у вас стряслось? — спрашивает она, поглядев на их унылые лица.
— Это я отмочил глупость, — говорит папа.
— Ну и очень глупо сделали! — говорит Альва и уносит биточки.
На кресле осталось лежать мамино вязанье. Папа подцепляет его указательным пальцем и долго разглядывает. Это крошечная шапочка. Ой, какая она малюсенькая! Даже на Лисабет не налезет.
— А для кого мама вяжет такую шапочку? — спрашивает Лисабет.
И тут папа сказал девочкам удивительную вещь:
— Для маленького братика, который должен родиться. А может быть, для сестрички. Уж не знаю, кто у нас будет.
И эту потрясающую новость он сообщил, как будто в ней нет ничего особенного!
— Неужели у нас будет братик?! — кричит Лисабет. — Пойдем скорей скажем маме, она обрадуется и будет опять веселая.
Мадикен фыркает:
— Как ты не понимаешь! Она и так уже знает. Иначе зачем бы она стала вязать такую шапочку?
Теперь уже девочек никакая сила не удержала бы на месте. Они помчались наверх. Сейчас им непременно нужно поговорить с мамой. Мама и впрямь легла в постель и жалеет себя, но разве можно грустить под радостные вопли обеих дочерей!