Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка
Шрифт:
Конечно, с нашей стороны было бы наивно рассчитывать на то, что путешествие наше останется для всех тайной. Однажды, когда мы были в Ванкувере, Джерри разбудил поздний телефонный звонок. Звонил детектив-констебль Джонсон из лестерширской полиции, который хотел отправить нам какой-то факс. Джерри ответил, что у нас нет доступа к факсу, и предложил передать информацию по электронной почте на наш известный ему адрес. На это детектив-констебль Джонсон сказал, что там нет ничего важного и что он может передать нам документ, когда мы будем дома, после чего спросил, когда мы возвращаемся.
Приехав в ванкуверский аэропорт 10 июля, мы были немало озадачены, увидев, что нас ждут репортер и фотограф. В «Хитроу» нас встречали еще четверо журналистов. Когда Джерри позвонил в полицию Лестершира,
Пока мы находились в Канаде, в Верховном суде рассматривалось наше заявление о доступе ко всей касающейся дела Мадлен информации, которая имеется в распоряжении лестерширской полиции. Поскольку нашу дочь уже никто не искал, мы хотели дать возможность нанятым нами частным сыщикам ознакомиться с материалами. Мы наивно полагали, что решение суда развяжет руки британским полицейским, которые постоянно твердили, что не могут нам помогать, дабы не испортить отношения с португальскими коллегами. Но если им будет предписано законом передать нам эту информацию, наверняка португальцам придется с этим смириться. Как же я ошибалась! Власти Великобритании всеми силами противились удовлетворению нашей просьбы. Меня поразило то, с каким рвением они отстаивали свою позицию и на что, похоже, были готовы пойти, лишь бы не дать нам доступа к этой информации.
У британской полиции, конечно, были на то формальные причины, среди них: тайна следствия, которую они были обязаны сохранять по договору с португальцами, и беспокойство о том, что информация, известная только полиции и злоумышленнику, попади она в наши руки, может скомпрометировать нас с Джерри, ибо мы все еще считались arguidos. Обо всем этом упомянул в своем обращении к суду помощник главного констебля Лестершира. Этот человек приезжал в Португалию вскоре после похищения Мадлен, где видел нас, раздавленных горем, и все же счел себя вправе написать в своем обращении обо мне и Джерри следующее: «Несмотря на то что кто-то один из них или же оба могут быть невиновны, нет никаких однозначных доказательств, указывающих на их непричастность к исчезновению Мадлен». Эти слова нас ошеломили. Нет доказательств, указывающих на непричастность?.. Не знаю, был ли у него такой расчет, но в наших головах эта мысль засела в таком виде: «Виновны, пока не будет доказано обратное».
Встретив такое остервенелое сопротивление, мы поняли, что эту битву нам не выиграть. Неохотно, но мы все же приняли тактическое решение: отступить, удовлетворившись малым объемом информации. Отступать было унизительно, особенно учитывая то, что из восьмидесяти одного предоставленного в наше распоряжение факта часть была сообщена полиции нашей семьей.
Тем временем в Португалии отстраненный от руководства расследованием Гонсалу Амарал снова дал о себе знать. 30 июня он и вовсе уволился из полиции. Этот шаг позволил ему обрести, как он выразился, «свободу слова». Спустя девять месяцев после отстранения он проявил к нашему делу необычайный интерес. Когда поползли слухи о закрытии дела, он вместе с несколькими своими друзьями, тоже бывшими полицейскими, все чаще стал давать интервью газетам и появляться в телепрограммах. Целью этих действий, похоже, было убедить португальцев, что Мадлен мертва. Он даже заявил, что написал об этом книгу, которая должна скоро выйти.
В понедельник, 21 июля, министром юстиции Португалии было сделано заявление о прекращении следствия по делу об исчезновении Мадлен до обнаружения дальнейших улик. Материалы расследования переставали быть секретными, статус arguido с Джерри и меня снимался. Не было никаких свидетельств того, что Мадлен был причинен серьезный вред, ничто не указывало на причастность к случившемуся Джерри, меня и Роберта Мюрата.
