Мафия нищих

Артемьев Д. А.

Кстати, именно Шнур предложил свой домик, когда я решил организовать дело еще более серьезно. Мы посадили там бухгалтера и секретаря, завели картотеку, стали следить за выходом на работу. Дело разрасталось и требовало все больше моего внимания. Я только на минутку появлялся на центральной улице, чтобы не оставалось сомнений в моем существовании, а большую часть времени проводил в офисе. Связь с основными побирушками осуществлялась по мобильным телефонам, которые были включены в режиме вибрации, чтобы не смущать звонками обираемое население.

Вы, вероятно, спросите меня о работе, я имею в виду работу в качестве ведущего конструктора. Я долго колебался, но неожиданно принял решение. Оно пришло после по-кавказски гостеприимного обеда. Я напомнил себе разговор с однокурсниками; да, действительно, кардинальная смена деятельности приводит к успеху. И я написал заявление на административный отпуск. Пусть лежит здесь трудовая книжка, не писать же в ней, что я переведен на должность нищего такого-то разряда. Завизировал заявление

у начальника отдела и отдал в дирекцию на подпись. Даже ждать не стал решения директора. Тоже мне фигура. Не Потапов же, в самом деле. Подпишет – хорошо, нет – уволюсь, и все. Именно в этот день в курилке возле нашего конструкторского бюро я стал свидетелем обсуждения моей благотворительной деятельности и сам принял в этом обсуждении живейшее участие. Большинство сотрудников ругали нищего в красном пиджаке, я с жаром его защищал. Наконец кто-то сказал, что если я так ратую за нищих, то и сам могу идти и этим же заняться. Я ответил, что мысль здравая и что первый, у кого я попрошу милостыню, будет мой собеседник, причем сейчас же попрошу и не просто, а попрошу выдать мне милостыню крупными купюрами. Посмеялись, конечно. Итак, я целиком ушел в занимательный мир попрошаек. Дело шло, расширялось; не обходилось и без трудностей. Подкатывали милицейские разного ранга, просили проехать. Ах как меня выручали Митины справки! Услышав, что я у них в здании могу занервничать и начнется обострение, отставали немедленно, задав пару дежурных вопросов. На что я вынимал газеты, а статей было уже три, все разных авторов и все противоречили друг другу, и с возмущением начинал заготовленную речь. О том, что, дескать, ни в одной стране мира не относятся к сумасшедшим с таким пренебрежением, нигде их не поливают грязью, никому в голову не придет печатать о них всякий бред. И я показывал подчеркнутые фразы, в которых был назван убийцей или шпионом. Однако я понимал, что надо что-то предпринимать. Достаточно какому-нибудь лейтенанту позвонить в клинику или просто подъехать по месту жительства Мити – и мне хана. Повяжут как миленького. Эти тревожные мысли не давали покоя, заставляли мучиться бессонницей, вызывали потерю аппетита. Что делать? Я не знал. Но судьба и на этот раз подбросила мне неожиданный выход.

Нет, не зря во мне копошились сомнения по поводу Шнура. Парень он был, конечно, с головой. Схватывал все на лету. Привык я к нему, и мои сомнения потихоньку заглохли. И вот однажды остались мы одни в его домике. Доделать всякие дела, выпить чего-нибудь пристойного. Пока выпивали, подводили в тишине итоги, все было нормально. Вдруг обрушился вал телефонных звонков на наши сотовые. Побирушки сообщали, что меня разыскивает милиция. На машинах. Разные люди. С угрозами вывести меня на чистую воду. Все! Разобрались с Митей. Я бессильно опустился на стул. И тут Шнур подкатился ко мне с идейными вопросами. Бог ты мой, его беспокоило, что будет, когда нищие лишатся своего лидера в красном пиджаке, кто сможет продолжить дело? Даже близко никого нет. И тут же, не давая мне ни минуты, предложил встретиться с одним нужным человеком. А чего? Выхода у меня не было. Я дал согласие. Шнур немедленно позвонил, и я услышал такой разговор:

– Николай Евгеньевич, Шнур беспокоит. Я договорился. Хорошо. Ладно. Будем ждать.