Ни Джерри, ни я так и не получили официального уведомления о закрытии дела от португальских властей. Я узнала об этом примерно в половине пятого, когда смотрела
Это может показаться странным, но мы были даже рады, что дело закрыли. Как я уже говорила, мы были далеки от мысли, что кто-то действительно ищет нашу дочь, так что сообщение об окончании следственных действий не так уж сильно опечалило нас, как можно было ожидать. Пока судебная полиция продолжала на наши вопросы отвечать стандартными отговорками («Официально расследование ведется», «Все версии будут проверены»), мы получали сообщения от небезразличных людей, которые, пытаясь сообщить какую-то информацию полиции, слышали в ответ: «Ребенок умер». Теперь, когда так называемое «следствие» закончилось, все сведения могли поступать напрямую нашей команде, что, как мы надеялись, принесет больше пользы. В любом случае, это лучше, чем ничего.
То, что с нас сняли статус arguido, тоже не было поводом для радости. Это означало лишь одно: после одиннадцати месяцев позора мы вернулись к тому, с чего начали. Судьба Мадлен все еще была неизвестна, и нам по-прежнему предстояло ее искать. Хотя, конечно, некоторое облегчение мы испытали. Несмотря на то что это расследование ничего, кроме отвращения, у меня не вызывало, я понимала, что не быть arguido, подозреваемым, — это совсем не то, что быть arguido, и что мы с Джерри оказались в лучшем положении, чем за день до этого. А еще это было публичным признанием того, что власти не имеют оснований обвинять нас в причастности к исчезновению Мадлен, на чем мы всегда настаивали, и у нас появилась надежда, что некоторые двери, захлопнувшиеся перед нами в сентябре 2007-го, снова откроются.
Как только дело закрыли, нашим португальским адвокатам Карлосу Пинто де Абреу и Рожериу Алвесу разрешили ознакомиться с его материалами, что они и сделали при первой же возможности — DVD-диск с файлами они получили лишь спустя десять дней. Поскольку утечки информации стали уже делом обычным, никто не удивился тому, что составленное прокурором пятидесятисемистраничное изложение окончательного доклада судебной полиции появилось на португальском веб-сайте на следующий день после того, как было объявлено о закрытии дела.
Амарал и компания явно выжидали снятия грифа секретности с дела. Как только это случилось, они тут же развили кипучую деятельность: заявляли, что мы инсценировали похищение, что Мадлен умерла в гостиничном номере и мы сами избавились от тела; еще мы оказывали давление на британскую полицию и организовали свою кампанию исключительно ради того, чтобы направить следствие по ложному следу, и далее в том же духе. Не сдерживаемый более законом, Амарал разговаривал с журналистами все более и более открыто и стал частым гостем на разных телевизионных ток-шоу. Одна наша знакомая из Алгарве держала нас в курсе его деятельности. Все это никак не заканчивалось. Было тяжело и неприятно слушать то, что он говорит, но нам нужно было знать, с чем может столкнуться Мадлен в Португалии. Даже человеку, наделенному железной волей, тяжело слышать такое изо дня в день и сохранять невозмутимость, тем более что противоположной точки зрения никто прилюдно не высказывал.
Невозможно передать, особенно людям, проживающим за пределами Португалии, которые не были свидетелями выходок Амарала, насколько трудно было выдерживать эту клеветническую кампанию и как-то противостоять ей. А противостоять было необходимо. Мы всегда считали, что информация, которая может привести нас к дочери, скорее всего, придет из Португалии. В конце концов, ведь именно там было совершено это преступление. Обливать грязью нас — одно дело, но если люди поддадутся внушениям Амарала, они решат, что, раз Мадлен мертва, нет смысла ее искать или делиться с нами информацией. Мы уверены, что действия Амарала уменьшили наши шансы найти ее.