– Кто этот Николай Евгеньевич? Чего будем ждать? – спросил я.

– Он высылает машину. А кто он – сам расскажет. А вы пока смените вашу заметную внешность – я имею в виду прическу, усы. А одежду вашу скроем плащом.

Я с подозрением посмотрел на Шнура:

– Так ты что же, мерзавец, знаешь про мой камуфляж?

Шнур ничего не ответил, только пожал плечами. А что остается делать?! Я содрал усы, снял парик. Шнур глядел на меня с большим интересом. Затем забрал и парик, и усы и унес их во двор сжечь. Вскоре к домику подъехал здоровенный джип с темными стеклами. Мы погрузились в него и помчались по вечерним улицам нашего областного центра. Удобно, черт возьми, ездить в таких машинах. Вам не приходилось? Ничего удивительного. Вскоре мы свернули на улицу, по которой я всю жизнь два раза в день шагал на работу и с работы. Подъехали к нашему институту. Я с сомнением посмотрел на Шнура. Лицо его абсолютно ничего не выражало. Водитель посигналил, и мы въехали во двор металлургического концерна. Здание было полностью переделано внутри. С первого этажа бесшумный лифт поднял нас на третий этаж, и мы вошли в огромную приемную. Из-за стола поднялась ослепительная секретарша и немедленно проводила нас в кабинет. Навстречу мне по кабинету шел Потапов.

– Здравствуйте, дорогой (далее следовали мои тщательно скрываемые имя и отчество). Или предпочитаете простое обращение «Митя»? – улыбаясь, проговорил магнат. – Вы уж только Шнура моего не ругайте. Это мой приказ помогать вам. Я без него уже три месяца как без рук. Не будете ругать? Договорились?

– Не буду, – засмеялся я. – Вот только не понимаю, для чего вам понадобилось посылать его мне в помощники.

– О, это особый разговор.

И разговор начался. Вначале Шнур доложил о том, что меня ищет милиция. Значит, они уже знают о реальном Мите и уже почти догадались, кто такой знаменитый нищий в красном пиджаке, поскольку допросили Митину маму, которая, вероятнее всего, рассказала или вот-вот расскажет обо всех знакомых людях. Затем Николай Евгеньевич приступил к делу. Он объяснил, что концерн остро нуждается в менеджерах высшего звена, в людях, умеющих организовать работу. А такие люди – большой дефицит. И вот он долго приглядывался ко мне, изучил все, что я сделал с разрозненными попрошайками, и сейчас предлагает мне занять должность вице-президента концерна. Я ошалело помотал головой. А Потапов добавил, что это единственный способ избежать сложностей.

– Мы проведем вас по этой должности месяцев, скажем, пять назад. Никто, ни один человек в этом городе, не посмеет усомниться. Ну что, согласны? – закончил разговор Потапов.

– А что делать! – заметил я. – У меня нет выбора.

– О’кей. – Потапов обратился к Шнуру: – Быстренько организуй новую одежду для нашего вице-президента. А мы пока выпьем по рюмочке за знакомство.

Шнур исчез, но появилась секретарша и сервировала отдельный столик в углу кабинета. Потапов рассказывал о моей будущей работе, и мы даже не заметили возвращения Шнура с коробками. Вскоре мои сапоги и одежда были куда-то унесены секретаршей, а я оказался в фирменном спортивном костюме и кроссовках. Перед выходом мне было вручено шикарное удостоверение с подписями и печатью. И я отбыл домой на том же самом джипе.

Вам когда-нибудь приходилось праздновать победу над поверженным врагом? Хм, сомневаюсь. Впрочем, послушайте, и, может быть, вы поймете мое состояние. В квартире меня встретила заплаканная жена и полная комната сотрудников милиции. Я осведомился о поводе посещения в столь поздний час. Посыпались оскорбительные замечания и вопросы о длинных седых волосах и усах – куда я их дел и где это я так поздно был. Когда я спокойно ответил, что вопросы о волосах мне непонятны, а был я в спортзале на нашем предприятии, последовал новый залп саркастических вопросов и требование собираться, поскольку меня уже арестовали. Я так же спокойно назвал свое предприятие. Лица вытянулись. Затем было предъявлено удостоверение. Лица стали белыми. И только потом я осведомился, позволено ли мне позвонить Николаю Евгеньевичу Потапову и предупредить его о моем отсутствии завтра на службе ввиду ареста. С милицейскими чинами началась истерика. Мне показалось, что они все как один были готовы пасть ниц. Произошли танцы с извинениями. Что вы, что вы, никаких звонков. Зачем же беспокоить Николая Евгеньевича. Бывают ошибки… Мы накажем… Такое больше не повторится… Позвольте откланяться. И прочее в том же роде.

* * *

Вы могли засомневаться и подумать, что пропало нищее братство. Ничего подобного. Шнур выбрал им главного мафиози моей комплекции, который немедленно нарядился в красный пиджак и желтые брюки. Бухгалтерия и касса взаимопомощи продолжали работать. Нищие стали использовать смартфоны и обменивались фотографиями нужных клиентов или опасных субъектов. Это известный закон – созданная структура стремится к расширению и совершенствованию. Кроме того, в основе структуры лежит идея ее создателя. Идея со временем превращается в миф. Для мафии нищих этим мифом был главный мафиози в красном пиджаке и желтых штанах. И этот наряд стал обязателен для всех главных мафиози.

А я буквально в эти же дни вылетел в Вену на совет директоров.

Оскар Уайльд

Делать было нечего. Жена на всю субботу уехала к матери. День был какой-то бессмысленный. Он с самого утра не знал, что делать. Встал, умылся, позавтракал холодными котлетами с холодными макаронами, которые жена велела подогреть, но было лень. Ел прямо со сковородки. Поставил ее обратно на плиту, посмотрел на часы, вздохнул. Походил по квартире, подошел к книжному шкафу, вынул толщенный том Оскара Уайльда, не открывая, поставил его на место. Включил телевизор, пощелкал каналами – одна мура. Вырубил. Нашел газету с кроссвордами. Предвкушая удовольствие, прилег на диван с авторучкой. Первые слова отгадывались легко, потом пошла какая-то ерунда, какие-то специфические слова, например, снасти рыбака. Стал перебирать в уме: блесна, крючок, поплавок, леска, грузило. Ничего не подходило. Пришлось разгадать несколько слов поперек. Снастью оказалась мормышка. Он про мормышку слышал, но что она собой представляет, не знал. Стало скучно. Газетку порвал и выбросил в мусор.

Заварил себе растворимый кофе, сделал бутерброд с колбасой. Медленно выпил и съел, пытаясь потянуть время. Отнес чашку в кухонную мойку. Поставил сверху на гору посуды. Походил по квартире. Вновь подошел к книжному шкафу, потрогал том Оскара Уайльда, но вынимать его не стал. Вернулся на кухню. Увидел коробку с оставшейся одинокой конфетой. Конфету не хотелось, он переложил ее в сахарницу.

Притащил коробку в кабинет, достал с полки клей ПВА и начал обклеивать коробку белой писчей бумагой. Пока еще не зная, зачем. Обклеил всю коробку, поставил ее на отопительную батарею посушить. Пошел на кухню делать еще чашку кофе. Пить не хотелось, буквально заставил себя. Пока пил мелкими глотками горячий кофе, созрела мысль. Достал фломастер и красивым почерком написал на коробке: «шкатулка для карандашей». Потом проинспектировал ящики письменного стола, собрал все карандаши, их оказалось немного. Пошел на кухню, кухонным ножом попробовал заточить карандаши, грифели обламывались. Пришлось искать точилку. Наточил карандаши, уложил их в сделанную шкатулку. Чего-то не хватало. Разрисовал коробку этими же карандашами. Осмотрел свою работу, испытал неподдельное удовольствие. И от разрисованной коробки, и от качества работы. Сунул коробку в нижний ящик письменного стола.